С.Н. Опрятный, О.С. Опрятная

КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ВЛАСТЬ(власть идей и людей)

Монография

Запорожье, 2010

Рецензенты:

В.И. Бочелюк, доктор психологических наук, профессор;
С.Л. Катаев, доктор социологических наук, профессор;
А.Г. Мордвинов, доктор наук государственного управления, профессор.

В монографии обсуждаются проблемы влияния чужой концептуальной власти на потерю государством собственной концепции развития. Методологическую основу исследования составляют системный, комплексный и ретроспективный подходы к изучению обозначенных проблем, логический анализ, а также теоретические и методологические труды и разработки. За исходную точку для рассуждений взято выдвинутое академиком Международной академии информации К.П. Петровым в труде “Тайна концептуальной власти” положение о том, что любым государством невозможно реально управлять, если его руководители не владеют всеми шестью управленческими приоритетами и не реализуют самостоятельно концептуальной власти.

Для студентов факультета управления, преподавателей и всех, кто интересуется проблемами концептуальной власти.

СОДЕРЖАНИЕ

От авторов

Данная монография является результатом изучения такого понятия и явления, как “концептуальная власть” в жизни современных обществ в условиях развития новой парадигмы – “глобализация”.

Авторы знают, что человечество уже не раз стояло на грани своей гибели, готовясь использовать “научно обоснованные” виды оружия для защиты так называемых “мировоззренческих принципов” ограниченной кучки людей.

Мы понимаем, что любое явление или событие может рассматриваться разными людьми и с различных мировоззренческих позиций, что, в свою очередь, приводит как минимум к бестолковым спорам “с пеной у рта”.

Поэтому авторы никого не критикуют, не обвиняют и не предлагают готовых рецептов. В основу нашего методологического подхода положено признание диалектического характера мышления как совместного добывания истины в процессе сопоставления разных, часто диаметрально противоположных мыслей, их сравнения, определения и т.п. В соответствии с таким подходом, под методологией в данной монографии понимается только методология мышления (введения терминов, постановки вопросов и дачи ответов на них, установления истинности теорий и т.п.). Попытаемся изложить наше миропонимание в понятийном и интеллектуальном аспектах.

“Концептуальная власть” – это научный термин-словосочетание (устойчивое словосочетание), который в смысловом отношении является цельной лексической единицей. Теоретически буквальное значение составляющих его компонентов должно соответствовать смысловому содержанию. Однако на практике не все так просто. В данном случае даже образованному человеку трудно без специальных пояснений представить себе “концептуальную власть” как явление объективной реальности, как образ.

Нам (людям) кажется, что та реальность, в которой мы живем, включая людей с их внутренней сущностью, задана самой природой и является само собой разумеющейся, очевидной и существовавшей всегда. Но если рассматривать нашу жизнь в исторической ретроспективе, то нетрудно понять, что нормы нашей жизни формировались при определенных социальных отношениях и в определенных структурах власти. Мало кто, например, задумывается о том, когда и для чего были созданы психиатрические клиники, пенитенциарная система и другие подобные учреждения как атрибуты власти. Современному человеку они представляются извечными и совершенно естественными. Таким же представляет человек и самого себя – естественная данность.

Классическая методология ограничивала изучение власти государственными институтами, так как в центре ее исследований были жесткие структуры. О том, что власть распространена по всему социальному пространству и лишь концентрируется различным образом в отдельных его центрах, писали в своих работах Мишель Фуко и Норберт Элиас, положив начало формированию представления о новом образе социальной реальности.

Методология – это учение о системе научных методов и средств познания объектов или явлений реального мира. Поэтому для того, чтобы в общих чертах постичь глубину явления “концептуальная власть”, попытаемся для начала представить нашу жизнь в рамках Всеобъемлющей Матрицы, созданной Высшим Разумом (Абсолютом).

Здесь, внутри Матрицы, все процессы неразрывно связаны между собой и работают по заранее определенному сценарию. Мы не зря говорим “процессы”. Их много. И все они по своему характеру разнородны (общефизические, биологические, химические, внутриобщественные и др.).

Вполне допустимо, что каждый из этих процессов регулируется и контролируется в рамках специфических матриц, которые находятся внутри Всеобъемлющей Матрицы, и как бы взаимно вложены друг в друга. И если считать, например, что общефизические или биологические матрицы менее подвержены изменениям под воздействием внутренних и внешних факторов, то матрицы, охватывающие внутри общественные процессы, под воздействием тех же факторов очень быстро изменяются и прямо или косвенно оказывают влияние на судьбы народов, цивилизаций и человечества в целом.

Иными словами, в таких матрицах заложен сценарий поведения человека, о котором сам человек представления не имеет. В реальной жизни все, что он может, так это находиться в культурной среде, созданной по такому сценарию. Более того, на базе заложенного в нем генетического потенциала он принимает участие в развитии этой культуры и сам в ней развивается. Правда, развитие это происходит в основном на уровне осознаваемых привычек и бессознательных автоматизмов поведения.

Таким образом, матрицы, созданные на основе бессознательных автоматизмов (стереотипов) индивидов, охватывают процессы, протекающие лишь внутри общества. Следовательно, жизнь человека протекает в русле процессов, происходящих в рамках определенной матрицы, а стереотипы его поведения (добро – зло, хорошо – плохо, удовольствие – боль) определяются жизненными обстоятельствами (ситуациями).

Вполне естественно, что, живя в пределах одной матрицы и в рамках одной культуры, но под воздействием жизненных обстоятельств, люди, наделенные правом выбора, не могут одинаково воспринимать добро и зло. В результате алгоритм внутренней жизни матрицы нарушается. Образуются конфликтные ситуации, как на уровне межличностных отношений, так и на уровне личности и общества.

Казалось бы, само существование идеальной матрицы, где все предопределено, ставится под угрозу. Ведь где тонко – там и рвется. С одной стороны, в любую образованную брешь может проникнуть что-то от другой матрицы с иным типом культуры. С другой стороны, в эту же брешь может вытекать собственная культура. Памятуя о том, что свято место пусто не бывает, не сложно предположить, что в результате таких миграций “чистота” общества, находящегося в рамках матрицы, а также алгоритм общественных отношений в этом обществе не останутся прежними. Они видоизменятся вплоть до изменения самой культуры. Спрашивается, кому это выгодно, а кому нет?

Если говорить об индивидах, живущих стереотипами, то наверняка большинство из них этого просто не заметят. А если кто-то и заметит, то не станет разбираться, хорошо ли это или плохо по отношению к создателю матрицы, обществу в рамках матрицы или ему самому. Кому же тогда есть дело до всего этого?

Пока что наши рассуждения базировались на том, что матрица, созданная Божьим промыслом, идеальна и самоуправляема. Однако в самой ее идеальности заложено два полюсных понятия – “добро” и “зло”. Следовательно, идеальной такая матрица может быть только с позиции внешнего наблюдателя, который воспринимает ее опосредованно, как целое, и не видит всех внутренних процессов, происходящих в ней, или не хочет видеть до тех пор, пока это его не касается.

Теперь о “самоуправлении”. Принципы организации человеческого общества (социальной группы) мало чем отличаются от принципов самоорганизации животных. Многие животные, также как и человек, образуют группы. В них даже может быть длительная близость, взаимозависимость, а также взаимодействие для достижения общих биологических целей. Управление такой группой осуществляет “вожак” как ему заблагорассудится, вплоть до “самодурства”, если выражаться в рамках человеческих понятий. Это “самодурство” не подлежит контролю или ограничению. Оно может быть заменено лишь “самодурством” другого вожака, но только после физического устранения первого. Как видим, в данном случае власть вожака опирается лишь на собственную силу и вполне обходится без каких-либо дополнительных структур.

Однако термины “общество” или “социальная группа” могут быть применены только к человеку, поскольку связи, объединяющие группы людей, определяются не только биологическими потребностями, но и суммой общественных отношений. Человеческим обществом также может управлять “вожак-самодур”, захвативший власть. (В современную эпоху к власти можно прийти, власть можно захватить, власть можно купить). Вот поэтому и именно для того, чтобы обезопасить общество от самоуправства и для осуществления контроля над властью вожаков, человек изобрел такую структуру, как “государство”, способную контролировать власть. Власть же, в свою очередь, вынуждена искать способ для осуществления контроля над государством. В связи с этим власть и государство становятся антагонизмами. В этой борьбе государство может просто исчезнуть, а власть спокойно может без него обойтись.

Как может самоуправляться матричное общество, в котором активно действуют два антагонизма – “добро” и “зло”? Вполне допустимо, что для поддержания в нем определенного баланса этих сил должна существовать еще какая-то сила, непосредственно и на реальном уровне связанная с процессами, происходящими внутри всей матрицы.

Более того, если общество подвластно частной матрице или набору матриц в рамках Всеобъемлющей Матрицы, то должны существовать и люди, которые способны наполнять матрицы содержанием. Иными словами, это люди, способные вмешиваться в цепь событий, чтобы как-то их изменить, способные порождать, преобразовывать и уничтожать эти частные матрицы и тем самым осуществлять контроль над обществом, определять концепцию его жизни и предопределять его судьбу.

В результате любое государство может стать заложником концептуальной власти и практически лишиться государственности, оставаясь таким лишь номинально. Причем чем меньше государство (территория, население, ресурсы и т.п.), тем больше у него шансов потерять свою государственность.

Процесс этот происходит не по щучьему велению, но по хотению таких людей. Все, что для этого нужно, это обладать набором средств управления и методикой их применения для управления людьми в государстве и для ведения различных войн между разными государствами. Исходя из вышеизложенных представлений о власти вообще и о сути концептуальной власти в частности, можно предложить следующие формулировки:

1. Концептуальная власть – это власть на основе матричных процессов.

2. Концептуальная власть – это высший всеобъемлющий уровень социального управления, представляющий собой совокупность власти конкретного набора базовых идей (власть концепции) и власти людей, осмысленно и целенаправленно реализующих эти идеи.

3. Концептуальная власть – это власть идей и людей.

Вступление

В научных и общественных дискуссиях на слуху такие понятия, как “интеграция”, “глобализация”, “диалог культур”, “золотой миллиард”, “устойчивое развитие”, “интернационализация”, “информационная революция”, “поликультурализм”, “мультикультурное образование”, “интегрирование образовательного пространства” и ряд других. Это напрямую связано с тем, что мировоззренческие и духовные основания современной цивилизации, зародившиеся еще в античный период и сформировавшиеся как парадигма в философии и науке Нового времени, требуют качественных изменений.

Речь идет о смене типов цивилизационного развития. До сих пор все попытки объединить мир, в том числе и на ценностях либерально-демократической системы, не увенчались успехом. Как бы того не хотелось глобалистам, мир не стал единым. Он остался мозаичным, разным, различным.

Можно предположить, что в ответ на очередную попытку искусственно объединить мир цивилизации ответят еще большим погружением в себя, в свою идентичность. Образуется новое поле цивилизаций, сталкивающихся между собой и разламывающих привычные прежние границы.

Сегодня можно констатировать, что С. Хантингтон, директор Института стратегических исследований при Гарвардском университете, оказался прав: мы имеем дело со столкновением цивилизаций. “В обозримом будущем не сложится единой универсальной цивилизации. Напротив, мир будет состоять из непохожих друг на друга цивилизаций, и каждой из них придется учиться сосуществовать со всеми остальными”, – к такому заключению приходит С. Хантингтон в своей статье “Столкновение цивилизаций?” (“The Clash of Civilizations?”).

Раскол по линии ценностей проходит не только между Западом и Востоком, но и на самом Западе. Оказалось, что и Запад состоит из разных цивилизаций – европейской и американской. У них много общего, но они далеко не тождествены. Америка стремится установить “однополярный” мир. Франко-германская Европа резко выступила в качестве претендента на авангард “многополюсного” строительства. Борьба между двумя сторонами будет носить ожесточенный характер. США видят себя как глобальный полюс либерализма, Европе ближе социал-демократия, России – евразийство. Чем дальше на Восток – тем сложнее. Китаю подходит реформированный коммунизм, Северной Корее – нереформированный, Японии – особый вид национал-капитализма, а арабскому миру нужна исламская цивилизация (панисламизм). Идет битва за трактовку смысла современности, и мнения по этому поводу разделяются. На повестке дня – диалог цивилизаций, спор цивилизаций, но никак не “конец глобальной, общемировой истории”, связанный, согласно концепции американца Ф. Фукуямы (XX в.), с ликвидацией между двумя системами – СССР и США – глобального противоречия, то есть той основной движущей силы, которая как раз и заставляет вращаться колесо исторического процесса.

Нам не дано знать, чем закончится противостояние, но мы точно знаем, что битва за “смысл истории” именно в новом веке – XXI – сможет приобрести свой окончательный концептуальный формат, а также знаем, что в адекватном выборе состоит глубинная миссия человечества, призванного усвоить и запечатлеть в решающем духовном акте великую силу, движущую временами, континентами и душами людей.

Поэтому в начале нового, XXI в. особую актуальность и значимость приобретает анализ тех глобальных тенденций, которые, зародившись в XX в., будут иметь продолжение и в настоящем столетии, бросая тем самым вызовы человеческой цивилизации, ее способности противостоять негативным тенденциям и поддерживать тенденции прогрессивные и созидательные.

Достижения человечества в области общественных отношений далеко не равны его достижениям в области естественных наук и технологий. Всего лишь несколько столетий потребовалось людям, чтобы объяснить множество тайн окружающего мира. Современные знания о земле и ее ресурсах, накопленные сведения об открытом космосе превосходят представления первобытных людей, знания античных ученых и средневековых философов. Обобщенные знания позволяют человеку строить огромные дамбы, оросительные системы, бороться с засухами и наводнениями, осваивать целинные земли. Люди научились контролировать чуму и много других болезней, поэтому продолжительность их жизни возрастала. Современные технические достижения позволяют во многих развитых странах обеспечить население едой, одеждой и кровом, а научные исследования сегодня связаны с такими проблемами, как ядерное деление, электроника и изменения в человеческой клетке.

К сожалению, все технические достижения не смогли решить проблем во взаимоотношения между людьми. Межличностные и общественные отношения, как и много веков назад, остались на прежнем уровне, и проблем не стало меньше.

Сложность явлений нашей цивилизации и несомненные успехи естественных наук в сравнении с науками общественными приводят людей науки и просто мыслящих людей к невидимым своеобразным барьерам, которые современные знания преодолеть не в состоянии. Одним из таких барьеров является “власть” как неотъемлемая составляющая нашего бытия. Представить ее отсутствие в нашей жизни невозможно. Понимают же ее по-разному.

Власть – право и возможность распоряжаться, руководить кем-, чем-либо [4, с. 151].

Власть – “преобразующая способность” человека, то есть способность вмешаться в цепь событий, чтобы как-то их изменить (Гидденс, 1985) [3, с. 85].

Власть – в общем смысле способность и возможность оказывать определенное воздействие на деятельность, поведение людей с помощью каких-либо средств – воли, авторитета, права, насилия [3, с. 212].

Власть представляет собой по самой своей сути человеческий феномен (не природный), а это значит – социальный и исторический. Власть предполагает существование некоего общества (или государства в самом широком смысле слова), то есть нечто отличное от стада животных, в котором нет возможности “реакции”; общество же предполагает историю (не одну лишь биологическую природную эволюцию) [28, с. 77–93].

Власть – это способность отдельных индивидов или членов групп достигать определенных целей и реализовывать свои интересы. Власть – неотъемлемая часть любых человеческих отношений.

Приведенные формулировки – это формулировки, характеризующие формальную власть, обладающую правом и возможностью предопределять и формировать от собственного имени (собственного “Я”) будущее определенной социальной структуры или общественного образования, путь развития общества. Такая власть дает право на лидерство в том или ином общественном образовании, а за это право необходимо постоянно бороться. Многие конфликты в обществе происходят из-за борьбы за власть, поскольку от того, какой властью обладают индивиды или группы, зависит возможность реализации их интересов на практике.

Поэтому в основе организации формальной власти стоят силовые структуры, которые помогают реализовать властное “Я”. Параллельно эти же структуры в интересах властного “Я” прилагают максимум усилий для того, чтобы остальные (невластные) “Я” состояли лишь из инстинктов и рефлексов. Это жизненно необходимо, потому что уделом формальной власти является узурпация власти и постоянный страх политической конкуренции.

Власть – это одна из тайн нашей цивилизации, заключающаяся в стремлении одних людей управлять другими. Первичное стремление властвовать не базируется на физической силе или слабости, на бедности или богатстве, на глупости или гениальности, на невежестве или образованности, на культуре или бескультурье. Не определяется оно возрастными категориями или половой принадлежностью. Тяга к власти присутствует у каждого из нас в глубинах подсознания. Поэтому вольно или невольно каждый человек пытается проявлять ее на свое окружение (как одушевленное, так и на неодушевленное), ибо от мнения человека, не наделенного властью, мало что зависит или вообще ничего не зависит.

В то же время власть, основанная на физической силе, – это иллюзорное понятие. Было бы неверно, например, говорить, что гигантские животные в доисторическую эпоху властвовали над остальными: они доминировали. Но власть и доминирование – это не одно и то же.

Да, доминант – это тот, кто больше и сильнее. Это дает ему возможность без особых препятствий идти, куда хочется, и есть то, что хочется и сколько хочется. Но заставить других добывать ему еду гиганту оказалось не под силу. Повинуясь инстинкту и неимоверному обжорству, динозавр, например, вынужден был что-то есть, чтобы передвигаться, и передвигаться, чтобы что-то есть. Не умея организовать и подчинить себе подобных в интересах собственного желудка, доминант в конце концов умирал от голода, хотя и был крупнее и сильнее в окружающем его мире, и его мало кто осмеливался трогать.

Как видим, сила – это тупиковый путь прихода к власти. Выжить только с позиции силы нельзя. Нужны еще какие-то качества, чтобы организовать себе комфортную жизнь с помощью других.

С позиции теологии, люди рождаются равными, и поэтому власти одного человека над другим как бы и быть не должно. Однако Бог дал человеку право выбора. Поэтому каждый волен выбирать, властвовать ли ему или быть подвластным, по крайней мере, в отношениях “человек – человек”. Власть и ее отсутствие часто ассоциируются с сытостью и голодом, с уютом и неустроенностью, с добром и злом, a следовательно, с постоянным противостоянием.

Это процесс непрерывный. Меняются лишь властители и подвластные, причем нередко местами. Наше время не является исключением. Однозначно говорить о природе власти едва ли уместно. Существует несколько подходов.

Биологический подход признает власть присущей биологической природе человека. А поскольку биологическая природа человека и животных является общей, то признается наличие властных отношений не только в обществе, но и в животном мире. Истоки биологического подхода к пониманию власти коренятся еще в античной философии. Но между отношениями в обществе и в животном мире существует принципиальное отличие, потому что отношения в обществе имеют сознательный характер, тогда как в животном мире они предопределяются инстинктами и рефлексами.

С позиции общественных отношений, имеет смысл антропологический подход, который связывает понятие политической власти с общественной природой человека и распространяет его на все социальные, в том числе и доклассовые образования.

Власть – это влияние одной части общества на поведение другой в желаемом для себя направлении.

Власть является отношением, а следовательно, предусматривает наличие двух сторон. Основной особенностью властного отношения является подавляющее влияние одной его стороны на другую. Сторонники этого подхода доказывают наличие политической власти на всех этапах развития общества. Поэтому сторону с подавляющем влиянием будем в дальнейшем называть субъектом, а сторону, которая это влияние испытывает, – объектом властного отношения.

Политологи подходят к пониманию власти на основе органической связи власти и политики и связывают их существование лишь с определенными этапами общественного развития, для которых характерной чертой является наличие специальных общественных институтов осуществления власти, в первую очередь государства.

Поэтому основными концепциями власти считаются следующие:

• телеологическая (способность достижения поставленных целей, получения намеченных результатов);
• реляционистская (отношение между двумя партнерами, когда один из них – субъект – оказывает определяющее влияние на другого – объект);
• системная (соединяет все элементы политической системы таким образом, чтобы это способствовало сбалансированному состоянию как самой системы, так и общества в целом);
• бихевиористская (власть – особенный тип поведения, при котором одни люди командуют, а другие – подчиняются, стремление к власти провозглашается доминирующей чертой природы человека);
• психологическая (человек подсознательное отдает преимущество рабству перед свободой ради избежания ответственности).

Специфика же государственной власти заключается в том, что она осуществляется специальным аппаратом, распространяется на всю территорию страны и наделена монополией на принятие законов и применение принуждения.

Немало людей, способных рассуждать о будущем нашей страны, не воспринимает положительно ни предыдущий псевдокоммунистический режим, ни те изменения на грани катастрофы, которые постоянно навязываются нашему народу на протяжении последних лет. Поневоле вспоминаются слова “Интернационала”, написанного Эженом Потье в 1888 г. и переведенного на русский язык в 1902 г. поэтом А.Я. Коцем: “Вставай проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов! <...> Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим...”.

Напрашивается мысль о том, что в исторической ретроспективе с упорным постоянством существовало какое-то насилие (зло), которое кем-то осуществлялось относительно голодного и раба, которые, в свою очередь, с определенной периодичностью (в условиях отдельно взятого государства) или постоянно (в глобальном масштабе) пытались это насилие (зло) уничтожить, причем абсолютно до основания.

Исторический опыт говорит нам о том, что это заблуждение. “Новый мир” строился, как правило, на той же основе или с использованием ее обломков. Мы уже разрушали капитализм в России и на его обломках строили социализм. Теперь развалили социалистическую систему и на ее обломках строим непонятно что. И каждый раз находятся объяснения, почему произошло не так, как было задумано.

Информировали народ об этом примерно так: “Демонтированы основные фундаменты тоталитарной системы. Наше государство уверенно стало на магистральный путь, которым идет все человечество… В основном преодолен длительный разрушительный кризис… В стране утверждается новая политическая ситуация”. Народ проглатывал все это, надеясь на то, что вот оно пришло – наконец-то – светлое будущее. Но не тут-то было. Светлое будущее опять оказывалось на прежнем месте – далеко-далеко, а настоящее уж никак нельзя было назвать добрым словом, потому что народу было плохо.

Поэтому проблема насилия (зла) и борьбы с ним существует и сегодня, но, похоже, понять ее источники для непосвященного законопослушного и терпеливого члена нашего общества не является возможным из-за отсутствия надлежащих знаний в области организации управления государством. Более того, те, кто организует и осуществляет строительство “нового мира” на обломках предыдущей системы управления государством, имеют обыкновение весьма призрачно, неполно или перекручено подавать обществу знания о его укладе, хотя бы потому, что сами этими знаниями достаточно не владеют.

Традиционное народовластие, осуществляемое с помощью трех “независимых ветвей власти” – законодательной, исполнительной и судебной – предметно-образное мышление человека не может представить без ствола и корней. Возникает вполне естественный вопрос: “Почему эти ветви не засыхают?” Ответа на него не существует. Поэтому многократное повторение о том, что это так или иначе привело к образованию дежурного догмата по принципу: “Если вы не можете понять, почему это так, значит, это вам не дано, а если не дано, то примите на веру, а приняв на веру, скажите другим, пусть тоже не расточают время в поисках ответа”. Подобные догматы, которые передаются от поколения к поколению, способствуют образованию социальных групп, которые воспринимают абсурд как аксиому, что закрепляется в разумах многих людей и становится их знанием.

Мы живем в социальной реальности, иными словами, в действительности, сотворенной человеком на основе преобразования природы и включения ее предметов и свойств в социальное содержательное функционирование. Наиболее известный принцип социальной реальности – “большая ложь”, согласно которому, преувеличенная ложь легче убеждает людей, чем реалистическая ложь. Этот принцип был известен в древности и продолжает находить применение и в наши дни.

Во взаимоотношениях “личность – государство” этот принцип проявляется в социальной несправедливости – совокупности несправедливых поступков, публичных отношений, унижающих человеческое достоинство и сужающих сферы свободной жизнедеятельности. Поэтому переход от несоблюдения принципов социальной справедливости к социальной несправедливости ведет к конфликту между обществом и властью. Социальным группам приходится выражать свои интересы с помощью акций протеста.

Ответы на вопрос о том, кто же нами руководит, на основании каких знаний, какая концепция управления, безусловно, помогли бы раскрыть теневую сторону всевозможных управленческих догм и новых псевдодемократических разработок об укладе государства и системе власти. Категорические ответы могут привести к спору. Нас же интересует дискуссия на страницах научных изданий.

Поэтому в поисках ответа на эти и подобные вопросы мы заинтересовались достаточно категоричным заявлением кандидата технических наук, академика Международной академии информатизации К.П. Петрова. В своей книге “Тайна концептуальной власти” он пишет: “Эти знания хранятся самыми мудрыми людьми, которые сами определяют круг своего общения. Они не ограничены временем, им не интересны чужие структурные тайны и им даже в голову никогда не приходило собирать компромат на кого бы то не было. Такие принципы дали им возможность сберечь и развивать эту систему знаний в масштабах не только веков, а даже тысячелетий”.

Мы не осмелились принять на веру эту информацию и решили сравнить ее с результатами исследований и выводами современных ученых, которые прямо или опосредствованно работают в этом направлении.

Поэтому изначальную цель нашей работы как пилотного исследования мы видим в тезисном поэтапном анализе сути новых для нас понятий (или понятий, которые трактуются по-другому). Достаточно Общей Теории Управления, которая подается ее авторами как стержень системы знаний Концепции Общественной Безопасности “Мертвая вода”, и сравнения этих знаний с понятиями (если такие имеются), общепринятыми в современных управленческих структурах.

Концептуальная власть (власть идей и людей)

Власть – не средство; она – цель.
Диктатуру учреждают не для того,
чтобы охранять революцию;
революцию совершают для того,
чтобы установить диктатуру.
Цель репрессий – репрессии.
Цель пытки – пытка.
Цель власти – власть.
Дж. Оруэлл

РАЗДЕЛ 1 Концептуальные основы государственного управления

Кажется, люди – самые примитивные создания во Вселенной....
они даже друг друга понять не могут...
Прячутся по норам... делают всюду плохо,
как будто отравить кому-то жизнь –
самый прекрасный поступок.

1.1. Концептуальная власть, или власть концепции

Тезис, выдвинутый К.П. Петровым в его труде “Тайна концептуальной власти”, о том, что “концептуально безграмотная верхушка любой страны является лишь управленческой периферией целостной системы управления планетой Земля”, и о том, что “именно на основе дозирования знаний выстроенная глобальная пирамида, в которой каждый по мере понимания работает на себя, а в меру непонимания – на того, кто понимает больше”, на наш взгляд, является своеобразным эпиграфом ко всей его работе, а следовательно, основополагающим для нашего исследования.

Анализ мы начинаем с отношения к понятию “концепция” (лат. conceptio – соединение, совокупность, система; франц. conception – понимание, узнавание; замысел) [50, с. 161]. С позиций социологии знания (теоретической области социологии), предметом которой является взаимосвязь человеческого мышления и социального контекста, в рамках которого он возникает, термин “концепция” можно понимать как “точку зрения”. То есть это способность воспринимать, рассматривать, понимать то, что происходит, и определять свою точку зрения.

Этой способностью наделен как каждый индивид, так и разные общественные структуры (семья, группа по интересам, политическая партия, фракция, общественная организация и т. п.), с той лишь разницей, что понимать можно так, как есть в действительности (правильно), или неправильно (с ошибками).

Исторически ни в широком, ни в узком смысле эта проблема не нова. Понимание того, что ценности и мировоззрения имеют социальное происхождение, прослеживается уже в античности. По крайней мере в эпоху Просвещения это понимание становится главной темой современного западного мышления.

Например, изречение Б. Паскаля (1623–1662 гг.), одного из самых знаменитых людей в истории человечества, гласит:

“То, что истинно по одну сторону Пиренеев, ошибочно по другую”.

Следовательно, количество концепций может быть бесконечным. Жить по каждой из них можно, но руководить даже небольшим государством сложно. Поэтому неминуемой является борьба концепций, в результате которой какая-то из них становится главенствующей (не равняется правильной), и на базе ее концептуальных знаний организуется концептуальная власть в государстве. То есть концептуальной можно считать власть, базирующуюся на концепции, которая победила другие концепции по месту и времени и поэтому считается правильной.

Однако побежденные концепции, как правило, никуда не исчезают, поскольку также имеют набор знаний, которые постоянно пополняются, совершенствуются, обобщаются и в результате претендуют на право называться “концептуально правильными”.

Это вынуждает, в свою очередь, концептуальную власть защищать свои концептуальные знания, которые стали основой власти, посредством всевозможных ограничений от влияния извне. То есть то, что хорошо с позиции одной концепции (например, той, что находится у власти), расценивается как плохое или даже преступное в другой. И если тезис взять за основу, то любая пирамида власти выстраивается именно на основе дозирования знаний. Поэтому для защиты своих концептуальных знаний власть активно создает и использует законодательную базу, “нормативное обеспечение участия граждан в осуществлении государственной политики”, ограничивает доступ к информации, проводит реформы и осуществляет контроль. “Контроль по состоянию дел в отдельных отраслях управления и правдивая информация об этом состоянии, выявление имеющихся нарушений, а то и некомпетентности, вынуждают правительство вместе с органами исполнительной власти искать выход из такой ситуации и принимать радикальные меры” [13].

“...Информацию с ограниченным доступом можно рассматривать не только как предмет правоотношений в правовой системе, но и как предмет отношений государства, юридических или физических лиц. Информация с ограниченным доступом выступает неотъемлемым регулятором общественных отношений и поэтому имеет большое влияние на государственное управление в целом” [49].

В течение очень длительного времени власть, основанная на концептуальных основах, успешно справляется с заданием дозирования знаний на ступенях пирамиды власти. Сравнение В.А. Истархова о том, что “в древние времена раб, опутанный цепями, был гораздо свободнее сегодняшнего человека-раба, у которого цепи внедрены в собственную голову, в собственное сознание”, вполне отражает результаты деятельности власти в этом направлении.

Лишь в последнее время бурное развитие информационных технологий делает информацию (знание) более доступной для широкого круга заинтересованных, что привело, в свою очередь, к новым видам преступлений – компьютерным, борьба с которыми посредством законодательства (ограничений) стала проблемой власти стран всего мира. Однако “за государством остается первое и решающее слово в борьбе с коррупцией, чиновническим всевластием и своеволием. Именно это является сегодня наибольшим препятствием для общественного прогресса” [8].

Таким образом, можно сделать вывод о том, что автор тезиса и авторы научных публикаций свидетельствуют о наличии множества локальных пирамид власти, основанных на определенных концептуальных знаниях. Поскольку мы рассматриваем власть не как абстрактное понятие, а как приоритетное постоянное влияние со стороны определенного лица на всё общество, организацию или группу, то определение круга своего общения (верхушки власти) с хранением в нем тайны концептуальной власти мы относим к категории допустимых мероприятий. Мы бы не стали называть эту власть и ее верхушку концептуально безграмотной, потому что она грамотная в пределах доступных ей знаний (дозированных), с которыми она и входит в целостную систему управления планетой (естественно, как составляющая определенного уровня управленческой пирамиды).

Проблема заключается в другом: этими знаниями нужно уметь пользоваться. Особенно это относится к личностям, пришедшим к власти или ее захватившим. Согласитесь, что можно закончить несколько учебных заведений, получить огромный объем информации и при этом смутно представлять, как ею пользоваться. В терминологическом плане если “образование” – это набор дипломов об окончании учебных заведений, то “образованность” – это умение применять эти знания на практике. Следует также отметить и то, что существующая система образования не особенно чистоплотна в наборе предоставляемых знаний. За дипломом выпускника порой кроется больше ненужной информации, чем полезной. В школах и институтах, например, много времени отводится на изучение иностранных языков. Результат плачевный. Выпускники обладают огромным набором иностранных слов, но не могут использовать их в элементарной беседе. А как отнестись к врачу, который щеголяет латинскими терминами, но практической помощи больному оказать не в состоянии? Естественно, возникает предположение, что кому-то нужно засорять головы обучаемых ненужной информацией.

Если же избавиться от этого информационного хлама, то с определенной степенью уверенности можно утверждать, что на локальных уровнях этих знаний вполне достаточно, чтобы в течение какого-то промежутка времени удерживать власть и осуществлять управление конкретным регионом.

Следующий тезис, выдвинутый К.П. Петровым, довольно сложен в понимании. Суть его сводится к следующему: “Феномен концептуальной власти состоит, в первую очередь, в том, что она автократическая по своей природе, ее никто не выбирает. Концептуальная власть может рассматриваться в двояком значении: как власть конкретного набора идей, взятых в реализацию (власть концепции), и как власть людей, которые понимают эти идеи и вводят их в жизнь общества. Если ограничить рассмотрение власти земными социальными силами, то на вершине управленческой иерархии стоит концептуальная власть как высший уровень социального управления”.

Анализируя данный тезис, мы понимаем, что автор тезиса имеет в виду какую-то никому не известную, саму по себе существующую, всеобъемлющую, всезнающую, самосовершенствующуюся силу, объединенную в концептуальный центр, которому абсолютно все равно, знает о его существовании множество управленческих структур человеческой цивилизации или нет. Он (центр) осуществляет управление всеми властными структурами в экологической системе, которые имеет биосфера нашей планеты, на уровне подсознания, определяя, какую информацию, кому и когда необходимо перевести из подсознания на уровень сознания. То есть сознание, которое извлекает образную информацию из подсознания, будто вполне зависит от “прихотей” концептуального центра и извлекает ровно столько информации в реальном масштабе времени, сколько необходимо центру для манипулирования индивидами, которые находятся у власти на разных уровнях пирамиды власти.

Базируясь на подобных размышлениях, можно прийти к выводу о том, что все теории власти, теории лидерства, теории элит, технологий управления и т.п. – не что иное, как никому ненужные догмы локального характера, разрабатываемые лишь для того, чтобы постоянно противоборствовать в угоду лидерам, которые приходят к власти или ее захватывают. Всё равно будет так, как угодно тем, кто находится на вершине концептуальной власти и владеет инструментами управления.

Так же, как и автор тезисов, мы признаем объективное существование единственного для всех людей Земли Бога. В нашем понимании только Он имеет полноту информации и способен, один раз создав, влиять на наше сознание и подсознание. Но поскольку Бог создал идеальный порядок, а мы постоянно его нарушаем и вынуждены из-за собственного слабоумия жить беспорядочно, выходит, есть еще какая-то сила (зло), которая может постоянно вмешиваться в наше сознание и подсознание, определять круг наших понятий, за пределами которого мы не можем не только грамотно руководить государством, но и руководить собой как личностью. Поэтому, воспринимая Бога как единственную духовную основу человека, мы не можем не уважать ту силу, которая непосредственно влияет на его материальную сущность.

Рассуждая подобным образом, мы дошли до очередного тезиса К.П. Петрова, который имеет теологический характер. Вполне обоснованно автор тезиса заявляет о том, что “по существу, в течение всей истории на планете Земля длительная беспрестанная борьба двух концепций жизнеустройства: концепция (замысел) жизни людей в согласии с Богом, Божьим Промыслом, концепция добропорядочности, концепция Богодержителя на Земле, и концепция сатанинская, античеловеческая, концепция жизни вопреки Божьему Промыслу, концепция зла, когда “каждый за себя”, “живем один раз...”, “после нас хоть потоп...”.

В своем анализе нам не хотелось бы вступать в теологический спор. Достаточно того, что в своих рассуждениях мы уже подчеркивали, что одно и то же событие или явление человек воспринимает и понимает по-разному. Следовательно, он должен уметь различать добро и зло. Но невозможно узнать, что такое добро, не познав, что такое зло, и наоборот. Например, фашистская Германия (как государство) напала на Советский Союз с целью захвата территории и людских ресурсов в интересах обеспечения своего народа дешевым сырьем и рабочей силой. По отношению к своему народу государственная машина Германии проявляла заботу, то есть несла добро. Для народов Советского Союза фашисты несли зло, потому что выполняли свою задачу варварскими методами и отбирали у людей результаты их полезной жизнедеятельности.

Народы СССР вынуждены были защищаться и убивать поработителей. Иными словами, совершать добро по отношению к своим согражданам. Но в то же время, убивая немецких солдат и офицеров, они оставляли немецких детей сиротами, а их матерей – вдовами, совершая по отношению к ним зло.

Как видим, добро и зло – понятия относительные. Поэтому не удивительно, что людям постоянно подсказывают, что и как следует понимать. Каждый человек имеет какое-то, пусть даже самое примитивное представление о причинно-следственных связях в жизни общества. Люди объединены в социальные группы и одновременно живут в нескольких социальных группах, в которых складываются традиционные представления (знания) о смысле жизни и цели бытия. В связи с этим убедить их в достоверности новых знаний, которые не отвечают традиционным представлениям, достаточно сложно.

Исторически этому способствовало жречество, которое в процессе общественного самоуправления при распределении полной функции управления на специализированные виды внутренне-общественной жизни имело высшую власть. С исчезновением жречества из структуры национальных обществ последние потеряли концептуальную самостоятельность управления, что стало причиной их этического падения. Возникла необходимость закона (законов), который сдерживал бы аморальность и зло, а по существу, внешними принуждениями и угрозами оградил бы пирамиду власти от внутренне недоброго общества, потому что любой закон является следствием тех или иных основ общества.

Борьбу со злом и за нравственность людей взяла на себя Церковь. На основании этого можно сделать вывод, что Церковь является правопреемником жречества, которое владело концептуальными знаниями, и сама ими владеет.

Свои основные законы Церковь получила от самого Христа, другие законы она создавала сама, властью, которую он вручил ей [63, с. 6]. (Сейчас не будем уточнять, насколько корректно Церковь в разные времена пользовалась этой властью. Сошлемся лишь на одно из многих мнений по этому поводу. Английский поэт Чосер Джефри (ок. 1340 – 1400 гг.) писал: “Кто для других законы составляет, пусть те законы первым соблюдает”).

По второй, античеловеческой концепции, приоритет отдается технологическим чудищам, а люди в ней игнорируются и становятся как бы рабами, которые служат им. Ощущение бессилия, депрессия и безразличие одних, цинизм, жажда, злоба и рвачество других создали негативное энергетическое поле, которое душит сегодня весь мир в целом и каждую страну в отдельности. Развитию возможностей человека придается второстепенное значение, что мешает естественному процессу его развития как вида “человек разумный”. Это становится понятным многим ученым, религиозным деятелям, этически высокоразвитым членам общества. Современной физикой доказано, что человек не сможет создать ничего более совершенного, чем то, что уже создано Высшим разумом.

Однако большинство из нас сегодня не знает о том, что теоретическая физика пришла к признанию Бога, сумела объяснить феномен человеческого сознания и феномены парапсихологии (такие как телепатия, телекинез, левитация, телепортация и т.п.), подтвердила существование тонкого мира, тонких тел человека, психической энергии и очень серьезно занимается поиском контактов с информационным полем Вселенной, или с Сознанием Вселенной. Были “совершены такие открытия, которые обусловили изменение парадигмы и в корне изменят и уже изменяют наше мировоззрение. Сенсационные факты, которые ошеломляют воображение, с одной стороны, и новые научные открытия – с другой, все больше и больше свидетельствуют о необходимости союза науки и религии” [59, с. 14–15]. Как писал в конце XIX в. французский философ Э. Шюре, “...религия отвечает на запросы сердца, отсюда ее магическая сила, наука – на запросы ума, отсюда ее непреодолимая мощность. Религия без доказательства и наука без веры стоят друг против друга недоверчиво и враждебно, бессильные победить друг друга” [20].

Рассуждая вместе с авторами научных публикаций, мы еще раз убедились, что религия – это знание предыдущих цивилизаций, полученные ими в результате исследований, и, в первую очередь, это знание о Боге и душе.

Однако человеку современной эпохи простого утверждения, как правило, маловато – ему более близко научное обоснование. Современный человек не привык верить, он приучен знать. Знания же он приобретает в основном теоретически и виртуально, и лишь потом при случае подтверждает или отрицает их, основываясь на личном практическом опыте. Таким образом, мир он познает широко, но поверхностно, что делает его заложником чужих понятий и кем-то придуманных идеалов. Подавляющее развитие научных представлений породил в общественном сознании характерный “наукоцентризм”, который выражается в предоставлении науке монополии на истину. Сам термин “научность” является синонимом истинности.

Поэтому, по нашему мнению, современное общество находится в состоянии, когда наступило время осмыслить религиозные знания с позиции современной науки. Восприятие жизни как безвыходного кошмара должно прекратиться. Мы дошли до такой границы, когда начинаем получать опасные знания. Перспективы последующего прогресса прикладной науки поставили под угрозу существования самого человечества. Тяжело поверить в то, что можно ввести какой-то мораторий на определенные исследования в области, например, генной инженерии, клонирования. Конечно, он будет нарушен в тайных лабораториях ради обогащения, власти, славы, ради многих и многих искушений, предложенных носителем зла.

Для этого необходимо осмыслить нравственность скрытых знаний, которые являются основой концептуальной власти, а следовательно, и нравственность этой власти. Мы вынуждены допустить наличие скрытых знаний, на которых основывается концептуальная власть. А если так, то следует допустить и наличие структуры или людей, которым эти знания принадлежат, людей, которые владеют приоритетами власти, но которых мы не знаем. Об этом и другом и пойдет разговор в дальнейшем.

1.2. Принципы эффективности политической власти

Власть, которую оспаривают
и противоречиво интерпретируют,
уже не власть.
С.Н. Паркинсон

Профессор Г.И. Мостовой считает, что управление, как и любая сфера человеческой деятельности, является конкретизацией его общей философско-методической закономерности. Поэтому основные категории управления и их взаимосвязь в управленческой практике в значительной мере определяются философским мировоззрением руководителей [18, с. 120].

Искусство управления существует столько, сколько существует человечество. Теория управления возникла позже, формируясь в недрах философии. Философия управления раскрывает природу его законов и закономерности. Вообще управленческие знания перестали быть узкоспециализированными, все больше становясь сущностной характеристикой жизнедеятельности человека. Трудовая деятельность человека естественна (природна) и имеет ценность как для самого человека, так и для организации, где он работает. Создание условий раскрытия индивидуальности каждого человека, привлечение его к управлению коллективом является залогом успешной деятельности организации.

В настоящее время изменяются взгляды на стили руководства, распределение ответственности и власти в организации, коллективное управление и самоуправление. Это объясняется тем, что в мире сейчас действуют новая закономерность, которая еще не познана наукой управления.

Каждая сфера общественной жизни имеет четко выраженную специфику, в которой проявляется ее социальная направленность. Под спецификой обычно понимают совокупность особенных качеств, признаков, какие присущие данному предмету, явлению. При рассмотрении специфики речь идет об особенностях, отличающих данный предмет или явление от всего другого.

Прав А.Г. Конфисахор, кандидат психологических наук, доцент кафедры политической психологии СПбГУ, который считает, что получить, завоевать и добиться власти намного проще, чем ею распоряжаться и удержать. Необходимо встраиваться в высокий темп жизни, ее изменений, формировать инструменты контроля, осуществлять прямую и косвенную регуляцию взаимодействия людей и системы общественных отношений, поддерживать оптимальный режим общественного существования.

Э. Канетти дает наглядный пример выражения действий власти, проводя параллель с действиями дирижера. Дирижер стоит в одиночестве. Он находится на возвышении, хорошо видимый оркестру и залу. Все – и оркестранты, и слушатели – подчиняются его движениям, приказания отдаются движениями руки или руки и палочки. Дирижер – вождь всех собравшихся в зале. Он видит весь оркестр, и каждый, в свою очередь, чувствует и знает, что он его видит и слышит. Дирижер всеведущ, ибо каждый из музыкантов знает лишь свою партию, а дирижер – всю партитуру. Он точно знает, что позволено каждому в определенный момент и что делает каждый в данный момент. Он видит и слышит каждого в любой момент, что дает ему свойство вездесущности. Он управляет всеми сторонами морального мира, мановением руки разрешает то, что должно произойти, и запрещает то, что не должно. Он “разворачивает” весь сценарий (партитуру) в его одновременности и последовательности, становясь владыкой мира.

Отношение к власти, ее восприятие людьми субъективно и зависит от того, в каком образе власть и властители будут представлены в сознании человека, с чем ассоциироваться, какие вызывать эмоции и т. д. От сложившегося отношения к власти зависит ее эффективность, устойчивость, успешность и в конечном итоге возможность власти добиться поставленных целей. Решить эти и многие другие задачи возможно только тогда, когда наряду с другими средствами будут реализовываться “принципы эффективности” политической власти, к которым А.Г. Конфисахор относит: принцип сохранения, принцип своевременности, принцип действенности; принцип адекватности; принцип легитимности; принцип сохранения; принцип поддержки; принцип скрытности; принцип понимания. Коротко рассмотрим суть этих принципов.

Принцип сохранения. Он требует от политика и властителя отношения к власти как к единственно подлинной ценности, за которую необходимо бороться до конца. Все остальные ценности (в том числе обеспеченность, богатство и жизнь) – лишь производные от власти и с ее потерей теряются безвозвратно. Основная идея принципа – удержание и умножение власти всякими способами. С властью добровольно не расстаются (за редчайшим исключением); за власть борются, и борются до конца, несмотря на жертвы и цену, которая будет заплачена за ее сохранение. Власть подобна наркотику, от нее трудно отказаться, она ставит человека в пожизненную зависимость от себя.

Довольно парадоксально выглядит борьба за власть партий, которые сами себе присваивают статус коллективных носителей власти и сами себя допускают к борьбе за власть. Они властвуют над обществом, которому даже не подотчетны, потому что общество не давало своего согласия на то, чтобы власть в нем осуществлялась какой-то партией.

Принцип своевременности. Основная идея этого принципа, дополняющего принцип сохранения, – не власть сама по себе как таковая нужна политику, а политик нужен власти. Формируется общественное мнение о том, что именно сейчас во власти должны быть люди, обладающие определенным, необходимым именно в настоящее время набором профессиональных, личностных, психологических качеств и характеристик. Использование принципа своевременности позволяет смягчить и объяснить характеристики принципа сохранения, дополнить и расширить его в смысловом плане.

Политик для создания собственного имиджа и восприятия в сознании людей должен представляться не слугой власти, а именно тем единственным, кто сейчас, по месту и по времени, сможет распорядиться властью наиболее полно и эффективно для блага самих людей. Соблюдение этого принципа позволяет, во-первых, подчеркнуть исключительность политика, его незаменимость в данный исторический момент и, во-вторых, обеспечить поддержку со стороны населения. Этот принцип используется достаточно часто в практической политической деятельности, в частности при проведении избирательных кампаний. Не власть для политика, а политик для власти – основа соблюдения, использования и реализации принципа своевременности.

Принцип действенности. Власть – это действие. Она задает членам общества цель и диктует необходимые формы поведения, которого они должны придерживаться, чтобы достичь ее. Но если действенность начинает ослабевать, властители не прикладывают необходимых усилий для достижения поставленных целей, боятся использовать все имеющиеся в их распоряжении ресурсы, вся система властных отношений перестает работать. Власть становится бессильной, когда порядок поддерживается, но теряет способность действовать.

Анализируя популярность политических деятелей, исследователи отмечают, что резкое падение популярности идет от бездействия перед лицом важных событий. Бездействие вредит больше, чем что-либо еще. Вспомните, что даже с точки зрения уголовного законодательства преступление рассматривается как общественно опасное деяние (действие или бездействие). Активность и принятие ответственности за события являются важнейшей составляющей имиджа политика. Действия, предпринимаемые политиком, должны быть решительными и поражать воображение объектов власти. Для политика нет большего греха, чем неполное использование им всех ресурсов и средств власти.

Носитель власти не должен пасовать перед трудностями и обстоятельствами. Он обязан справляться с ними, уметь подчинить их себе, заставить работать в свою пользу. Нерешительность в поступках и действиях не должна быть присуща человеку, обладающему властью. Нерешительность является показателем слабости и безволия политика. Инициатива всегда должна быть на его стороне и работать в его пользу. Политика должны характеризовать конкретные дела. Именно активность, способность действовать, показать свои возможности дают тот запас прочности, который позволяет властителю держать власть в своих руках.

Непростительная для политиков ошибка – боязнь использования активных мер, нерешительность, нежелание или неумение в необходимый момент в полной мере использовать потенциал власти, все ее механизмы и возможности. Кардинал Ришелье говорил: “Кто уклоняется от игры, тот ее проигрывает”. Власть должна быть решительной, дееспособной, иначе она перестает быть властью. Политик, забывающий об этом принципе и не умеющий использовать его, становится “политическим трупом”.

С.Н. Паркинсон отмечает, что люди никогда не восстают против тирании, но всегда – против власти слабеющей и колеблющейся. Человеку не свойственно ломиться в дверь, запертую на ключ и закрытую на засов (дееспособная власть). Удар, как правило, приходится на приоткрытую или шаткую дверь со сломанным замком. Власть, которую оспаривают и противоречиво интерпретируют, – уже не власть.

Многие характеризуют последнего российского государя Николая II как мученика, но его самая главная ошибка – незнание и неиспользование принципа действенности. Он сделал власть бессильной, позволил относиться к ней критически, не предпринял активных и действенных шагов для ее удержания и сохранения, нейтрализации противников. Цена его политической ошибки оказалась слишком дорогой. Уходить и уклоняться от борьбы в то время, когда необходимо использовать все возможные средства для сохранения и удержания власти, защиты ее от вооруженных оппонентов, не скрывающих своих намерений, – значит расписываться в своей слабости и бессилии, склонности к поражению, какие бы причины и оправдания при этом не выдвигались.

Необходимо отметить, что на самом деле насилие, подавление и диктатура противоречат подлинной природе власти. Постоянное насилие порождает апатию, безразличие и враждебность. Властителям всегда надо помнить об осмотрительности, которую Ж. Лафонтен назвал “матерью безопасности”. Власть не должна представать в грубом виде, как сила ради силы, борьба ради борьбы. Для обеспечения этого необходима реализация следующего принципа – принципа адекватности.

Принцип адекватности. В обществе всегда существовали, существуют и будут существовать люди, не признающие действующих законов, норм и правил. Эти люди недовольны властью, постоянно критикуют ее, используя самые разные способы и средства. Такие люди всегда были, есть и будут. От того, каким образом власть реагирует на их недовольство, критику, оппозиционное отношение, настроение и поведение, зависит восприятие самой власти. Действия власти по отношению к таким людям должны быть адекватными действиям оппозиции. Если это критика со страниц газет и журналов, “самиздатовской” литературы, то реакция властей должна быть такой же. Если оппозиция в борьбе с властью использует формы экстремальной политики, власть должна реагировать соответствующим образом. Адекватная реакция на действия оппозиции – один из способов завоевания авторитета.

Политика и политики зачастую не ограничивают себя как моральными, так и юридическими обязательствами. Во многом на основе этого формируется отношение к политике как к грязному делу. На самом деле политик при реализации своих планов и идей должен опираться исключительно на закон, вырабатывать правовой подход, подводить законодательную базу под все свои действия. Беззаконие самой власти ведет к беззаконию в обществе, утрате веры в справедливость и моральное право самих властителей осуществлять властные отношения.

Принцип легитимности. Этот принцип в полной мере осуществлял И. Сталин. Один из ответов на вопрос о том, почему большинство людей так безропотно переносили и принимали как должное развернутый в стране террор, как раз и заключается в том, что все происходило исключительно по законам того времени. Естественно, что не только использование принципа легитимности позволило создать практически полностью управляемый народ. Для обеспечения управляемости использовались в том числе знания законов психологии веры.

В.В. Крамник отмечает, что существует четкая связь между легитимностью и стабильностью. Легитимность власти, опирающаяся на законы, обеспечивает эффективную поддержку действий власти со стороны людей и стабильность политической системы в целом. Власть должна опираться на нормы, законы, традиции народа, его убеждения, ценности, установки и идеалы, разрабатывать “правила игры” в виде законов, не допуская его нарушений, как со своей стороны, так и со стороны людей.

Принцип поддержки. Реализуемую концепцию смысла жизни, образа жизни, жизненной позиции и мировоззрения, политического и экономического устройства общества большинство людей могут разделять или не разделять, соглашаться или не соглашаться. Политикам необходимо сформировать, культивировать и поддерживать слой людей, для которых действующие законы являются их законами. По этим законам построена их жизнь, и именно они помогли достичь этим людям успеха, статуса, благосостояния. Надо добиться того, чтобы эти люди понимали, что если эти законы, нормы и правила изменятся, вместе с ними исчезнет и то, чего этот слой людей смог достичь. Власть должна создать “слой людей”, так называемый средний класс, которые будут четко понимать, что своим успехом они обязаны именно этой власти. В таком случае власть получит с их стороны необходимую поддержку.

Реализация политиками принципов легитимности и поддержки приводит к образованию нового качественного типа отношений между субъектами и объектами власти – возникновению доверия, которое представляет собой согласие по поводу верований и ценностей.

Принцип скрытности. Э. Канетти пишет, что в ядре власти лежит тайна. К сфере власти относится неравное распределение просматриваемости. Властвующий должен видеть все насквозь, но не должен позволять “смотреть в себя”. Он должен оставаться закрытым, его настроения и намерения никто не должен знать. В качестве успешного примера использования принципа скрытности Э. Канетти приводит правителя герцогства Милан Филиппа Мария, последнего Висконти. Э. Канетти отмечает, что никто не мог сравниться с ним в умении скрывать свою подлинную сущность. Он никогда не говорил прямо, чего хочет, а маскировал свои намерения особым способом выражения.

По отношению к объектам власти субъекты, реализующие властные отношения, должны быть возвышенными, недоступными и необъяснимыми для простых людей. Власть и властители должны быть покрыты неким ореолом таинственности, непознанности, неразгаданности. Имеющий власть не должен позволять раскрыть себя в полной мере. В этом случае он может рассчитывать на успех в своей деятельности, на подчинение всех своей воле. Властитель должен слыть в некоторой степени сверхчеловеком. В полной мере этот принцип использовал И. Сталин. Деятельность политика, механизмы принятия решений, работа аналитических и других обеспечивающих служб должны проводиться в условиях конфиденциальности. Утечка информации – нарушение правил игры или заранее четко продуманный ход. Политик должен все знать, одновременно находиться везде и всюду, быть в курсе происходящих событий и управлять ими. Необходимо отметить, что если события инициируются самим политиком, то возможные последствия ему известны, просчитаны и заранее подготовлены.

Принцип понимания. Действия власти, итог того, к чему она стремится, должны быть понятными и понятыми людьми. Если действия власти будут непонятны или не поняты людьми, то от них будет невозможно добиться правильного и полного исполнения всех указаний власти. Власть, требующая тяжелых жертв и лишений ради неопределенных результатов, сможет заставить признать себя только в том случае, если ей придется присутствовать всегда и везде, определять поведение, отношения, чувства, эмоции и мысли всех членов общества. Иначе все общество будет напоминать героев известной басни И. Крылова “Лебедь, Рак и Щука”. Объектам власти должна быть понятна конечная цель политики и политиков. Отсутствие понимания конечной цели действий власти ведет к тому, что общество теряет ориентиры, перестает понимать, куда и зачем оно движется, ради чего люди живут и работают. Принцип понимания соответствует понятию идеологии в обществе.

Что необходимо политику для успешной деятельности, опираясь на предложенные Н. Макиавелли постулаты? Приведем некоторые советы, отметив, что они достаточно циничны, но, к сожалению, слишком часто используются нашими политиками в практической политической деятельности. Итак, необходимо:

• отделить политику от морали и поставить силу и хитрость вместо закона;
• парализовать индивидуальную интеллигентность и вводить народ в заблуждение своей внешностью;
• держать в тайне от страны то, что происходит в мире, и от столицы – то, что происходит в провинции. Превращать инструменты мысли в инструменты власти;
• требовать бесконечной апологии (apologia – защита) для каждого своего действия, самому учить других истории своего правления. Создавать преданных последователей, награждая их всякими лентами и безделушками и возводить культ узурпатора до степени религии. Создавать пустоту вокруг себя, чтобы таким образом быть самому незаменимым. Запечатлеть свое имя везде и всюду, так как капля воды точит гранит;
• ослаблять общественное мнение, пока оно не погрузится в апатию, пользоваться выгодой превращения людей в доносчиков, управлять обществом посредством его же пороков;
• говорить как можно меньше и не то, что думаешь, при этом изменить истинное значение слов.

Ниже приведены некоторые принципы власти, которые мы наблюдали в отечественной истории (Авторханов, 1992).

Для тех, кто из простых людей стал государем, мало трудностей бывает в возвышении, но чрезвычайно много в сохранении власти.

Все вооруженные пророки побеждали, невооруженные – терпели поражение. Характер людей варьируется: легче их убедить раз, но держать их в этом убеждении трудно. Надо действовать так, чтобы тех, кто более уже не верит, заставить верить силой. Кто думает, что новые благодеяния заставляют забывать старые оскорбления, глубоко ошибается.

Люди меньше боятся наносить оскорбления тому, чья власть основана на любви, чем тому, кто управляет посредством страха. Любовь к государю основана на свободной воле людей, а страх – на воле государя. Мудрый государь должен опираться на то, что зависит от его собственной воли, а не на то, что зависит от воли других.

Имеются два метода борьбы: один – опираясь на закон, другой – действуя силой. Первый метод – метод людей, второй – метод зверей. Государь должен уметь пользоваться обоими. Обязанный так действовать: государь должен подражать и лисице, и льву. Лев не может защитить себя от капкана, а лисица – от волков. Надо быть лисицей, чтобы предвидеть капкан, и львом, чтобы устрашить волков.

Умный рулевой не должен дорожить доверием к нему, если это вредит его интересам. Хорошо казаться великодушным, верным, гуманным, искренним, религиозным.

В действиях людей, особенно государей, цель оправдывает средства. Государь, который боится собственного народа больше, чем иностранцев, должен строить тюрьмы.

Нельзя давать никакому государству уверенности в том, что ведется определенная (внешняя) политика, напротив, необходимо заставлять других думать, что все под сомнением.

Нет другого пути избежать лести, как дать людям знать, что они не оскорбляют тебя, если расскажут правду, но если кто-либо расскажет эту правду, то ты потеряешь его уважение.

Умный государь должен иметь Совет мудрых людей и дать им свободно говорить правду, но только о том, о чем их спрашивают, и ничего больше. Вне этого он не должен никого слушать, действовать обдуманно и быть твердым в своих решениях. Государь должен собирать Совет, когда он хочет, а не тогда, когда хотят другие, и решительно отбрасывать непрошеные советы. При этом государь должен ставить много вопросов и быть терпеливым слушателем.

Только те меры безопасности хороши, надежны и длительны, которые зависят от самого правителя и от его собственных способностей и умения предвидеть.

1.3. Место и роль “толпы” и “элиты” в системе современного государственного управления

Всегда будет существовать большое различие
между тем, чтобы подчинить себе толпу,
и тем, чтобы управлять обществом.
Ж.Ж. Руссо

Элите принадлежит важная роль в выборе модели цивилизационного развития, формировании типа культуры, традиций, отношения общества к тем или другим идеям, концепциям, течениям.

Актуальность обсуждения этой проблемы на уровне государственного управления как науки мы видим в том, что она непосредственно вытекает из проблем, которые четко проявились в постсоветских странах. Формирование “элиты” общества на уровне тех, кто представлен народу телевидением, и результаты реального управления странами на уровне высшего руководства дают повод сомневаться в наличии собственных концептуальных знаний, определяющих уровень государственного управления. Подтверждение этому мы находим и в работах ведущих украинских социологов. Так, например, профессор С.Л. Катаев пишет: “Со времен независимости и принятия Конституции Украины в стране происходит трансформация политической системы, большие изменения в политике. Декларируется отметка создать демократическую политическую систему, правовое государство вроде европейских и североамериканских государств. Однако реформы начали осуществляться людьми с прежним менталитетом, а следовательно, непоследовательность уже содержалась в сознании действующих лиц. Соответственно, радикальность процессов мало влияет на улучшение жизни граждан, поэтому большинство скорее раздражено, чем довольно появлением новых политических институтов. Сложилась мысль о том, что государство действует не в интересах народа, а в своих собственных – государственно-корпоративных” [27, с. 66].

Попробуем уточнить место и роль “толпы” и “элиты” в системе государственного управления в условиях трансформационных процессов, сопровождающихся резким развитием материально-технических средств передачи и обработки информации.

Когда человек двигается вместе с массой, ему тяжело заметить изменения, происходящие постепенно и одновременно со всеми. То же самое происходит с человеком, если он изолирован от социальных групп, к которым принадлежит. Он видит только ближайшее окружающее пространство как в прямом, так и в переносном смысле. Препятствием для получения более полной информации об окружающей его среде может быть как одиночный внешний или внутренний субъективный фактор, так и комплекс мероприятий, специально разработанных и внедренных в жизнь с определенной целью. Например, “информационная агрессия” должна преследовать цель создать вокруг конкретного человека или целых социальных групп замкнутое информационное пространство, в котором насаждается и доминирует информация, необходимая властным или общественным структурам для утверждения в умах людей представлений о научной обоснованности, законности и правильности существующей концепции управления, а также для внедрения установок, стереотипов, целей. Создаются предпосылки для того, чтобы население страны нечетко представляло обстановку, в которой оно оказывается, и не могло определить свое отношение к процессам, происходящим в обществе. С другой стороны, власть создает всевозможные препятствия для проникновения извне информации, что может повлиять на процесс такого утверждения. Все это подпадает под понятие “манипуляция” (лат. manus – рука). “Согласно опросу, большая часть граждан считает, что власть в стране принадлежит мафии и коммерческим структурам, а не конституционным институтам; фактически власть, по представлению граждан, принадлежит обезличенной анонимной мафиозной структуре, которая не подлежит контролю. Нет четкой информации о характере и представителях этой структуры, что парадоксально сопровождается частотой использования этого слова в дискурсе” [27, с. 66].

В связи с резким развитием материально-технических средств передачи и обработки информации изменяются техника манипуляции, способы и приемы информационной агрессии. Увеличивается непрерывность ее влияния на массы людей. В результате человек слышит то, что ему позволено слышать, и видит то, что ему позволяют видеть. Более того, он начинает думать именно в рамках созданного для него информационного пространства. То есть техника манипуляции опирается на массовые чувства, представления, ожидания, оценки, коллективное воображение, а следовательно, и на готовность к массовым психозам. Например, известно, что во Всемирную торговую организацию в настоящее время входит 150 стран разного уровня развития (развитых, развивающихся, постсоциалистических). Однако споры по поводу пользы от вступления в нее продолжаются. Дело в том, что шумиха поднята политиками, которые по большому счету, далеки от экономики и промышленности. А структуры на уровне государственного управления, которая бы доступным для народа языком озвучила прогнозы следствия вступления Украины в эту организацию, нет (за последствия отвечать никому не хочется). Вот уж когда в средствах массовой информации, которые в первую очередь осуществляют технику манипулирования, может “разгуляться” и старый, и малый – от убеленного сединами ученого, которому есть что сказать, до молодого корреспондента, которому и сказать-то нечего, но карьеру делать нужно. В итоге в обществе происходит накопление какой-то скрытой информации о каких-то изменениях. Людей переводят в состояние постоянного ожидания и повышенной готовности к социальным изменениям. В обществе создается обстановка нервозности. Информационное пространство, создаваемое в такой ситуации вокруг отдельных людей и социальных групп, заполняется информацией не для людей слабонервных. А там, где вспыхивает стихия бушующей толпы и где она, загоревшись, овладевает поступками и судьбами людей, всюду, где люди оказываются бессильными перед ее слепым и сокрушающим порывом, проявляется несовершенство или незрелость, или вырождение духовной культуры людей.

А почему бы не рассказать людям, что при этом “... сократится численность работников сельского хозяйства, автомобиле- и авиастроительной сферы, закроются некоторые предприятия химической и пищевой промышленности. Но при этом прогнозируют увеличение занятости населения, рост объемов производства и экспорта в конкретных областях – в металлургии, сфере обслуживания, туризме” [11, с. 4]. Однако кому? Ведь четкой стратегии развития государства пока нет. Евросоюз готов помочь сформировать эту стратегию, но достаточно своеобразно. Например, в 90-е гг. ХХ в. Евросоюз потребовал, чтобы в Украине было закрыто несколько десятков угольных шахт, даже тех, где запасы угля составляли 50–80 млн т. В Германии же сейчас идет процесс расконсервации ранее закрытых шахт. На это выделяются немалые средства [11, с. 5].

Как видим, все по-современному. Раньше для захвата чужих рынков сбыта велись войны, сейчас такие задачи решаются цивилизовано, без лишнего шума. Помочь бедным странам по месту и по времени стать еще беднее – святое дело для чужой, для конкретной страны концептуальной власти. Одновременно помочь – опять же по месту и по времени – другой стране почувствовать себя хотя бы условно богатой, тоже дело благое. В этом и заключается смысл влияния концептуальной власти на ход исторических процессов – разделяй и властвуй. Причем подталкивая как одну, так и другую страну (или страны) к конкретным действиям, концептуальная власть не затрудняет себя объяснениями по поводу того, что хорошо, а что плохо. В государствах же, где управленческие структуры не имеют концептуальных знаний, не может быть и концептуальной власти, даже в границах своих государств. Поэтому им приходиться жить “чужим умом”, то есть слепо повиноваться чужой концептуальной власти. А для чужой концептуальной власти удобно, чтобы целые страны или группы таких стран по всем параметрам были похожи на “толпу”. Следовательно, власть, которая согласилась руководить своим государством согласно чужим законам, вынуждена выдавать их за свою концепцию и убеждать в этом народ. В такой ситуации лучше, чтобы у человека не было собственного мнения о том, куда и когда “вступить” вместе со страной. А создавать посредством материально-технических средств передачи и обработки информации ограниченное информационное пространство и ковать в нем “человека толпы” власти предержащие научились.

В таком информационном пространстве оказываются массы людей, которые привыкают воспринимать окружающую действительность однобоко, думать однообразно, а в случае необходимости и действовать в строго определенном русле. Таким образом, такая масса людей превращается в “толпу”, заряженную огромной потенциальной энергией. “Масса (в данном контексте – “толпа”) ... мыслит картинками, которые вызывают одна другую так, как они появляются у индивида в состоянии свободного фантазирования. Они не могут быть измеряны никакой умной инстанцией по аналогии с действительностью. Чувства массы всегда очень просты и избыточны. Следовательно, масса не знает ни сомнений, ни колебаний” [45, с. 126, 127].

Потенциальная энергия легко может превращаться в энергию кинетическую, когда “толпа” немедленно переходит к самым крайним действиям. Инициатором такого превращения энергии могут стать властные структуры, политические партии, отдельные лидеры, которые пришли к власти или захватили ее, а также отдельные события в общественной жизни. Задача управления “толпой” или, иными словами, технология власти в такой ситуации сводится к определению направления русла и манипулированию им. Сокрытие, утаивание информации при этом обязательно. В данном случае вполне приемлем тезис С.Г. Кара-Мурзы: “Манипуляция – это часть технологии власти, а не влияние на поведение друга или партнера” [25, с. 12].

На современном этапе развития общества к материально-техническим средствам передачи и обработки информации (наряду с прессой и радиовещанием) в первую очередь можно отнести телевидение. Особенность и сила телевидения заключается в том, что с его помощью можно как создавать, так и совершенствовать “человека толпы”. Создавать можно, начиная его обработку с юных лет, а процесс усовершенствования начинать с любого возраста. Человек, который долго смотрит телевизор и часто пользуется Интернетом, начинает почти бездумно воспринимать информацию, перестает критически оценивать ее и в результате смутно понимает, что хорошо, а что плохо. Он попадает в замкнутое информационное пространство, что и обуславливает его восприятие мира и формирует поведенческие образцы. Даже если все жители страны смотрят одну телепередачу, все равно общение в первую очередь идет между создателями телепередачи и зрителями, а уже во вторую очередь – между людьми-зрителями. Однако люди, которые смотрели одну и ту же телепередачу в замкнутом информационном пространстве, не владея другой информацией, вынуждены общаться в рамках им предоставленной. Таким образом, происходит как бы вторичный процесс информационного влияния, что закрепляет в умах людей необходимые концептуальные идеи. В этом случае телевидение принимает активное участие в создании “человека толпы” и является для него критерием истины. В толпе же индивид перестает быть самим собой и становится автоматом, у которого своей воли не существует. В таком случае, тезис: “Развитие средств массовой коммуникации делает массовую аудиторию менее подверженной политической манипуляции (это касается в первую очередь системы распространения новостей)” [41, с. 163], опубликованный в рецензии кафедры политологии Московского коммерческого университета, мы понимаем как потерявший свою актуальность.

“Человек толпы” исторически существовал всегда, в основе своей как инструмент в руках лидеров, значительно превосходивших “толпу” в знаниях и активности. Исконно лидерами на всех иерархических уровнях концептуальной власти был создан аппарат манипулирования “толпой” через “элиту”, который успешно действовал веками. Академик Международной академии информатизации К.П. Петров [39, с. 19] схематически представляет это так (рис.).

В исторически короткий промежуток времени под воздействием ряда экономических факторов и при активном влиянии средств массовой информации, в том числе и телевидения, произошел частичный переход наиболее активных представителей “толпы” в состав “элиты”, с соответствующим уничтожением определенной части “элиты” и деградацией большей части “элиты” к уровню “толпы”. Другими словами, права на борьбу за локальную власть (не концептуальную) получили как “человек толпы”, который сам себя усовершенствовал, так и представитель “элиты”, который уже постепенно теряет навыки манипулирования обществом. На этот счет уместно привести мнение Сципиона Сигеле: “Подобно тому, как среднее арифметическое нескольких чисел не может, конечно, равняться большему из них, точно так же собрание людей не может отражать в своих поступках более возвышенные способности, свойственные только некоторым из них; оно будет представлять только те отличительные черты, которые свойственны всем или большей части индивидов” [45, с. 50].

Рис. Схема “толпо-элитарного” общества

Сципион Сигеле отмечает: “...Толпа в результате фатального арифметического закона психологии склонна к злу больше, чем к добру, точно так же, как всякие собрания людей склонны давать интеллектуальный результат более низкий, чем должна дать сумма таких единиц” [56, с. 51].

При таком взаимном влиянии “толпы” и “элиты” информационная агрессия, как агрессия, направленная против “толпы”, теряет свое исконное содержание – манипулирование “толпой” и, базируясь на развитии технических средств передачи и приема информации, перерастает в информационный геноцид, призванный вести общую “обработку” людей на уровне сознания, которое может формироваться в том направлении, в котором предлагает информационное сопровождение воли концептуальной власти.

Здесь мы не хотим сказать, что понятия “элита” и “толпа” самоуничтожаются, а образуется какой-то новый конгломерат. Мы лишь подчеркиваем, что при объединении человеческих усилий, тем более таких достаточно разных социальных групп, происходит не усиление, а наоборот уменьшение результатов этих усилий. Меняется качественная характеристика, в первую очередь “элиты”.

Исторически сформированное стремление “элиты” сводилось к тому, чтобы иметь народ (“толпу”) с такими образцами поведения во всех сферах жизни, которые удобны именно ей, “элите”. Если же ее представители теряют чувство ответственности, пытаются уклониться от принятия самостоятельных решений, перестают пользоваться своими полномочиями, одновременно не допуская к ним других, то в системе государственного управления происходит внутренняя борьба “должностных временных правителей”, полностью поглощающая усилия “элиты” и приводящая органы государственного управления к развитию бюрократизма в негативном его проявлении.

Толпа, высвобождаемая от исконно обязательной к ней агрессии “элиты”, порождает в своей среде лидеров, которые относительно свободно внедряются и укрепляются в структурах государственного управления, вытесняя представителей “элиты”, потерявших свою активность. В связи с этим “элита” постепенно приобретает некоторые черты “толпы”. “Толпа в результате фатального арифметического закона психологии склонна к злу более, чем к добру, точно так же, как всякие собрания людей склонны давать интеллектуальный результат более низкий, чем должна давать сумма таких единиц” [45, с. 51].

При таком взаимном влиянии “толпы” и “элиты” и, в первую очередь, по вине “элиты” информационная агрессия, как агрессия, направленная против “толпы”, теряет свое исконное содержание – манипулирование “толпой”. Базируясь на развитии технических средств передачи и приема информации, она перерастает в то, что можно назвать “информационным геноцидом”, направленным на обработку людей (как “толпы”, так и “элиты”) на уровне сознания, которое может формироваться в том направлении, в котором ему предлагает информационное сопровождение воли концептуальной власти.

А поскольку такое сопровождение осуществляется средствами массовой информации, то сегодня они торжествуют. Так называемая “четвертая власть” получила принципиальную возможность полного контроля над поведением человека. Очень эмоционально о влиянии телевидения на людей пишет Д. Неведимов в своей книге “Религия денег или лекарства от рыночной экономики”: “Первые же взгляды из Канады на СНД позволили сделать несколько неприятных выводов. Когда ежедневно смотришь ТВ, то не заметно влияние, которое оно оказывает на жизнь. Из Канады стало заметно, насколько телевидение в России в 1998 г. было истерично-психованым. Как будто бы в каждый российский дом подселили агрессивного сумасшедшего, который раз в полчаса устраивает припадки, навязывает хозяевам дома свой больной черный взгляд на жизнь и пытается довести их до самоубийства”. К этому можно прибавить лишь одно. Если бы автор цитаты обратил внимание на другие страны СНД, то увидел бы мало чем отличающуюся картину.

Не менее мощными средством информационного геноцида, в сравнении с телевидением, является Интернет. Разница, на наш взгляд, заключается в том, что если телевидение за счет многократного повторения одного и того же, но под разным “соусом”, практически насильственным образом “вбивает” необходимую (в том числе лживую) информацию в сознание людей, и спорить с ним практически невозможно, то Интернет в условиях информационной лихорадки позволяет человеку добровольно себя заполнять информацией по интересам и, таким образом, социально расти или деградировать вполне “демократическим путем”.

Целым народам внушают, что рекламодатели оплачивают все телевидение. Однако вряд ли мы найдем такого глупого коммерсанта, который оплачивает работу телевидения из собственного кармана. Для оплаты рекламы на телевидении, радио, в общественных местах, в транспорте закладывается надбавка к стоимости товаров или услуг. Поэтому работу телевидения оплачивает народ страны, а не рекламодатель. Более того, покупая некачественные товары народного потребления, своими деньгами мы оплачиваем бездарные и вульгарные телепрограммы, которые насаждают образ правового государства по образцу европейских и североамериканских государств и образ занятого животными проблемами “человека разумного” – образца такого государства.

Если же принять во внимание факт проникновения рекламы в дошкольные, школьные и высшие учебные заведения, то становится ясно, что если мозг человека с детства систематически пичкать рекламой, то к совершеннолетию его интеллект, фигурально выражаясь, не поднимется выше табуретки. Именно такой тип “человека толпы” является лучшим для концептуальной власти на всех ее иерархических уровнях.

Проиллюстрировать это можно примером отбора на работу сотрудников в Канаде из книги Д. Неведимова “Религия денег”. Он пишет: “Главной проблемой россиян было непонимание того, что им нужно играть по канадским правилам, быть не творцом, а функционально ограниченным винтиком. Пример вопроса, на котором “срезали” кандидата: “Если вы не успеваете закончить задание до конца дня, что вы сделаете?”. Русский ответ: “Останусь после работы и доделаю”. В канадском понимании это равносильно преступлению. Правильный ответ: “Скажу об этом менеджеру”. В должностных обязанностях тестируемого не записано, что он думает. За него думает менеджер. Второй вопрос: “Опишите своего идеального босса”. Русский ответ: “Он должен быть знающим, опытным, авторитетным, уважаемым человеком”. С канадской точки зрения это значит, что кандидат будет неуправляем. Правильный ответ: “Босс должен давать мне четкие указания, спрашивать результаты работы и быть красивым ментором”. Нужно беспрекословное подчинение и выполнение приказов, а не оценивание вышестоящего”.

В такой ситуации, наверное, вели бы себя подобным образом не только россияне, но и украинцы, белорусы и многие другие представители бывшего Советского Союза, потому что в нашем понимании “эффективный руководитель сегодня – это, в первую очередь, грамотный социальный инженер-конструктор. Он не только умеет мыслить технологически, переводя идеи в реальные управленческие решения и доводя их до воплощения. Он может организовать и вовлечь в этот процесс сотрудников организации” [26, с. 82]. То есть наша (по К.П. Петрову) “толпо-элитарная” система еще не совсем “совершенна” по сравнению с системой евро-американской. Окончательное формирование “человека толпы” по западному образцу к счастью еще не закончено. Это хорошо, потому что пока это можно отнести к социальному явлению, а не к необратимому процессу. “Реальных изменений в жизни человека, по мнению К.П. Петрова, можно добиться лишь в борьбе с социальными явлениями, а не с конкретными людьми, которые чаще всего выступают заложниками сложившихся обстоятельств, порочной концепции, или концептуально неопределенных властных решений” [39, с. 26]. А образцы таких людей в мире уже имеются. Вот, например, канадский вариант: “Молодые канадцы наглядно подтверждают теорию о том, что труд сделал из мартышки человека, а отсутствие осмысленного труда пускает в ход обратный процесс. У каждого второго – серьга в брови, ноздре, губе или пупе. Обувь – большие черные колодки, штаны бултыхаются на коленях, словно он не дошел до туалета. Словарный запас – три выражения. Глаза как у барана (или овцы), интересы – пожевать и развлечься” [65]. Чем не образец индивида, которому в толпе именно место?!

Следовательно, “человек толпы” – индивид описанного нами образца или немножко видоизмененный, который вполне устраивает концептуальную власть на всех ее иерархических уровнях. И, в первую очередь, потому, что в толпе такой индивид приобретает ряд специфических качеств: притупление чувства страха, сознание непреодолимой силы, появление ощущения сверхчеловека, анонимность и связанную с ней безответственность, ощущение безнаказанности и др.

М. Лебон считает состояние индивида в толпе гипнотическим и характеризует его основные черты так: “... исчезновение сознательной личности, преимущество личности несознательной, одинаковое направление чувств и идей, обусловленное внушением, и стремление превратить немедленно в действие вызванные идеи” [9, с. 70].

В ходе наших рассуждений неоднократно подчеркивался тезис о том, что в Украине декларируется образ правового государства по образцу европейских и североамериканских стран. Умалчивается лишь правда о том, что в развитых демократических государствах существуют непреодолимые проблемы: психологическая депрессия и связанное с этим девиантное поведение (алкоголизм, наркомания, проституция, преступность), ухудшение экологии, коррупция, падение рождаемости. Но если мы симпатизируем такому образцу, то такими и сами станем, если не создадим собственное представление о демократии. Однако намного легче спрятаться за свободу слова, свободу предпринимательства и другие свободы, заимствованные у “старших товарищей” по демократии. Ведь они не наши, не родные, не нами созданные. Они как бы сами к нам пришли. Следовательно, и ответственных нет. Власть, которая согласна руководить своим государством “по образу и подобию”, вынуждена создавать этот “образ” у себя в стране. Делается это не случайно, а с намерением и целеустремленно.

Однако тему управления человеческими сообществами посредством образов мы рассмотрим ниже.

Подводя итоги наших рассуждений, можно сделать следующие выводы:

• концептуальная власть является высшим глобальным уровнем управления всем человеческим обществом [39, с. 16];
• в иерархии концептуальной власти “элита” является иерархически высшим уровнем по отношению к “толпе”;
• в системе государственного управления (как при наличии собственной концепции управления, так и в условиях подчинения чужой) иерархическая структура “элиты” предназначена для инициации действий “толпы” и манипулирования “толпой” в интересах главенствующей концепции;
• “толпа” в системе концептуальной власти рассматривается как формирование людей, живущих по преднамеренно созданным для них преданиям и рассуждающих так, как им велят иерархически высшие структуры власти;
• в условиях резкого развития материально-технических средств передачи и обработки информации происходит частичное ослабление “элиты” как аппарата манипулирования “толпой”. Этому способствует диффузия представителей “толпы” в состав “элиты”, что изменяет как внешнее, так и внутреннее ее содержание.

1.4. Создание и применение образов как механизм государственного управления

Мой глаз гравером стал и образ твой
Запечатлел в моей груди правдиво.
С тех пор служу я рамою живой,
А лучшее в искусстве – перспектива.
Уильям Шекспир, сонет 24
(Перевод Самуила Яковлевича Маршака)

Человек разумный (homo sapience) так устроен, что способен мыслить. Это аксиома, которая вытекает из самой сущности человека. В свою очередь, мысли формируют (создают) соответствующие образы. Такие образы человек беспрестанно формирует в течение всей своей жизни (иногда их называют гештальтными сущностями). Учитывая то, что человек тоже животное, и ему свойственны такие животные потребности, как борьба за выживание, размножение, добывание еды и т.п., формирование образов (гештальтов), однако, является сугубо человеческой потребностью, не свойственной ни одному живому существу, кроме человека.

Известно, что структура человеческой личности очень сложна, и одним из ее основных свойств является воображение, которое рассматривается как психологическая основа творчества. В своем воображении человек может выходить за пределы окружающего мира во времени и в пространстве. Человеческое воображение может соединять несоединяемое и разъединять нераздельное, манипулировать вещами, событиями, процессами в настоящем, прошлом и будущем. Иначе говоря, человек может фантазировать в пределах своих знаний. С позиции психологии, воображение – это психический процесс создания образов предметов, ситуаций, обстоятельств путем приведения имеющихся у человека знаний в новое сочетание
[34, с. 271]. Более полное представление об этом дает Психологический словарь: “Воображение (фантазия) – универсальная человеческая способность к построению новых целостных образов действительности путем переделывания содержания сформированного практического, чувственного, интеллектуального и эмоционально-значностного опыта. Воображение – это способность овладения человеком сферой возможного будущего, придающее его деятельности целеполагающий и проектный характер, благодаря чему он выделился из “царства” животных” [18; 55]. Следовательно, чем объемнее знание человека и более богатый опыт, тем более у нее возможностей на базе разнообразных впечатлений создавать образы.

В науке их называют гештальтами. Gestalt – слово немецкое. Абсолютных эквивалентов в других языках у него нет, поэтому оно так и произносится. Идею гештальта (в переводе с немецкого – “образ” или “фигура”) оставил после себя Ф. Перлз. Он понимал гештальт как неделимый феномен, сущность которого исчезает, когда целое разрушается на части. В этом аспекте человек для гештальтиста – существо, в первую очередь, целостное, и все в нем взаимозависимо: душа и тело, сознание и бессознательное. Более того, человек неотделим от контекста людей, с которыми он связан, семьи, в которой он живет, социальной группы, к которой он принадлежит, государства, гражданином которого он есть, и т. д. Гештальт – это, в первую очередь, целостный подход, где целое неделимо на части и представляет собой что-то больше, чем сумма его частей. Восприятие определенного целого, например, человеческого лица, не может быть сведено к сумме составляющих его элементов, потому что целое – не что иное, как простая сумма его частей, ибо иначе как бы мы могли давать его обобщенную характеристику (например, красивое – некрасивое)? Так, вода – не что иное, как простая смесь кислорода и водорода. Лес – не просто набор растительности. Пустыня – не обязательно раскаленное под солнцем нагромождение песка.

В последнее время стало модным связывать происхождение многих наук с Древним Египтом или в наихудшем случае – с Месопотамией, Древней Грецией или Древним Римом. Складывается впечатление, что в других местах земного шара и людей не было. Делается это концептуальной властью не случайно, а с намерением и целеустремленно. Не последнее место здесь занимает наука об образности. Однажды сформированный образ государства, как татуировка на теле человека или клеймо на теле животного, может исторически поддерживаться практически бесконечно даже после его физического исчезновения.

Если подавать историю развития человечества как набор образов событий, то прослеживается недвусмысленное стремление сосредоточить мировую научную мысль на том, что цивилизация развивалась где угодно, но только не на территории Украины, Беларуси или России. Возьмем, например, книгу доктора Вернера Келлера “Bible as history” (“Библия как история”). Во главе “In “Fertile Crescent” (“В Благодатном полумесяце”) автор, опираясь, по его словам, на результаты современных методов исследований, сообщает миру, что “4000 лет тому назад этот могучий полукруг вокруг Аравийской пустыни, который называют “Благодатным полумесяцем”, включал многочисленные цивилизации, которые тесно примыкали друг к другу, словно нанизанные блестящие жемчужины. Это был луч света во мраке, который окутывал человечество. С века каменного возраста до золотой эпохи греко-римской культуры здесь был центр цивилизации.

Около 2000 лет до н. э., по мере отдаления от “Благодатного полумесяца”, больше становился мрак и меньше наблюдалось признаков цивилизации и культуры. Люди на других континентах были похожи на детей, которые еще не проснулись. У подножия Гималаев в долине реки Инд свет цивилизации отдаленно блеснул и быстро погас. Над Китаем, над бескрайними степями России, над Африкой мрак был особенно непроглядным” [79, с. 3].

Ввиду того, что тираж книги исчисляется миллионами, резонно допустить, что образ цивилизованного человека и образ бескультурного дикаря на территориях, отмеченных автором, у читателей, можно сказать, сформирован надолго.

Вполне уместно вспомнить тот факт, что дохристианскую Киевскую Русь воспринимали как страну варваров, а не как цивилизованное государство, хотя с ее мощью считалось много европейских государств. Дело в том, что целостный образ европейской феодальной государственности обязательно предусматривал для народа одного повелителя, а в религиозно-идеологической сфере, соответственно, – единобожие как составляющую образа империи, поэтому образ Руси-варвара на тот момент не отвечал существующим международным стандартам, и его необходимо было изменить. Этим и занялся киевский князь Владимир.

Символы императорской власти в тот исторический период могли быть получены из рук византийских царей. М. Грушевский пишет: “Разные творцы и строители новых государств, которые возникали в те времена, пытались украсить себя и свою власть блеском и славой этого мирового светильника и для этого пытались породниться с византийским императорским двором, получить оттуда разные драгоценности – знаки власти, какую-либо корону, императорскую одежду” [14, с. 78].

Занимаясь укреплением единства своего государства и власти в нем, “в конце 980-х гг. князь Владимир Святославович и его дядя Доброслав (Добрыня) Малович как государственную религию ввели на Руси христианство – православие [58, с. 17]. В.И. Таланин отмечает, что “Добрыня с Владимиром вводили православие как символ русской политической независимости от Византии, при этом не собираясь отменять дохристианской веры славян”. “При этом следует учесть, что Добрыня с Владимиром не принимали “веры” из Византии: это было невозможно, поскольку по византийским законам означало переход в византийский вассалитет. Было избранно истинное православие – Иоанна Крестителя, Иисуса Христа и Павла, то есть вера, от которой давно отошла сама Византия, оставив лишь ее наименование [58, с. 18]. Невзирая на то, что, по свидетельству древнерусских источников, “во времена Владимира Святославовича была христианизирована – да и то извне, в значительной мере формально – лишь малая часть Древней Руси” [13, с. 83], это дало киевскому государству возможность приобрести надлежащий образ и войти в круг европейских христианских государств на равных. Политический образ Великого киевского князя резко менялся к лучшему, значение его на международной арене усилилось.

Как видим, для управления государством и развития международных отношений даже с соседями самих качеств личности недостаточно. Нужен целостный образ правителя и целостный образ государства, что в целом устраивали бы как внутренние, так и внешние силы. Детали же, которые образуют эти образы (расчлененная и детализированная картина), могут существовать и развиваться внутри самого образа, принципиально не влияя на его целостность.

Мы преднамеренно выделили словосочетание со словом “образ”, чтобы обратить внимание читателей еще и на то, что лингвистическими средствами также можно успешно влиять на воображение человека с целью создания у него образного восприятия исторических событий, героев своего времени, ситуаций прошлого, настоящего и будущего.

Воображение человека не может развернуться и начать действовать на пустом месте. Для того, чтобы начать фантазировать и создавать образы, человек должен увидеть, услышать, получить впечатление и удержать это в памяти. В психологии различают произвольное (при целеустремленном решении научных, технических и художественных проблем) и непроизвольное воображение (в сновидениях). Иногда выделяют также воспроизводительное и творческое воображение.

В этой работе нас больше интересует особенная форма воображения, которое образует мечта. С позиции концептуальной власти, формирование мечты на уровне сознания масс людей обращено не к решению мгновенных управленческих заданий, а к сфере более-менее отдаленного будущего и не предусматривает сиюминутного достижения реального результата и полного его совпадения с образом желаемого. На уровне государственного управления мечта, которая возникла по форме воображения, может стать мощным мотиватором творческой активности масс.

Вероятнее всего, воображение возникло у человека в ходе какой-то ассоциативной деятельности. Более обычным для нас является понятие трудовой деятельности. Предусматривать результаты труда можно было, только мыслью опередив сделанное в этот момент. Во всем, что делал человек, имелся образ, воображаемая картина того, что выйдет, произойдет в скором будущем в результате его целеустремленной активной деятельности. Естественно, для этого нужно было прилагать определенные усилия, в первую очередь физические.

С развитием и осложнением трудовой деятельности совершенствовалось и воображение. Оно рисовало картины далекого будущего, радужные результаты потраченных усилий. Так, человек может бесконечно фантазировать в пределах своих знаний и не более того. В связи с этим его миропонимание было ограниченным, а следовательно, неполным. Много природных явлений он не мог объяснить, поэтому родилось представление о существовании сил, которые стоят над человеком, возникла религия. А раз человек сам не мог себе что-то объяснить, то появились толкователи, которые пользовались этим для укрепления своих властных полномочий.

Относясь к человеку как к объекту управления, они понимали, что на его поведение влияет не только внешняя среда, но и его внутреннее мироощущение, которое можно целеустремленно формировать, влияя на сознание. Однако довести этот процесс до какого-то раз и навсегда определенного алгоритма управления невозможно. Это связано с тем, что человек наделен не только формальным сознанием. Он может чувствовать, анализировать, обобщать и, в конечном итоге, основываясь на личном и коллективном опыте, действовать, поэтому разъяснения, которые временами сводились к простому: если не понимаешь, то принимай на веру, потому что не готов еще к самостоятельному пониманию – могут быть лишь временной составляющей в алгоритме управления, как отдельными людьми, так и социальными группами в целом. Однако, даже будучи временными составляющими, в общей системе государственного управления, они способствуют решению локальных заданий управления.

В связи с этим уместно вспомнить о таком приеме управления людьми, как недоговоренность и неопределенность. Например, пресловутые послевоенные облигации (долговые расписки правительства), которые насильственно вручались гражданам СССР вместо реально действующих денежных знаков. Государство гарантировало возвращение денег по номинальной стоимости облигаций, однако сроки возвращения были неопределенными, а о покупательной стоимости непонятно когда возвращенных денег вообще не говорилось. Но обвинить государство в неправде нельзя. Никто никому не врал. Просто что-то не говорили вслух. Поэтому миллионы людей так и прожили свою жизнь с пачками облигаций, представляя себя владельцами обеспеченного государством капитала, который поможет в жизни если не им самим, то, безусловно, детям и внукам. В этом случае произошла подмена декларируемой государством цели – построение “светлого будущего” и создания образа “коммунистического рая” – размытой реализованной целью, которая в процессе каскада поколений свела недосказанность и неопределенность к нулю, что в дальнейшем дало возможность создавать в воображении людей следующих поколений новые образы.

Можно также отметить некоторую синхронизацию в действиях организационных структур государства и населения страны, которая возникает при погоне за “светлым образом”. Если “толпу”, по определению А.П. Назаретяна, рассматривать как “скопление людей, не объединенных общностью целей и единственной организационно-ролевой структурой, но связанной между собой общим центром внимания и эмоциональным состоянием” [32, с. 21], то посредством каких-то “идеальных образов”, поставленных в центр внимания, можно контролировать мотивацию, темперамент, стрессостойкость “толпы” и делать ее толерантной ко многим несчастьям. Принимая во внимание положение о том, что в массе личность теряет здравый рассудок, можно допустить, что “человек “толпы” также контролируем посредством образов.

Гештальт опирается на насущные желания людей, на то, что больше всего тревожит “толпу” в этот момент. Гештальт почти всегда популярен у властных структур, поскольку дает возможность максимально быстро соответственно современному моменту превращать иллюзию в объект подражания или в непримиримого врага (образ коммуниста, образ ученого, образ героя своего времени, образ процветающего бизнесмена, образ белогвардейца, образ кулака, образ империалиста, образ шпиона, образ супермена и т. д.). Причем такие гештальты, как правило, подаются “клиенту” через все доступные власти средства массовой информации (литература, кино, телевидение, реклама и др.) в идеальном или в гипертрофированном виде. Это дает человеку возможность не расходовать усилие на очистку образа от всякой шелухи и в кратчайший срок лучше понять себя и то, чего он в действительности хочет от этой жизни. При таком подходе применение гештальта концептуальной властью можно рассматривать как использование информационного оружия. Но в то же время мы понимаем, что в концептуальной власти нет врагов, а имеются объекты, на которые по месту и по времени необходимо оказывать информационное влияние или посредством информации как оружия создавать условия, в которых эти объекты должны жить. Следовательно, использование информационного оружия, доведенное до информационной агрессии, с большей вероятностью можно ожидать на нижних уровнях пирамиды концептуальной власти – на уровне государственного управления. На этом самом уровне гештальт как разновидность информационного оружия может быть направлен не только на внешнего противника, но и на решение заданий управления государством.

Ввиду того, что в человеке далеко не все прекрасно, и то, что человек – существо достаточно ленивое, он изберет для подражания тот образ, который чаще перед ним мелькает и овладеть которым можно с меньшими усилиями.

Концептуальная власть без особых усилий предоставляет человеку такую возможность. Раньше великие люди становились историческими личностями, легендами истории в основном посмертно. Их легендарность лишь по прошествии времени формировала и закрепляла образ. Сегодня образ можно купить. Великим сейчас может стать тот, кто чаще всех мелькает на телевизионных экранах, печатным образом которого забиты страницы газет и журналов, изображением которого заполнены бигборды. Согласитесь, что бесплатно это не бывает. Следовательно, в настоящее время образ – это такой же товар, как и все остальное. Разница лишь в том, что такие образы быстро обесцениваются.

Соответственно, напрашивается и выбор антипода, с которым нужно бороться. Следовательно, посредством образов власть, не прибегая к силовым методам управления и не конфликтуя с “толпой”, может формировать ее ценности и убеждения, осуществлять над ней контроль. Иными словами, субъект управления осуществляет власть над объектом не только тогда, когда вынуждает объект делать то, что тот не хочет делать, но и когда формирует его желание.

Здесь мы видим бесконфликтный способ, который дает возможность вынудить объект влияния соблюдать законы, установленные государством как органом насилия. Ведь если субъект управления не выполняет законов, то под сомнение попадает наличие государства как такового. В итоге между субъектом и объектом отсутствует конфликт преференций (субъективных желаний и целей), но имеется конфликт интересов: объект действует соответственно своим намерениям, но вопреки своим реальным (объективным) интересам, которые он не осознает.

В связи с этим, учитывая концепцию Г. Даля (А имеет власть над Б настолько, насколько может вынудить Б делать что-то, что Б иначе не стал бы делать” [73, с. 80]), а также концепцию его критиков П. Бекрера и Г. Беретца (А может вынудить Б не делать то, что Б хочет делать [72, с. 6]), мы в своих рассуждениях, однако, более близки к идее С. Льюкса, который подчеркивает, что “высшая и наиболее коварная форма осуществления власти – это предотвращение в той или иной степени возможного недовольства людей путем формирования в них таких восприятий, знаний и преференций, которые обеспечили бы принятие людьми своих ролей в существующем порядке вещей – либо из-за того, что они не видят альтернативы этому порядку, либо потому, что считают его божественно определенным или выгодным” [77, с. 24].

То есть посредством гештальтов может формироваться образ жизни как отдельно взятой личности, так и социальных групп. Именно в таком образе и проявляет себя личность. Возникает вопрос: “Может ли “элита” полноценно осуществлять управление “толпой”, доведенной до образного восприятия окружающей действительности, а если может, то как долго?”. Возьмем, например, опыт прививания “толпе” образа трудового героя. Шахтер Стаханов побил все мыслимые и немыслимые рекорды по добыче угля. “Толпа” радуется. Она гордится своим товарищем. Имеется образ трудового героя. Есть на кого равняться. Есть к чему стремиться. Вполне естественно, что появляются люди, которые, вдохновленные образом, готовы догнать и перегнать героя Стаханова. Они честно напрягаются морально и физически, выполняют и даже перевыполняют производственные нормы. Но – вот неудача! – не выходит рекорд. Вроде бы и желание есть, и Бог силой не обделил, и отбойный молоток такой же, и опыта не меньше, чем у героя, а рекорд не выходит. В чем же дело? А в том, что не каждому из “толпы” дано знать, что рекорд готовился. В его подготовке принимали участие не только мышцы Стаханова, окутанные патриотизмом и верой в “образ светлого будущего”. Представители “элиты” соответствующего уровня предварительно позаботились об организационном и материально-техническом обеспечении процесса установления рекорда, отгородив его от случаев и обеспечив чистоту эксперимента. Поэтому рекорд при всей его привлекательности повторить было тяжело. Он представлял собой искусственно созданный властью иллюзорный образ, к которому можно стремиться как к “образу светлого будущего”. И люди стремились. В очередной раз сработал режим автосинхронизации [37, с. 128], который позволяет управлять толпой в обход сознания. В итоге в 1935 г. в угольной промышленности Донбасса возникло стахановское движение работников за повышение производительности труда и лучшее использование техники. Потом оно распространилось в другие отрасли промышленности, на транспорт и сельское хозяйство [3, с. 1147]. На наш взгляд, это означает, что “толпа” осмысленно соединила необходимые компоненты в образ героя труда не формально, а по существу, что, в свою очередь, дало возможность этому образу стать легендарным и перейти в категорию мифов. Немногих в дальнейшем интересовала судьба легендарного человека.

Как видим, посредством образов в режиме автосинхронизации можно вынудить огромные массы людей принимать участие в реализации планов власти. Иными словами, стойкие образы, создаваемые в интересах государственного управления, способны спровоцировать “толпу” на любые действия.

Примеров создания образов подобного типа, на которых воспитывались миллионы советских граждан, можно привести множество: Павлик Морозов – для юных пионеров, Павел Корчагин – для комсомольцев, Александр Матросов – для солдат, Николай Гастелло – для офицеров, Валерий Чкалов – эталон летного мастерства для всех летчиков и т.п.

Из истории мирных народных подвигов государственного значения: строительство Днепрогэса, освоение целинных земель, ежегодная “битва” за урожай и т.п.

Немало образов народных героев нам дает художественная литература, театр и кино (герои гражданской войны 1812 р.: полководец Михаил Кутузов, легендарный партизан Денис Давыдов, народные мстители; обобщенные литературные персонажи: Илья Муромец, Тарас Бульба, Наталка-Полтавка, Свирид Петрович Голохвастов и Проня Прокопиевна, и даже дядя Степа-милиционер). Это дает нам возможность утверждать, что процесс создания и использования властью разных образов (гештальтов) дает возможность осуществлять управление определенными процессами манипулирования социальными группами и государством в целом и отнести этот процесс к категории механизмов государственного управления.

Система любого управления, в том числе и система управления государством, – это живая система со своим индивидуальным видом. Каждый отдельный человек благодаря своей индивидуальности в повседневной жизни воспринимает систему, в которой живет, в целом, а не в виде структурных единиц ее составляющих. Во внешнем образе системы (гештальте) создаваемые и уничтожаемые внутренние образы имеют, на наш взгляд, локальное значение. Однако здесь следует отметить следующее: образы можно создавать как позитивные, так и негативные; созданные и внедренные в сознание людей образы нуждаются в своевременной замене другими образами, ибо иначе у власти любого иерархического уровня может остаться лишь иллюзия управления. Человек станет самостоятельно производить неуправляемые властью гештальты, разрушая законченный гештальт существующей системы (гештальт-систему), которая выступает в роли нормативного регулятора, что дает возможность собирать и сплачивать в своем энергетическом поле единомышленников. Власть (или лицо, которое ее олицетворяет) будет считать, что она руководит, хотя реальное управление уже отсутствует. В таком состоянии внутренние связи, которые собственно и делают гештальт-систему системой, ослабевают. Она становится менее стойкой к внешнему влиянию. Гештальт-система, которая теряет способность решительно противостоять внешнему влиянию, неминуемо и интенсивно испытывает влияния гештальтов других гештальт-систем, вплоть до саморазрушения. Для примера достаточно вспомнить последние месяцы управления Советским Союзом первого и последнего его президента и следующий распад гештальт-системы СССР.

В конце можно отметить, что на сегодня гештальт практикуется в широких контекстах и с разными целями: в индивидуальном консультировании и терапии, в консультировании пар, в семейной терапии, в групповой терапии и в группах личностного роста, в учреждениях (школах, больницах и т.п.), в торговле, в бизнесе и на промышленных предприятиях. Это, на наш взгляд, явление полезно, поскольку способствует на локальном уровне укреплению внутренне-групповых и внутригосударственных связей, наличие которых препятствует разрушению гештальт-системы страны.

Однако если система государственного управления допускает падение престижа, например, собственных вооруженных сил, то немедленно начинает формироваться образ заморского защитника. Если загубить собственную систему образования, то приходится внедрять чужую, даже если из нее явно “выглядывает” вполне сформированный образ дебила.

Д. Замятин в книге “Метагеография: пространство образов и образы пространства” (Москва: Аграф, 2004) достаточно полно формулирует общие, геополитические и геокультурные образы Украины.

Образы Украины. Что такое Украина? Понимание Украины связано, прежде всего, с ее образами. Эти образы должны рассматриваться как географические, ибо именно географические образы разрешают задачу широкого концептуального контекста, в котором исследуются ключевые образы любой страны. Географические образы страны активно взаимодействуют друг с другом, создавая периодически, в зависимости от определенной точки зрения, своего рода образные “бриколажи” по Леви-Строссу. Такие “бриколажи” – это моментальные фотографические “снимки” географического образного пространства, которое формируется ключевыми образами, или концептами, страны.

Какие образы определяют параметры, масштаб самой Украины? К ключевым масштабным географическим образам Украины несомненно относятся образы Восточной Европы, Византии, Европы в целом, а также образы России, Турции, Польши и даже Швеции.

Взаимодействие этих образов, которое можно представить как волновое взаимодействие, ведет в результате к решающим трансформациям географического образного пространства Украины. Интерференция масштабных образов ведет также к созданию метаобразов, которые наиболее экономно представляют Украину в течение длительных исторических периодов. Таким метаобразом можно считать образ Большой границы Украины, или образ фронтира Евразии.

Кроме масштабных образов Украины выделим образы, или символы, задающие внутренние параметры страны, как бы определяющие ее идентичность. Среди них есть и собственно географические образы – такие как Днепр, Киев, Львов, Одесса, Донецк, Крым.

Образы Украины могут постоянно транслироваться вовне, например, в сторону образов России или Европы, изменяться под их воздействием и возвращаться обратно, меняя при этом конфигурации образного пространства Украины. Образные траектории, имитируя “полет бумеранга”, формируют закономерные пульсации образов, калейдоскоп, своего рода “украинские картинки”.

Геополитические образы Украины. Современные геополитические представления об Украине складываются во многом из двух источников. Это глобальные представления о роли Украины в Европе и в Евразии, барьерность, пограничность Украины. Украина – это край, граница Европы и России. Здесь мы наблюдаем и обратный процесс воссоединения Запада и России.

Связывание этих образов в единую сеть структурирует или трансформирует первоначально отобранные геополитические образы, создавая новый контекст и для соседних, смежных геополитических пространств.

Геокультурные образы Украины. Какие геокультурные образы Украины можно считать наиболее важными? Украина как культурный посредник между Речью Посполитой и Московским государством, барочная культура, украинская ученость, запорожское казачество, Дикое Поле, кочевые культуры Северного Причерноморья, переплетение кочевых и земледельческих культур, первичный ареал расселения индоевропейцев, естественный “коридор” между Азией и Европой, главное звено геокультурной оси Балтика – Черное море. Взаимодействие и переплетение этих образов создает единую геокультурную образную панораму, в которую помещается даже визит крымского хана ко двору шведского короля.

Пик каждого подобного цикла – в формировании оптимального на данный период геокультурного образного рельефа страны в результате “одомашнивания” очередного масштабного образа.

1.5. Амбициозность на службе у власти

Люди хотят выделиться, они постоянно ставят перед собой эту цель. Тщеславие и амбициозность есть внутри каждого. Это естественные союзники любого рейтинга.

Амбициозность – стремление к достижению цели любыми средствами даже тогда, когда этих средств нет, а следовательно, желания и возможности по месту и по времени не совпадают.

Амбициозность – одно из тех личных качеств, которое нельзя развить, оно формируется в процессе социализации. Все зависит от первых успехов в детском возрасте, от реакции окружающих, от духовных ценностей, прививаемых ребенку родителями.

Амбиции – это мотивы человека, фундаментом которых является потребность в успехе. Под этим качеством понимается правильная постановка человеком личных и профессиональных целей и их достижение, стремление к получению новых знаний, саморазвитию. Конечно, чтобы быть успешным и получать удовольствие от того, чем ты занимаешься, нужно постоянно двигаться вперед и осваивать новые горизонты. Человек инертный, плывущий по течению не развивается сам и не способствует развитию социальной среды, его окружающей. Однако если амбициозность становится диагнозом личности – это настораживает. Если же амбициозность становится диагнозом общества – это пугает. К синонимам этого термина можно отнести: тщеславие, честолюбие.

Для примера возьмем Соединенные Штаты Америки. По мнению самих американцев, их нация – это нация амбициозных людей. Честолюбие – это качество, которое едва ли можно только хвалить или всесторонне осуждать. В Америке это великий двигатель творческой силы, который одновременно может безжалостно угнетать людей, забирая у них время и захватывая умы. Попробуем выяснить, активизирует ли нас честолюбие, заставляет ли оно нас бороться, или же приводит к саморазрушению.

Честолюбие, конечно же, не только погоня за богатством. Это то, чем “пропитана” американская жизнь. Господин Гор, например, стремясь стать президентом, работал без отдыха, не покладая рук – и все ради мечты, появившейся еще в детстве. Вряд ли кто-то поверит, что причиной жесточайшего соперничества чрезвычайно богатых американских компьютерных магнатов являются лишь деньги. В действительности это честолюбие, направленное на завоевание первенства по контролю национальных киберпрограмм.

Постоянное преимущество – это национальная мания. Беспрерывно идет поиск символов, подтверждающих положение в обществе: чем больше дом, чем современнее автомобиль, чем мощнее компьютер – тем сильнее выделение из толпы.

Для многих людей эта гонка кажется бесполезной. Проблема не в том, что они сами как бы бегут на месте, а в том, что они соревнуются друг с другом в автомобилях, телевизорах и других бытовых вещах. И они вполне могут превзойти того, с кем они себя сравнивают.

Разочарование неизбежно. Постоянное напряжение может привести к негативным последствиям. Люди обычно ломают голову, пытаясь придумать схему быстрого обогащения. Азартные игры занимают в этом процессе не последнее место.

Американцы постоянно пытаются обуздать амбицию. Ведь за деньги счастья не купишь. В Чикагском университете пытались определить коэффициент счастья у людей разного достатка, и выяснили, что респонденты, чей доход составляет от 30 000 до 50 000 дол. США, чувствовали себя:

• “очень счастливыми” – 34%;
• “относительно счастливыми” – 58%.

В то же время процентное соотношение респондентов с доходом выше 100 000 дол. США оказалось следующим:

• 51% – “очень счастливы”;
• 45% – “относительно счастливы”.

Не следует забывать еще и о том, что чем больше человек тратит, тем более высоким налогом он облагается.

Проблема не в том, что люди гонятся за благополучием. Государственная машина заинтересована в том, чтобы они состязались друг с другом и систематически их к этому подталкивает. Принцип “разделяй и властвуй” действует безотказно и в этом случае.

Поэтому продукты, употребляемые людьми, постепенно переходят из разряда роскоши в разряд комфорта, а потом в необходимость, без которой немыслима жизнь. Машины, телевизоры, микроволновые печи – все подлежит такой трансформации. Наступила эпоха Интернета и мобильной связи. И если у тебя вдруг не окажется чего-нибудь из вышеперечисленного списка, тебя посчитают либо чудаком, либо бедняком.

Думаем, ничего нового в только что сказанном нет. Как заметил Т. Веблен в своем труде “Теория аристократии”: «Как только какая-либо вещь становится широко распространенной, ее непременно следует приобрести, и лишь тогда хозяин данной вещи будет переполнен чувством собственного достоинства. Люди пытаются достичь того, что в принципе “за пределом достижимого”. И поэтому они стараются превзойти тех, на кого они равняются и с кем себя сравнивают».

В стране, где амбициозность становится официальной позицией власти, крушение надежд просто неминуемо. Опрос, проведенный газетой “Ньюсвик”, дал следующие результаты: несмотря на высокий уровень развития американской экономики, 2,9% взрослого населения считает, что достичь того, о чем мечтают, очень тяжело, и лишь только 23% не считают это таким уж сложным, а 47% опрошенных не видят перспективы в своей жизни.

Это стресс, а стресс неизменно приводит к трагедии. Люди жаждут обогащения, причем быстрого обогащения. Это частично объясняет легализацию азартных игр. Государство не возражает. Да и как тут будешь против – демократия, свобода выбора, права человека и т. п. Поэтому ежегодно американцы “проигрывают” миллиарды долларов. С ужасом можно представить цифру в глобальном масштабе.

Внутренне американцы понимают, что слепо ориентироваться на честолюбие неразумно. Ориентирами могут быть семейные ценности, друзья, вера. Необходимость в деньгах существует лишь до определенного периода.

В недавно изданной книге “Погоня за роскошью” экономист Р. Пранн высказал идею о системности повышенных налогов у людей с чрезмерными доходами. Чем больше они тратят денег, тем выше их налог. Если ты купил часы за 5 тыс. дол. США вместо 50, то и налог заплатишь больший. Купив машину не за 20 тыс. дол. США, а за 60 тыс. дол. США, ты опять же платишь больший налог. Люди, по мнению Р. Пранна, вряд ли захотят показаться хуже других, а на соревнование “кто кого богаче” вряд ли согласятся (то есть больше не будут бравировать своим богатством из-за высоких налогов). К тому же у таких людей будет намного больше свободного времени, так как уже не надо будет постоянно работать ради бесцельного общения.

Давайте еще раз все осмыслим. Хотя и не всегда приемлемо, но честолюбие все же общественно полезно. Оно направляет и поддерживает экономическую жизнеспособность. Честолюбие заставляет людей рисковать и тяжело работать. Интернет, собственно говоря, – детище трудоголиков, проводящих семь дней в неделю за компьютером ради изобретения нового мира и возможности разбогатеть.

Если все идет так, как следует, то мы без труда преодолеваем проблемы и трудности, и не только экономические. В наше время чрезмерное процветание и успешность благоприятно воздействуют на социальное благополучие. Уровень самоуверенности и самонадеянности очень высок.

С одной стороны, люди недолюбливают честолюбие, как качество. С другой же – стараются использовать его как помощника при достижении цели. Как много лет назад заметил Пасквиль, американская жизнь была построена на идее, что люди сами могут “написать” свою жизнь (в отличие от Европы, где преобладала наследственность аристократии).

Проведенное исследование, основным вопросом которого явилось утверждение “может ли бедный человек стать богатым”, показало, что 78% американцев действительно так считают. Социальное благосостояние (все в обществе) интересует каждого. Тщеславие и творчество, как составляющее честолюбия, движут и наукой, и искусством, и другой профессиональной деятельностью. Так как каждый может и хочет кем-либо стать, чего-то достичь, то и соперничество в превосходстве порой жестоко и безжалостно.

Некоторые из нас пытаются избежать ран, наносимых честолюбием. Именно поэтому существуют несбывшиеся мечты, невыполненные планы, несостоявшееся продвижение по службе. Большинство из нас, преодолевая трудности, расчитывает и исходит из своих внутренних ресурсов и внешних обстоятельств. То общество, которое обещает то, чего сделать никогда не сможет, вызывает лишь разочарование и досаду. Честолюбие приносит и радость, и печаль, но без него мы были бы пассивными и ничего бы не достигли.

Связано ли это с концепцией власти? Да, связано. Человеком, как и любым другим животным, руководит сила наслаждения. Посредством этой силы можно руководить всем живым в рамках его земной жизни. Примитивно, но действенно. В той же Америке человек, воспитанный на материальной потребительской основе, поклоняется только доллару, олицетворяющему физическое наслаждение. Даже духовность здесь рассматривается в долларовом эквиваленте. Именно поэтому Америка самая внутренне управляемая страна с безусловно амбициозными взглядами во внешний мир человеческого сообщества.

Конечно, амбициозность не может сочетаться с пассивностью. Амбициозность требует постоянной активности. Но активность, в свою очередь, не бывает мягкой. Активно действовать – значит расчищать себе путь от всего, что мешает, и от всех, кто мешает. А это уже не что иное, как активно враждебное поведение одного человека по отношению к другим, именуемое “агрессией”. Удачная агрессия укрепляет и увеличивает амбициозность, которую необходимо, по крайней мере, сохранить. Без активных действий, явно или завуалированно представляющих агрессию, опять таки не обойтись. И так до бесконечности в замкнутом круге по формуле: амбициозность – активность – агрессия – амбициозность. Общество, живущее по такой схеме, вполне устраивает концептуальную власть, ибо не требует от нее особых усилий. Задачей концептуальной власти является сохранение и поддержание этой схемы как концепции жизни общества, как некоего идеала.

На примере амбициозности людей мы убедились, что в плане поддержания внутреннего равновесия в своей собственной матрице американская концептуальная власть с этим вполне справляется.

Но согласимся, что нация амбициозных людей не может жить в неамбициозном государстве. Теперь уже вся матрица становится амбициозной в плане предопределения жизни общества в пределах Всеобъемлющей Матрицы. Проще говоря, начинает мешать спокойно жить другим матрицам, добиваясь свободы действий, а следовательно, и статуса доминирующей матрицы. Вспомните доминирующего над окружающими динозавра, который беспрепятственно шел, куда ему вздумается, и бесконечно ел все подряд. Но он прекратил свое существование на планете Земля, потому что сам не смог добывать себе пропитание, а кормиться за чужой счет не научился. Видимо, не был он амбициозным.

С доминирующей матрицей все по-другому. В качестве доминирующей и амбициозной матрицы возьмем, например, Соединенные Штаты Америки. По прожорливости, как в прямом, так и в переносном смысле, эта страна похожа на динозавра, однако, в отличие от него, научилась кормить себя чужими руками. Американская военная сила и культура удерживают Соединенные Штаты на вершине мирового порядка. Как это происходит? Что думают по этому поводу сами американцы?

1.6. США как частная матрица, порожденная концептуальной властью

Всякое общество существует в глобальном историческом процессе, являющемся частным процессом в жизни биосферы Земли. Каждое общество обладает присущей ему культурой. Культура и направленность её развития обусловлены нравственностью людей и их свободной самодисциплиной (и/или отсутствием таковых), что определяет их идеалы и пути их достижения.

В статье “Липкая власть Америки” У. Расселл показывает, что с самого начала своего существования Соединенные Штаты вели себя как мировая власть.

Проследим это в исторической ретроспективе.

Не всегда имея возможность посылать большой флот и могущественные армии в каждую точку планеты, Соединенные Штаты, тем не менее, постоянно наблюдали за развитием глобальной системы, и американские войска подолгу выполняли функцию интернациональных.

Не всегда имея самую влиятельную в мире экономику, страна всегда вела торговлю в глобальных масштабах, подталкивая мир к экономической интеграции.

Американские идеологические импульсы также были глобальны. Американцы всегда считали, что их религиозные и политические ценности должны преобладать на всём земном шаре.

Исторически сложилось так, что угроза безопасности и интересам торговли вынуждали американцев мыслить глобально. Так, например, британцы пересекли Атлантику, чтобы сжечь Вашингтон, японская авиация взлетела с кораблей-носителей в Тихом океане, чтобы разбомбить Перл-Харбор. Торговля с Азией и Европой, так же как в пределах Западного полушария, всегда была жизненно важна для американского процветания, поэтому, чтобы обезопасить американскую торговлю, президент США Т. Джефферсон в 1801 г. послал военный флот в Средиземноморье для борьбы с берберийскими пиратами.

Коммодор М. Перри прибыл в Японию в 1850-х гг., чтобы убедиться в том, что с оставшимися в живых членами экипажей затонувших американских китобойных судов, которых выбросило на японских берегах, обращаются прилично.

И, наконец, последние выстрелы в американской Гражданской войне были сделаны с коммерческого рейдера конфедератов, напавшего на торговый флот Союза в отдаленных водах Северного Ледовитого океана.

Возвышение Соединенных Штатов до сверхмощного статуса следовало именно из этого глобального мировоззрения. В ХХ в., в связи с ослаблением и распадом британской империи и торговли, американские высшие чиновники, отвечающие за международную политику, оказались перед тремя возможными выборами: поддержать Британскую империю, игнорировать проблему и позволить остальной части мира заниматься своими делами, или заменить Великобританию и взять на себя грязную работу по наведению мирового порядка. Между началом Первой мировой войны и началом холодной войны Соединенные Штаты пробовали все три возможности, в конечном итоге заняв место Британии как гироскопа мирового порядка.

Однако американцы заменяли британцев в момент, когда правила игры изменялись навсегда. Соединенные Штаты не могли просто стать другой империей или великой державой, играя с конкурентами и союзниками в старые игры господства. Такое соревнование приводило к войне, а война между великими державами больше не была приемлемой частью международной системы.

Нет, Соединенные Штаты собирались попытаться сделать то, чего никакая другая нация никогда не добивалась, что-то такое, что многие теоретики международных отношений посчитали бы невозможным. Соединенным Штатам нужно было построить систему, которая завершила бы тысячелетнюю историю великих конфликтов, создав структуру власти, которая может обеспечить устойчивый мир во всём мире. Для сравнения, древние Египет, Китай и Рим, действуя каждый в отдельности, достигли этого лишь на региональном уровне.

Задача усложнялась тем, что новый гегемон не имел возможности использовать некоторые из методов, доступных для римлян и других. Сокращение стран и цивилизаций в мире и превращение их в зависимые области было вне военной власти, которую Соединенные Штаты могли пустить в ход. Соединенные Штаты должны были определить новый путь для сосуществования суверенных государств в мире, где существуют оружие массового поражения, острая конкуренция между религиями, гонка вооружений и разные культуры.

В книге “Парадокс американской власти: почему единственная мировая супервласть не может сделать это одна”, изданной в 2002 г., ученый Гарвардского университета Дж.С. Най (младший) обсуждает варианты власти, которые Соединенные Штаты могут использовать, строя свой мировой порядок.

Дж.С. Най сосредоточивается на двух типах власти: жёстком и мягком. В его анализе жёсткая власть – это военная или экономическая мощь, которая принуждает других следовать специфическим курсом. Жесткая власть – это очень практичная и несентиментальная вещь. Американская военная политика, например, следует правилам, которые были бы понятны в Хетском царстве или Римской империи. Действительно, американские вооружённые силы – это организация, командная структура которой больше всего походит на структуру монархий Старого Света – президент, после консультаций издаёт приказы, которым, в свою очередь, повинуются вооруженные силы.

В отличие от этого, мягкая власть – это культурная власть, власть примера, власть идей и идеалов. Работает она более тонко, заставляя других хотеть то, что хочется вам. Мягкая власть поддерживает американский мировой порядок, потому что она побуждает других полюбить американскую систему и поддержать её добровольно.

Понимание Дж.С. Наем сути мягкой власти привлекло существенное внимание и продолжат играть важную роль в американских политических дебатах. Но различие, которое Дж.С. Най предлагает между двумя типами жесткой власти – военной властью и экономической властью, привлекло меньше внимания, чем оно заслуживает.

Традиционную (жесткую) военную власть можно было бы назвать “острой” властью, потому что те, кто сопротивляются ей, будут чувствовать, что штыки двигают и подталкивают их в том направлении, куда они должны пойти. Эта власть – основа американской системы.

(Жесткую) экономическую власть можно воспринимать как “липкую” власть, которая объединяет ряд экономических учреждений и политику, привлекает и заманивает других в американскую ловушку. Вместе с мягкой властью (ценности, идеи, обычаи и политика, заложенные в системе) “острая” и “липкая” власти поддерживают американскую гегемонию и делают это столь искусно и исторически произвольно, что ведомая Соединенными Штатами глобальная система кажется желательной, неизбежной и постоянной.

Конечно, безопасность начинается дома. В США она началась с провозглашения политической доктрины Монро в 1823 г. как идеи провозглашения обеих частей американского континента зоной, закрытой для европейской колонизации.

Из заявления США:

“Сограждане – члены сената и палаты представителей! По предложению Российского императорского правительства, переданного через имеющего постоянную резиденцию в Вашингтоне посланника императора, посланнику Соединенных Штатов в Санкт-Петербурге даны все полномочия и инструкции касательно вступления в дружественные переговоры о взаимных правах и интересах двух государств на северо-западном побережье нашего континента.

...Мы всегда с беспокойством и интересом наблюдали за событиями в этой части земного шара, с которой у нас не только существуют тесные взаимоотношения, но с которой связано наше происхождение. Граждане Соединенных Штатов питают самые дружеские чувства к своим собратьям по ту сторону Атлантического океана, к их свободе и счастью. Мы никогда не принимали участия в войнах европейских держав, касающихся их самих, и это соответствует нашей политике. Мы негодуем по поводу нанесенных нам обид или готовимся к обороне лишь в случае нарушения наших прав либо возникновения угрозы им.

По необходимости мы в гораздо большей степени оказываемся вовлеченными в события, происходящие в нашем полушарии, и выступаем по поводам, которые должны быть очевидны всем хорошо осведомленным и непредубежденным наблюдателям. Политическая система союзных держав существенно отличается в этом смысле от политической системы Америки... Поэтому в интересах сохранения искренних и дружеских отношений, существующих между Соединенными Штатами и этими государствами, мы обязаны объявить, что должны будем рассматривать попытку с их стороны распространить свою систему на любую часть этого полушария как представляющую опасность нашему миру и безопасности. Мы не вмешивались и не будем вмешиваться в дела уже существующих колоний или зависимых территорий какого-либо европейского государства. Но что касается правительств стран, провозгласивших и сохраняющих свою независимость, и тех, чью независимость после тщательного изучения и на основе принципов справедливости мы признали, мы не можем рассматривать любое вмешательство европейского государства с целью угнетения этих стран или установления какого-либо контроля над ними иначе, как недружественное проявление по отношению к Соединенным Штатам”.

Как видим, кардинальный принцип американской политики безопасности изначально заключался в том, чтобы держать европейские и азиатские силы за пределами Западного полушария. Не должно было быть никаких интригующих великих государств, никаких межконтинентальных союзов, и по мере того, как Соединенные Штаты становились более сильными, никаких европейских или азиатских военных баз от Мыса Барроу (Аляска) до края Мыса Горн (Чили).

Творцы американской политики безопасности также сосредоточились на мировых морских и воздушных линиях. В мирное время такие трассы жизненно важны для процветания США и его союзников; в военное же время Соединенные Штаты должны управлять морскими и воздушными линиями, чтобы поддержать американских союзников и снабдить военные силы на других континентах. Вспомним, что Великобритания была почти побеждена подводными лодками Германии в Первой и во Второй мировых войнах. Что же касается сегодняшнего мира интегрированных рынков, то любое прерывание торговых потоков на таких трассах стало бы катастрофой.

Наконец (и фатально), Соединенные Штаты считают Ближний Восток сферой жизненных интересов. С точки зрения США, на Ближнем Востоке скрываются две потенциальных опасности.

Во-первых, какая-нибудь внешняя власть типа Советского Союза во время холодной войны может пробовать управлять Ближневосточной нефтью или по крайней мере мешать безопасным поставкам для США и его союзников.

Во-вторых, какая-нибудь одна из стран Ближнего Востока могла бы захватить регион и пробовать сделать то же самое. Египет, Иран и совсем недавно Ирак – все пробовали, и в значительной степени благодаря американской политике все терпели неудачу.

К новым опасностям относятся сегодняшние усилия лидера Аль-Каиды Усамы бин Ладена и его последователей по созданию теократической власти в регионе, которая могла бы управлять нефтяными ресурсами и расширять диктаторскую власть по всему Исламскому миру. За последние 60 лет в этом регионе США уже сталкивались с подобными угрозами.

Обращаясь к этим приоритетам как к части стратегии острой власти Соединенные Штаты поддерживают систему союзов и баз, с намерением обеспечить стабильность в Азии, Европе и на Ближнем Востоке. В целом на конец сентября 2003 г. Соединенные Штаты имели более чем 250 000 военнослужащих, размещенных за пределами их границ (не считая тех, которые участвовали в операции за освобождение жителей Ирака); приблизительно 43% были размещены на территории НАТО и приблизительно 32% – в Японии и Южной Корее. В дополнение Соединенные Штаты способны перебрасывать существенные силы к этим театрам, а также и к Ближнему Востоку при усилении напряженности в отношениях. Именно это сохраняет их способность управлять морскими трассами и воздушными коридорами, необходимыми для безопасности их передовых баз.

Кроме того, Соединенные Штаты управляют самыми крупными в мире разведывательными организациями и организациями по электронному наблюдению. Американские затраты на разведку, превысившие в 2003 г. 30 млрд дол. США, больше, чем индивидуальные военные бюджеты Саудовской Аравии, Сирии и Северной Кореи.

Со временем американское стратегическое мышление сориентировалось на подавляющее военное превосходство как на самое надёжное основание для национальной безопасности. Отчасти это нужно для усиления собственной безопасности, но отчасти потому, что превосходство может быть важным средством устрашения других. Установление подавляющего военного превосходства могло бы не только удерживать потенциальных врагов от вооруженного нападения, но также сдерживать их стремления соответствовать американскому усилению. В конечном итоге, как утверждают защитники этой позиции, такая стратегия на много дешевле и безопаснее, чем простое опережение.

Как видно из наших рассуждений, частная матрица Соединенных Штатов Америки вполне управляема концептуальной властью изнутри. Более того, она управляема настолько, что в состоянии оказывать влияние на окружающие ее частные матрицы в меркантильных целях (кормиться за счет других).

Для примера мы взяли Соединенные Штаты Америки как одну из успешно работающих матриц, хотя с таким же успехом можно подвергать анализу Россию, Китай, Японию, многие европейские страны, коалиции государств и т. п. Все они управляются концептуальной властью, которая на исторически длительных интервалах времени обладает знаниями не только методов управления, но и средств управления людьми и обществом. Осмысленное применение этих средств воздействия на общество позволяет такой власти управлять его возникновением, становлением, функционированием и распадом.

Поговорим об этих средствах более детально. Как правило, авторы статей, содержание которых связано с концептуальной властью, не дают средства воздействия на людей и общество в виде какого-то перечня. Чаще всего они группируются в информативные блоки, которые в последующем кладутся в основу обобщения средств управления (приоритетов власти). Например:

• информация мировоззренческого характера, методология, осваивая которую люди строят – индивидуально и общественно – свои “стандартные автоматизмы” распознавания и осмысления частных процессов в полноте и целостности Мироздания и определяют в своём восприятии иерархическую упорядоченность их во взаимной вложенности. Она является основой культуры мышления и полноты управленческой деятельности, включая и внутриобщественное полновластие;
• информация летописного, хронологического, характера всех отраслей Культуры и всех отраслей Знания. Она позволяет видеть направленность течения процессов и соотносить друг с другом частные отрасли Культуры в целом и отрасли Знания. При владении сообразным Мирозданию мировоззрением на основе чувства меры она позволяет выявлять частные процессы, воспринимая “хаотичный” поток фактов и явлений в мировоззренческое “сито” – субъективную человеческую меру распознавания;
• информация факто-описательного характера: описание частных процессов и их взаимосвязей – существо информации третьего приоритета, к которому относятся вероучения религиозных культов, светские идеологии, технологии и фактологии всех отраслей науки;
• экономические процессы как средство воздействия, подчиненные чисто информационным средствам воздействия через финансы (деньги), являющиеся предельно обобщённым видом информации экономического характера;
• средства геноцида, поражающие не только живущих, но и последующие поколения, уничтожающие генетически обусловленный потенциал освоения и развития ими культурного наследия предков: ядерный шантаж – угроза применения; алкогольный, табачный и прочий наркотический геноцид, пищевые добавки, все экологические загрязнители, некоторые медикаменты – реальное применение; “генная инженерия” и “биотехнологии” – потенциальная опасность;
• прочие средства воздействия, главным образом силового, – оружие в традиционном понимании этого слова, убивающее и калечащее людей, разрушающее и уничтожающее материально-технические объекты цивилизации, вещественные памятники культуры и носители их духа.

Ярко выраженных разграничений между средствами воздействия нет. Многие из них обладают качествами, которые позволяют исследователям относить их к разным приоритетам при учете доминирующих факторов воздействия, которые могут применяться в качестве средств управления, особенно при локализации и ликвидации явлений (ситуаций), идущих в разрез с концепцией власти. Внутри одной социальной системы такие наборы называют обобщенными средствами управления. При их применении одной социальной системой по отношению к другой (в условиях разных концепций управления), такие же наборы называют обобщенным оружием (средством ведения войны, поддержки правящего режима или его свержения).

Таким образом, все обобщенные средства управления (войны) распределяются по приоритетам, а приоритеты, в свою очередь, имеют свою иерархию. В литературе и научных публикациях одни авторы определяют шесть приоритетов, другие – 12. Ми не видим в этом принципиальной разницы. В нашей работе мы будем исследовать шесть приоритетов.

РАЗДЕЛ 2 Приоритеты концептуальных основ государственного управления

2.1. Методологический приоритет

Мы допустили наличие скрытых знаний, на которых держится концептуальная власть, которая является иерархически высшим уровнем управления человеческим обществом. Мы также допустили наличие людей, которые владеют этими знаниями. Следовательно, люди, которые владеют практически абсолютными и в то же время эзотерическими (тайными, скрытыми, предназначенными исключительно для посвященных) знаниями в рамках биосферы нашей планеты, могут наиболее полное понимать общий ход развития человеческой цивилизации. К.П. Петров относит их появление к эпохе Древнего Египта: “Высшее жречество Древнего Египта состояло из десятка высших посвященных Севера и десятка высших посвященных Юга. Каждый из десятков возглавлял одиннадцатый жрец, его первоиерарх и руководитель. Все они подбирались по принципу наследственности от отца к сыну”.

Принцип наследственной власти в разных проявлениях существует и в наши дни, однако он постепенно теряет свою значимость и от него отказываются. Например, до октября 1999 г. палата лордов Великобритании не избиралась. Право заседать в ней получали либо наследственно, либо по назначению королевы. Палата состояла из наследственных и пожизненных пэров, лордов-судей по апелляциям и “духовных лордов” – двух архиепископов и 24 епископов англиканской церкви – высшей апелляционной судебной инстанции. В октябре 1999 г. палата лордов проголосовала за отмену института наследственных лордов [44, с. 134].

Однако другие современные ученые, например профессор Е.Р. Мулдашев, основываясь на собственных исследованиях и сведениях, полученных им в Индии, Непале и Тибете, говорят о наличии эзотерических знаний в ранние периоды развития человеческих цивилизаций: “... мы не будем иметь возможности общаться с людьми Шамбалы. Многоликие люди Шамбалы будут оставаться невидимыми для нас. Они будут читать наши мысли и будут, возможно, сопровождать или направлять нас. Но они никогда не войдут в контакт, потому что они – Лучшие из Лучших, а мы – лишь рядовые люди, стремящиеся к Знаниям и Богу. Однако они будут уважать наши стремления, поскольку все совершенство Шамбалы было достигнуто за счет стремления к прогрессу. Они, многоликие люди Шамбалы, наверное, вспомнят свою трагическую историю, когда от апокалипсиса к апокалипсису отбирались лучшие люди человеческих рас, чтоб создать общество, где доминирует понятие Чистая Душа” [31, с. 7–8].

Авторы книги “Физика веры” Т.С. Тихоплав и В.Ю. Тихоплав пишут: “Согласно восточной идее, человечество распадается на два концентрических круга. Все человечество, которое мы знаем и к которому принадлежим, образует внешний круг. Вся известная нам история человечества – это история этого внешнего круга. Но внутри него имеется другой, значительно меньшего диаметра круг, о котором люди внешнего круга ничего не знают и о существовании которого лишь призрачно догадываются, хотя жизнь внешнего круга, особенно в его эволюции, фактически направляется этим внутренним”.

Мощность этого круга не осталась незамеченной в исторической ретроспективе. Например, если взять период правления Аменхотепа IV, который был десятым фараоном Египта XVIII династии, то за неполные 17 лет своего правления он перевернул Египет вверх ногами. Он стал называть себя Эхнатоном, то есть “желаемым Атону” – солнечному диску, который был провозглашен единственным египетским богом. Его культом фараон собирался заменить традиционный политеизм. Аменхотеп IV (Эхнатон) разогнал жрецов, закрыл их храмы и запретил почитание всех богов, кроме одного – Атона, воплощенного в солнечном диске с животворными лучами.

Все было напрасно. Сила жреческого круга была настолько большой, что после смерти Эхнатона они стремились вычеркнуть имя ненавистного правителя из истории, уничтожая все, что напоминало о нем. Не найдена даже гробница фараона-отступника. Следующие фараоны Сменхкара и Тутанхамон возобновили традиционную религию и статус жрецов, опять открыли древние храмы.

На чем же базируется сила внутреннего круга, если она способна управлять даже такой авторитарной властью, как власть египетских фараонов, которые одновременно были верховными жрецами?

Явления, которые нам непонятны (не входят в круг наших понятий) через ограниченность знаний, часто относят к категории мистических.

По мнению П.Д. Успенского, “мистика – это проникновение скрытого знания в наше сознание. Скрытое знание – это идея, которая не совпадает ни с одной другой идеей”. Доступ к скрытым знаниям ограничен и в связи с этим связан с разнообразными табу и ритуалами. Так, например, описывая ритуал входа в пещеру Харати (Непал), где, по данным эзотерической литературы, сохраняются золотые пластины лемурийцев, на которых записано так называемое “настоящее знание”, профессор Е.Р. Мулдашев приводит рассказ одного из хранителей этой пещеры: “Этот ритуал проводится на десятый или одиннадцатый день месяца. Вот уже 2000 лет мои родственники ходят к пещере в эти дни ежемесячно. Это особенные люди. “Священник” обязательно избирается из рода Баджачарайя и ни из какого другого. В роде насчитывается около 2000 семей. На роль священника может претендовать лишь тот мужчина (обязательно мужчина!) этой семьи, который имеет среднее имя (отчество) Билаш. В семье Баджачарайя именем Билаш называют мальчиков по специальной древней шкале, в которой учитываются очередность, время рождения по лунному календарю и т.п. Сын человека по имени Билаш может стать “священником”, если его избирут родственники. Нового “священника” избирают, когда умирает предыдущий”.

С позиции эзотерики, скрытые знания дозированы и передаются по разрешению их хранителей. Получить их другим путем невозможно.

Поэтому, на наш взгляд, при проникновении скрытого знания в концептуальные знания, на которых базируется иерархически концептуальная власть, стоящая ниже, происходит формирование новых тенденций развития государственного управления в конкретной стране (-ах), определенной (-ых) иерархически высшей концептуальной властью, ею же и дозируются на уровне приоритетов, которые определяет К.П. Петров. Проведем тезисный анализ этих приоритетов.

Тезис. Хозяева в настоящее время господствующей герметической (смысл которой умышленно скрывается) евро-американской концепции реализуют управление во всех подконтрольных ей странах посредством шести приоритетов обобщенных средств противоборства (оружия).

При осуществлении подобного управления не в чужих странах, а в своей собственной, эти шесть уровней называют приоритетами обобщенных средств управления [39, с. 17].

Анализ. Принципы опоры власти на такие приоритеты, даже в условиях исторических перипетий, в той или иной степени прослеживаются вплоть до наших дней.

Например, Королевство Саудовская Аравия – абсолютная теократическая монархия. Государственная религия – ислам вахабитского толка. Король выступает олицетворением власти семьи Саудитив, ему исторически принадлежит главная роль в политической жизни страны. Особенное положение семьи Саудитив закреплено Основным низамом о власти 1992 г. – актом конституционного характера. Согласно ему, власть в стране принадлежит отпрыскам короля-основателя Абдель Азиза Абдель Рахмана аль-Рейсала Аль Сауда по мужской линии [44, с. 675].

Иорданское Хашимитское Королевство – конституционная дуалистическая монархия с наследным монархическим правлением. Государственная религия – ислам суннитского толка, 5% – христиане. Законодательная власть принадлежит королю и национальным собраниям, которые состоят из сената и палаты депутатов. Члены сената (40 мест) назначаются королем. Глава государства – король, который владеет широкими полномочиями в сфере законодательной и исполнительной власти. Он является верховным главнокомандующим сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил; он ратифицирует законы и вводит их в действие [44, с. 287].

Государство Катар – абсолютная монархия. Государственная религия – ислам. Организованная оппозиция отсутствует, деятельность политических партий запрещена. Согласно Конституции, вся полнота законодательной и исполнительной власти принадлежит главе государства – эмиру, который избирается со своей среды мужскими членами правящей семьи Аль Тани (насчитывает около 3000 лиц). Полномочия монарха чрезвычайно широки. Он представляет государство во внешних отношениях, является верховным главнокомандующим вооруженных сил Катара; назначает и смещает гражданских и военных служащих, формирует Совет обороны. Своим указом эмир может отменить любое решение суда [44, с. 360].

Королевство Камбоджа – конституционная парламентская монархия. Государственная религия – буддизм, часть коренного населения (чами) исповедует ислам. Глава государства – король, избирается из членов королевской семьи пожизненно королевским советом трона. Согласно с конституцией, король “должен царствовать, но не править”. Король – верховный главнокомандующий Королевских кхмерских вооруженных сил [44, с. 347].

Государство Бахрейн – наследственная конституционная монархия (единственная страна в Персидском заливе, где строго действует право первородства при наследовании власти). Государственная религия – ислам (60% – шииты и 40% – сунниты). Глава государства – эмир, он же – верховный главнокомандующий вооруженных сил. Через правящую семью эмир контролирует практически все сферы жизни государства [44, с. 67].

Бруней Дарусалам – абсолютная монархия с некоторыми внешними признаками конституционной монархии. Политический режим – патриархально-авторитарный. Государственная религия – ислам (67% – мусульмане, 13% – буддисты, другие – последователи туземных верований, христиане). Глава государства – султан, который занимает посты премьер-министра и министра обороны. Султан практически единолично управляет страной посредством своих декретов [44, с. 121].

Королевство Тонга – конституционная дуалистическая монархия. Религия – протестантство. Глава государства – наследственный король. Исполнительная власть осуществляется королем и кабинетом министров во главе с премьер-министром. Король назначает и смещает всех членов кабинета [44, с. 770].

Королевство Норвегия – конституционная парламентская монархия. Господствующая религия – лютеранство. Главой государства является король. Конституция называет персону короля “священной и уважаемой”; он не подлежит ответственности за свои действия. Король владеет законодательными и исполнительными полномочиями. Король назначает и увольняет высших должностных лиц, ему принадлежит право помилования [44, с. 572].

Как видно из примеров, принципы наследственной власти сохраняются в ряду государств, независимо от их географического расположения, величины территории, количества населения, государственной религии и наличия нескольких вероисповеданий. В то же время полнота власти варьируется от абсолютной к формальной (церемониальной).

Какую же власть мы имеем в виду? Можем ли мы говорить о том, что современные монархи, которые стоят во главе определенного исторически сложившегося правящего клана, являются носителями высших концептуальных знаний, которые дают им право стоять на вершине иерархически высшей концептуальной власти? Если нет, то кто управляет ими как иерархически более низкой властью?

Принимая во внимание, что иерархически высшая концептуальная власть не осуществляется директивно, а лишь создает условия для понимания, что есть хорошо и что есть плохо в определенный промежуток времени в определенных ею государствах (управленческих структурах), рассмотрим эти приоритеты (лат. prior – первый) в предлагаемом порядке уменьшения их мощности: методологический, хронологический, фактологический, экономический, геноцид, военный, в отдельно взятом государстве.

Методологический приоритет, с позиции современной науки, можно понимать как систему принципов и способов организации и построения теоретической и практической деятельности. Он воплощается в организации и регуляции всех видов человеческой деятельности [51, с. 367]. Методологический уровень – это уровень, на котором закладывается фундамент долговременного комплексного развития общественных отношений, формируется миропонимание. В рамках одного народа методологические корни могут достигать глубины веков настолько, что отдельный представитель социальной группы или общества в целом часто не в состоянии объяснить ни самому себе, ни своим отпрыскам, почему что-то делается так, а не иначе. Он просто на уровне сознания или подсознания знает, что надлежит быть так, потому что так было в эпоху его дедов и прадедов, сохранилось в традициях, обычаях, на уровне этических основ социальной группы, к которой он принадлежит. Иным словами, знания народа о себе сохраняются в нем на несознательном уровне.

Насильственное же изменение миропонимания на уровне государства путем внедрения чужих концепций развития исторически всегда проходило болезненно. Например, крещение Киевской Руси князем Владимиром было не чем иным, как внедрением византийского направления христианства вместо языческих верований народов, населявших территорию современной Украины (то есть чужого им). По существу оно было революционным и далеко не бескровным процессом, организованным и проведенным своей властью на основе чужих концептуальных знаний.

В 988 г. Киевский князь Владимир Святославич принял решение креститься от Константинопольской Церкви. После чего, в царствование императоров Василия II и Константина VIII Порфирородных, присланное Константинопольским патриархом Николаем II Хрисовергом духовенство крестило киевских людей в водах Днепра и (или) Почайны. Согласно русской летописи “Повесть временных лет”, князь во время крещения своего народа вознёс следующую молитву: “Боже великий, сотворивый небо и землю! При́зри на новыя люди сия и даждь им, Господи, уведети Тебе, истиннаго Бога, якоже уведеша Тя страны христианския, и утверди в них веру праву и несовратну, и мне помози, Господи, на супротивнаго врага, да надеяся на Тя и Твою державу, побежю козни его!”.

Известно, что первыми епископскими кафедрами, кроме Киева, была Новгородская, а также, возможно, Черниговская, Владимир-Волынская и Белгородская (ныне селение Белогородка под Киевом).

На части территорий христианство насаждалось силой; при этом уничтожались культовые сооружения язычников, сопротивлявшиеся подвергались репрессиям.

Согласно некоторым летописным свидетельствам, Новгород оказал активное сопротивление насаждению христианства: он был крещён в 990 г. епископом Иоакимом при военной помощи киевского воеводы Добрыни (брат матери князя Владимира – Малуши) и тысяцкого Путяты.

В Ростове и Муроме сопротивление насаждению христианства, согласно традиционной церковной истории, продолжалась до XII в.: два первых епископа, посланные в Ростов, были изгнаны, а третий – св. Леонтий – погиб от рук язычников в 1073 г. (согласно прологу, в 993 г.). Ростовчане были крещены только лишь епископом Исаией (15 мая 1090 г.), восшедшим на кафедру в 1078 г.

Как видим, христианизация происходила постепенно, сопровождаясь ассимиляцией “культуры широкой, где совпадали и соединялись разные старые и новые религиозные доктрины, культурные цивилизационные течения” [15, с. 60–61; 21, с. 89]. В итоге со временем христианство стало составной методологических основ народа, которые в форме концептуальных знаний сохраняются как на сознательном, так и на несознательном уровне.

Авторы публикации “Сказания о начале славянской письменности” (ответственный редактор – член-корреспондент АН СССР З.В. Удальцова, издательство “Наука”, Москва, 1981 г.) уверены, что основные причины, побудившие господствующий класс славянских стран к смене религии, хорошо известны.

Во-первых, речь шла о принятии религии, которая бы в гораздо большей мере, чем существовавшие здесь языческие культы, соответствовала отношениям развитого классового общества, более успешно, чем язычество, могла подкреплять своим авторитетом новый общественный строй раннефеодального общества и обеспечивать повиновение социальных низов.

Во-вторых, принятие христианства укрепляло международное положение ранее языческой страны, позволяло ее правящей верхушке на равных правах войти в круг феодальной знати соседних “христианских” государств Европы, облегчало широкую рецепцию импонировавших славянской знати общественных институтов более развитого “христианского” общества.

О процессе христианизации Руси очень понятно сказал философ Ключевский: “Византийство к нам было “спущено” сверху. Целые века греческие, а за ними и русские пастыри и книги приучали нас веровать, во все веровать и всему веровать... Нам указывали на соблазны мысли прежде, чем она стала соблазнять нас, предостерегали от злоупотребления ею, когда мы еще не знали, как следует употреблять ее. Нам твердили: веруй, но не умствуй. ... Мы стали бояться мысли, как греха, пытливого разума, как соблазнителя, раньше чем умели мыслить, чем пробудилась у нас пытливость. ... Потому когда мы встретились с чужой мыслью, мы ее принимали на веру. Под византийским влиянием мы были холопы чужой веры, под западно-европейским стали холопами чужой мысли”.

Не менее показательным является процесс “ополячивания” Украины после присоединения к Польше украинских земель в 1569 г. “Сюда двинулась множество польских шляхтичей, которые занимали должности, различными путями приобретали земли и, в конце концов, фактически ополячили здешнюю жизнь, как ополячили в свое время западноукраинскую. До 1569 г. в этих землях полякам нельзя было ни занимать должности, ни владеть имениями. Украинская жизнь была перестроена на польский манер и ополячена. Это была полная перестройка снизу вверх, которая не оставляла камня на камне в украинской жизни, и на самый низ ее были отброшены украинские элементы, которые не порывали со своей народностью. С шляхты были сняты налоги и военная служба, теперь она не знала почти никаких обязанностей и одновременно приобретала огромные права. Власть королевская, вообще всякая публичная власть, была очень слабой; все было направлено на то, чтоб оградить благородное состояние от всякого рода осложнений”
[14, с. 196–197]. Польское владычество принесло украинским народным массам порабощение и экономическое разорение, привело к упадку городов, преградило путь украинскому мещанству к промышленности и торговле. Более того, немало усилий прилагалось для ликвидации православной веры. Один лишь совет Папы Урбана VIII королю Сигизмунду III, выраженный в письме от 10 февраля 1624 г., о многом говорит: “Ожесточенный враг католической религии – схизматическая ересь – распространяет кошмар безбожных догм на соседние провинции... Встань, король, славный поражениями турков и ненавистью к безбожникам. Возьмись за оружие и щит и, если этого требует публичное спасение, задави гадину, заразу этой чумы, мечом и огнем” [43, с. 43].

Поэтому украинское общество решило бороться не на жизнь, а на смерть с угрозой ополячивания, которое надвигалось на него. “Национальное сознание питалось чувством ненависти к польскому господству и всему, что было с ним связано. Важную роль в этом процессе сыграла ментальность (состояние души нации в виде общей манеры чувствовать, мыслить, вести себя), одна из особенностей которой заключалась в видении окружающего мира, учитывая осознанные потребности жизни и самосохранения нации” [53, с. 9].

Как видим, и в этом случае чужая концептуальная власть, основанная на чужих концептуальных знаниях (ополячивание плюс окатоличивание), вступает в противоречие с сознанием и подсознанием народа на уровне методологического приоритета, но теперь уже на основе ранее сформированных концептуальных знаний (национальные традиции плюс православие).

В ХХ в. попытка коренным образом изменить сформированное миропонимание народа путем насильственного внедрения концепции марксизма-ленинизма также не прошла бескровно и, как видно, имела исторически кратковременный и сомнительный успех как на уровне формирования концептуальных знаний, так и на уровне основ концептуальной власти.

Для того, чтобы формировать определенное миропонимание у людей, иерархически высшая концептуальная власть создает лексические документы, к которым в полной мере принадлежат Священные тексты индуизма, Библия, Коран, которые истолковывают основополагающие догмы на протяжении длительного времени. Как бы не относились к таким документам представители разных научных направлений и социальных групп, сначала их творцы, объединенные подобной мерой понимания всего, обобщили максимум информации о принципах Вселенной и месте в ней человека, полученной пусть даже в результате озарения, транса и т.п. Изменение содержания таких документов или их фривольное толкование в интересах власти приводит, на наш взгляд, к искажению самых концептуальных знаний, которые передаются иерархически более низкому уровню. В итоге власть более низших уровней, которая объективно владеет неполной информацией относительно власти высшего уровня, получает сознательно ошибочную “правду”, что, в свою очередь, вносит хаос (в данном случае термин “хаос” мы трактуем как беспорядочное, бесформенное, неопределенное состояние [64]) в систему организации управления определенной социальной группы, делает ее уязвимой для проникновения чужой концептуальной власти. Последствия при этом могут быть как запланированными этой властью, так и тяжело предполагаемыми в условиях неуправляемости “толпы”.

Таким образом, если методологический приоритет признать доминирующим, то на его уровне иерархически высшая концептуальная власть, используя скрытые знания, создает условия для исторически длительного, непрерывного, общего и избирательного действия на процесс формирования основ власти на уровнях, которые иерархически стоят ниже, где объем информации всегда меньше, чем на высших уровнях. Поэтому вполне логическим будет вывод о том, что разница в объеме информации является одной из составляющих тайны концептуальной власти.

Такую власть в полной мере можно считать реальной властью, которая несет информацию системы высшего порядка и формирует будущее развитие цивилизации. Реальная власть реализует свое властное право лишь на базе знаний и информации высшего порядка. Поэтому она не боится конкурентной борьбы, а наоборот, ее провоцирует с целью создания хаоса.

Более того, если рассматривать термин “хаос” с позиции древнегреческой космогонии (от греч. kosmogonia – создание мира) как первобытное состояние или первосущность, из которой возник или был создан рукой Творца мир как упорядоченный космос, то высшая концептуальная власть из хаоса, который создается ею же самой в нужном ей месте и в нужное время, может на методологическом уровне управлять процессом упорядочения, видоизменения или совершенствования существующих структур власти или формирования принципиально новых.

Нет у нее другого пути. Не может она на методологическом уровне опуститься к непосредственному руководству “на местах”, как не может позволить иерархически более низкой власти (из-за ее неподготовленности) подняться на высший уровень концептуальных знаний. Вспомним Платона, который писал: “Нет другой надежды на прекращение беды в государствах [Эллады], – и я уверен во всем мире тоже, – как через тесный личный союз между политической властью и философией и принудительного влияния на тех лиц, которые отдают преимущество одному из этих занятий перед другими. Такого союза можно достичь двумя путями. Либо философы должны стать царями в наших государствах, либо люди, которые в настоящее время называются у нас царями или владыками, должны пристраститься – искренне и безоговорочно – к философии” [60, с. 521–522].

2.2. Хронологический приоритет

В рамках сложных и не всегда однозначных процессов развития любого общества правдивое и в то же время научное подведение итогов исторического пути народа нуждается в значительных усилиях со стороны научных работников определенного времени. Историография прошлого периода, к сожалению, оставляет современникам тяжелое наследство: многочисленные перекручивания и извращения, пробелы и мифологизацию. Это грустные результаты заидеологизированности и заполитизированности исторических знаний в любой их форме. Особенные деформации испытывают ключевые проблемы и самые ответственные периоды как мировой, так и отечественной истории, к которым следует зачесть периоды войн, изменений формаций общества, создания и распада империй, коалиций государств и т.п.

Этому имеется историческое объяснение. История – это рассказ о прошлом своего края и народа, который исконно передавался из уст в уста. “Но в памяти человеческой события хранятся четко не более чем два – три поколения, а затем начинают путаться, если рассказ не собран в какую-либо крепкую форму, например в форму песни или стихотворений, предназначенных для запоминания. На более твердую основу эти рассказы переходили, когда могли опереться на старые записи о делах прошлых дней, особенно, если эти записи делались современниками, которые пережили эти события. Посредством этих записей и рассказов стало возможным передавать память о событиях через длинный ряд поколений в чистом, необезображенном виде” [14, с. 7].

На наш взгляд, такая возможность всегда существовала лишь теоретически. Это связано с тем, что в любом государстве постоянно существовали и будут существовать секретные архивные фонды, документы которых рассекречивают после завершения определенного срока. Только став достоянием историков, они помогают раскрыть именно те неизвестные или малоизвестные явления и события, которые не были использованы в историографии, тем самым предоставляя современникам более полную (будем говорить – правдивую) информацию об определенном периоде жизни общества. “При понимании того, что передано нам исторической традицией, не просто понимают те или иные тексты, но производят определенные представления и постигают определенные истины” [61, с. 46]. Информация хронологического порядка прохождения явлений и фактов постоянно контролируется теми, кто осуществляет концептуальное управление. Более того, они формируют информацию летописного характера, историю развития общества в нужной им последовательности, с нужными им пробелами, слегка не договаривая, а в нужных случаях дописывая то, чего и в помине не было.

Хронологический приоритет (хронология – запись исторических событий в часовой последовательности; летописание
[5, с. 1354]) является вторым за значимостью и мощностью влияния на то, что происходит.

Тезис. Те, кто осуществляют концептуальное управление, формируют информацию летописного характера, историю развития, которая обеспечила бы им управление людьми соответственно поставленным целям [3, с. 18].

Анализ. Начнем с того, что возможность в письменной форме передавать память о событиях через длинный ряд поколений в чистом, неискаженном виде, о которой говорит профессор М.С. Грушевский, вряд ли осуществима на практике. Причин для этого, как объективного, так и субъективного характера, вполне достаточно. Остановимся лишь на наиболее характерных из них.

Во-первых, следует отметить, что запись исторических событий осуществляли и осуществляют представители разных народов, разных государств, разных вероисповеданий, а следовательно, в результате своего миропонимания они по-разному воспринимали и воспринимают, анализируют и обобщают полученную информацию. Более того, учитывая субъективное восприятие человеком окружающей действительности они, даже будучи очевидцами тех же событий, могут по-разному их описывать. В дальнейшем более ранние исторические документы используются новыми историками для присоединения к ним новой информации о более поздних событиях. Однако каждый из новых историков пользуется теми более ранними документами, к которым он имеет доступ, и описывает события, современником или очевидцем которых является, также с определенной частью субъективности.

Таким образом, вполне вероятным является появление нескольких алгоритмов описания тех же исторических событий, каждый из которых вполне авторитетный и может претендовать на систему знаний. Однако ввиду того, что ни один из них не обходится без перерывов и пробелов, механическое сочетание их в одно целое не может дать непрерывной, полной и подробной цепи рассказов обо всех временах. Это подчеркивает и сам профессор М.С. Грушевский: “Арабский писатель Масуди, который писал при князе Игоре, в первой половине Х в. вспоминает о каком-то большом и сильном славянском государстве, которое называлось Валинана: он говорит, что в них были раньше свои могучие князья, прежде чем покорили их князья киевские; думают, что здесь речь идет о Волыни, но утверждать это наверняка нельзя, потому что и имя “Валинана” в разных списках называется по-разному. Точно знаем в украинских землях таких сильных воинственных князей только в Киеве, но и здесь можем только догадываться относительно того, как и когда эти князья появились, потому что самая давняя киевская летопись складывалась тогда, когда стерлись воспоминания о первых киевских князьях, и ранние киевские летописцы рассказывали лишь по догадкам о том, как появились в Киеве более поздние князья – вожди военных дружин” [5, с. 45].

Один лишь этот параметр дает возможность допустить, что создать правдивый исторический алгоритм событий не представляется возможным. В связи с этим вполне уместным является высказывание С. Тулмина: “Мы можем четко понять интеллектуальный авторитет наших познаний только в том случае, если мы имеем в виду социально-исторические процессы, благодаря которым они развиваются в жизни или культуре содружества” [61, с. 46].

Во-вторых, летописцы – преимущественно люди подневольные и часто вынуждены описывать события в интересах удовлетворения амбиций вождей, государственной политики, идеологической обработки собственного народа, дезинформации мировой общественности и с другими подобными целями. Таким образом, под давлением власти они становятся непроизвольными фальсификаторами истории, пусть даже с добрыми намерениями и в интересах текущего момента. В итоге отдельные творцы “исторических документов” предоставляют своим последователям широкое поле деятельности для догадок, домыслов и предположений, а следовательно, для переписывания истории с той же целью, которая была у их предшественников.

Так, например, Вторая мировая война для американского рядового гражданина была представлена лишь несколькими историческими моментами: уничтожение 7 декабря 1941 г. внезапным ударом японской палубной авиации основных сил американского тихоокеанского флота на военно-морской базе США Перл-Харбор (Pearl Harbor) на Гавайских островах как начало Второй мировой войны; Нормандская десантная операция (6 июня – 24 июля 1944 г.) – высадка англо-американских экспедиционных сил через Ламанш в Нормандию и захват ими стратегического плацдарма, с которого была начата наступательная операция в Северо-Западной Франции, как открытие 2-го фронта; атомная бомбардировка японских городов Хиросима (6 августа 1945 г.) и Нагасаки (9 августа 1945 г.) – как конец Второй мировой войны [3, с. 819, 898, 1314]. События, которые происходили в Европе, Азии и Африке в период между этими датами, большинству американцев просто не известны. Поэтому киноэпопея, которая вышла на экранах Советского Союза под названием “Великая Отечественная”, на американских экранах была показана под названием “This unknown war” (“Эта неизвестная война”). В этом случае власть США не совершила преступления ни перед своим народом, ни перед мировой общественностью. Она просто создала информационный вакуум относительно участия в этой войне других народов и военных коалиций. Однако перед будущими поколениями американцев и перед всемирной историей они не правы.

Не менее показательным является пример долгосрочного внушения советским людям тезиса о внезапном и вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз, что дало власти возможность безнаказанно отправить на смерть миллионы людей, остаться властью и, более того, в умах нескольких поколений создать имидж истинно народной, незаменимой и справедливой.

Попробуем представить будущего историка – исследователя прошлого, который бегло ознакомился с материалами съездов Коммунистической партии Советского Союза. Несомненно, он придет к выводу, что рай на земле был построен советской властью (мы относим ее к одной из форм концептуальной власти) именно на этой территории и в конкретное историческое время. Мы же, современники, можем сказать, что в действительности в этот период “рай” существовал только для определенной категории представителей общества.

Таким образом, мы видим, что разные манипуляции с историческими фактами на уровне летописных источников имеют долгосрочные исторические цели. С их помощью концептуальная власть создает условия для влияния на сознание не только современников. Таким образом, осуществляется влияние на изменение существующих и формирование новых концептуальных знаний в интересах исторической перспективы.

В-третьих, у разных народов письменность возникла в разные эпохи, поэтому у каждого народа письменная история имеет разное начало и разную полноту. Это касается и территории современной Украины.

Здесь начало распространения письменности непосредственно связано с распространением христианства (перед 1000 годом после Рождества Христова). О более ранних периодах известно из чужих источников (греческих, римских, арабских, немецких).

Девятый век вообще считается одним из важнейших этапов в истории славянства. Именно к этому времени начавшиеся ранее в славянском обществе процессы классообразования зашли так далеко, что на многих славянских территориях начали складываться основные классы и формироваться государственность нового феодального общества. Новые феодальные государства в отличие от примитивных институтов управления, существовавших в обществе эпохи “военной демократии”, обладали столь многообразными и сложными общественными функциями как внутри страны, так и во взаимоотношении с другим государствами, что для их осуществления какая-то часть общества должна была обладать искусством письма. Если во взаимоотношениях с другими государствами участвовал по необходимости очень узкий круг людей и как главное средство общения здесь мог выступать иностранный язык, выполнявший в данную эпоху функцию своего рода международного языка, и, соответственно, письменность на этом языке, то для решения внутренних задач славянская правящая верхушка нуждалась в составлении письменных актов на родном, понятном ей языке. По мере принятия славянами христианства эта необходимость еще более обострялась, ибо это был завершающий акт создания идеологической надстройки феодального общества у славян.

По данным профессора М.С. Грушевского, историческая жизнь украинского народа начинается полторы тысячи лет тому назад. Это, по разным источникам (25–30 лет на поколение), составляет 50–60 поколений. О том, как жили люди во времена дописьменной истории, можно судить лишь по археологическим раскопкам. Это позволяет концептуальной власти писать и переписывать историю заново. В Украине наглядным является период, когда за исходную точку был взят 1917 г., а все, что было раньше, не принималось во внимание. Наглядной является попытка устранить все исторические корни нашего общества. Для иерархически более низкой власти это удобно, потому что период, отведенный ей для существования высшей концептуальной властью, не обязывает знать, помнить или учитывать предыдущие периоды развития общества, что, в свою очередь, дает возможность не особенно задумываться о будущем. Выполнил свое задание – исчезни, причем, как правило, безнаказанно.

В-четвертых, старые письменные источники часто бесследно исчезали по воле правителей или преднамеренно уничтожались завоевателями подобно тому, как “стирались с лица земли” множество городов побежденных народов. Так, например, по свидетельству историков, Халиф Омар ответил своему военачальнику, чье войско захватило Александрию, в ответ на его вопрос, что делать со знаменитой библиотекой: “Если писанина греков согласовывается с Книгой Бога, то она не нужна и сохранять ее нет надобности; если же не согласовывается, то она вредная, и ее следует уничтожить” [60, с. 501–502]. По легенде, библиотеку, которую собирали свыше девятисот лет, было пущено на отопление общественных бань. Так, Александрийская библиотека, наибольшая библиотека античности, которая была одним из семи чудес света, библиотека, в которой ежедневно работали сотни переписчиков, переписывая и рассортировывая тысячи свитков, библиотека, которая пережила пожар в 47 г. до н. э. и была восстановлена царицей Клеопатрой за счет Пергамской библиотеки, полученной в подарок от Цезаря, библиотека, которая была частично уничтожена в 391 г. н. э. христианами-фанатиками, погибла в VII–VIII в. во время арабского господства.

Источником действий никогда не бывает именно общество, а всегда – творческий индивид, который вынуждает представителей нетворческой части общества механически осуществлять эволюцию, которую они никогда не осуществили бы по собственной инициативе.

Например, немало усилий к сжиганию книг приложил А. Гитлер, а его современник, турецкий диктатор Мустафа Кемаль Ататюрк вместо сжигания книг изменил алфавит, поэтому с 1929 г. государственная документация, книжки и пресса стали печататься и записываться латиницей. Классика персидской, арабской и турецкой литературы стала теперь недоступной для молодого поколения. Алфавит, который был ключом к историческим письменным документам, вышел из обихода. “Целью турецкого диктатора было не менее чем вырвать умы своих соотечественников из унаследованной ими иранской культурной среды и втиснуть в форму, изготовленную по западному образцу”
[60, с. 502]. Здесь мы видим вариант уничтожения исторических культурных корней народа в угоду чужой концептуальной власти на уровне хронологического приоритета.

Не осталась в стороне и Украина. Из поколения в поколение в течение нескольких десятилетий планомерно и последовательно перекрывались источники сколь-нибудь достоверной информации, которая касается христианства в его прошлом и настоящем. Власть не жалела ни усилий, ни материальных расходов, чтобы насильственно изъять из памяти народа целые слои. Целеустремленно воспитывались поколения, не способные понимать сюжеты древнего искусства, классиков литературы, родной фольклор.

В-пятых, ошибки и неточности при переводе первоисточников на другой язык и разное размещение информации и толкования. Для примера возьмем перевод религиозной литературы. Так, порядок размещения книг Нового завета не является единым. Давний ветхозаветный текст не имел современного деления на главы и стихотворения. Еще в начале ІІ в. н. э. завершенного канона Старого завета не существовало. В середине ІІ в. Евангелие как книга не имело еще того значения, которое оно приобрело впоследствии, когда канон уже окончательно сформировался. Но со второй половины ІІ в. церковь быстро осуществляет и завершает процесс канонизации [10, с. 255–257].

Библейские переводы в разное время имели разное значение и удовлетворяли разные потребности. Древние переводы Библии были необходимы для церковно-практических целей, поэтому приобрели церковно-официальный характер. С распространением иудаизма за пределами Палестины стал необходим перевод Старого завета, а проповедование христианства между народами, незнакомыми с языками, которыми написаны оригиналы Святого Писания, повлекло переводы всей Библии. Эти древние переводы имеют очень важное значение для критики текста и для библейского толкования, потому что они принадлежат к тому времени, от которого к нам не дошло ни одной рукописи настоящего текста. Не меньшее значение они имеют для истории богословских направлений и взглядов, потому что по ним видно, как давние переводчики понимали текст и добавляли его содержание. К середине V в. к Рождеству Христову у иудеев возник обычай в торжественных случаях при всем народе читать Пятикнижие, а потом и отрывки из Пророков, что происходило каждую субботу в синагоге; чтение сопровождалось переводом текста на народное наречие. Отсюда возникали халдейские или, точнее, еврейско-арамейские переводы (таргумы), которые, не будучи записанными, не имели фиксированного текста. Эти свободные переводы были закреплены сравнительно поздно, причем и письменная форма не спасала их от изменений. Со временем и другие книги Старого завета переводились греческим языком разными лицами, знания которых еврейского языка были разным и имена которых нам не известны. Перевод всего Старого завета был назван Александрийским, или переводом 70 толкователей, или просто Septua-ginta – перевод LXX. В истории христианства перевод LXX сыграл большую роль. Им пользовались первовожди новой религии – Петр и Павел и все писатели греческого востока. Под его влиянием формировалась терминология нового богословия. Что касается точности перевода, то она не везде одинакова [66, с. 230–237]. Это связано со многими факторами. Например, библейские манускрипты, которые дошли до нас, разные за своим характером, объемом и древностью. Манускрипты первых трех веков доныне не найдены. Поэтому к самым давним и важнейшим для новозаветного текста принадлежат: Синайский (первая половина IV в.), Александрийский (конец V или начало VI в.), Ватиканский (середина IV в.), Манускрипт-палимпсест св. Ефрема Сирина (первая половина V в.; очень неполный). Иными словами, даже в таких документах, как Библия, информацию можно также считать относительно точной. В случае появления дополнительных исторических документов современный ее текст будет исправлен.

В этом процессе сильные мира сего также активно участвовали. Так, например, “царь Птоломей Филадельф (284–247 гг. до Рождества Христова), побуждаемый библиотекарем Дмитрием Фаларейским, попросил иерусалимского первосвященника Елеазара послать ему один экземпляр еврейских священных книг и лиц, которые перевели бы его на греческий язык. Первосвященник послал ему необходимый экземпляр вместе с 72 толкователями, которые сделали для царя желаемый перевод. С этого произведения перевод перешел ко многим другим писателям, которые еще больше его украсили. Но поскольку перевод был принят христианской церковью, то ему начали верить...” [66, с. 231]. Более полно эта информация изложена в Энциклопедическом словаре “Христианство”.

Это касается и многих других исторических документов и моментов их исследования с целью выявления истины. На наш взгляд, этот процесс бесконечен, а истина может быть лишь условной.

Анализ приведенных данных позволяет сделать вывод о том, что разные переводы и толкования исторических документов, в том числе на согласование религиозной или светской власти (включая периоды переписывания истории), серьезно влияют на правдивость общей информации хронологического порядка по месту и по времени, тем самым ставя хронологический приоритет в концептуальном управлении приблизительно на один уровень по значимости с методологическим приоритетом. Крылатым стало высказывание Дж. Оруэлла: “Кто контролирует прошлое, контролирует будущее, а кто контролирует настоящее, тот всевластен над прошлым”, приведенное К.П. Петровым в его труде. Он очень точно определяет значение этого приоритета.

Следовательно, для того, чтобы руководить людьми, народами, государствами, концептуальная власть на любом иерархическом уровне вынуждена держать их в неведении, давать им неправильную картину окружающего мира, а правильное же представление держать в тайне. По определению Р. Редфилда (1897–1958), автора формулировки концепции картины мира, “картина мира” – это видение мироздания, характерное для того или иного народа, это представление членов общества о самих себе и о своих действиях, своей активности в мире. Картина мира изучает взгляд члена культуры на внешний мир. Это как будто комплекс ответов, которые та или иная культура дает на извечные вопросы бытия: кто такой я и кто такие мы? Среди кого я существую? Какое мое отношение к тем или иным вещам?” [78]. По определению, которое дал в 1970-е гг. К. Гиртц, “картина мира” представляет собой свойственную носителю данной культуры “картину того, как существуют вещи; его концепцию природы, себя и общества” [75].

Вынудить человека искать истину там, где ее нет, – задание и тайна концептуальной власти. Люди привыкли с уважением относиться к рукописному или печатному слову. Тексты не только дают людям понимания истории, но и способствуют выработке в них определенных представлений и пониманию истин. Поэтому чтобы человек “толпы” наслаждался характерным для него способом жизни, концептуальная власть будет постоянно стремиться увести его от лишних размышлений и как можно дольше держать в рамках удобных для нее истин и представлений, пытаясь подогнать под них существующую действительность, в том числе и информацию, которая содержится в исторических документах.

Можно сделать вывод о том, что на уровне обсуждаемого приоритета концептуальная власть имеет возможности делать из отдельных людей, малых социальных групп, государств и целых народов “Иванов, непомнящих себя”.

Что касается украинского менталитета, то в течение многих лет нас делали самоедами, людьми с ощущением собственной неполноценности. Нам приписывали национальный нигилизм, наплевательское отношение к своим святыням, порочение родной истории, непризнание своих национальных приоритетов, исторических свершений, открытий.

О том, какими люди должны себя помнить и знать в интересах концептуальной власти, мы намерены обсудить при анализе очередного приоритета концептуальной власти – фактологического.

2.3. Фактологический приоритет

Мы в целом проследили и проанализировали принцип выстраивания концепции управления отдельно взятой страной, применимый как к управлению собственным государством, так и к подчинению других стран или народов.

Мы определили, что на уровне методологического и хронологического приоритетов концептуальная власть высшего иерархического уровня способна влиять на принципиальное возобновление информационного состояния общества, а следовательно, изменять и логику социального поведения. Здесь мы согласны с мнением К.П. Петрова о том, что совокупность методологического и хронологического уровней есть не что иное, как надгосударственный уровень управления.

Тогда становится очевидным, что любой уровень в иерархии управления государством поддается непосредственному влиянию этого надгосударственного уровня. Поэтому три “независимые ветви власти” которые традиционно считаются проявлением народовластия, и о которых мы уже упоминали в предыдущих публикациях [36], на наш взгляд, представляют собой относительную (стесненную определенными ограничениями) власть, которая работает уже на иерархически более низком уровне – фактологическом. Попытки выдумать наличие какой-то “четвертой власти”, а при еще большей “демократической разнузданности” – других “властей” есть не что иное, как попытки придумать название инструментам, посредством которых иерархически высшая концептуальная власть создает условия для реализации своей концепции, выстроенной на уровне методологии и хронологии на других иерархически нижестоящих уровнях власти.

Фактология – описание фактов, опора на фактический материал, документальность. Фактологический – основанный на фактах, фактическом материале [4, с. 1314].

Тезис. Относительно общества это идеологический приоритет, на котором с позиции данной концепции формируются религии, идеологии, “духовные” и другие “учения”, которые реализуют определенные линии поведения для разных групп людей, в том числе якобы “противостоящих” друг другу партий, движений, блоков, средств массовой информации [39, с. 18].

Анализ. Вопросы идеологического воспитания (обработки) населения страны, на которое направлено влияние концептуальной власти, имеют огромное значение. Сама по себе идеологическая власть на надгосударственном уровне ничего собой не представляет, если не выражается через практические формы влияния на общество. Поэтому в этом процессе задействованы абсолютно все иерархические уровни государственной власти. Казалось бы, их первоочередное задание заключается в разработке таких форм идеологической работы, которые были бы понятными народу и приняты им без возражений. Решить эту задачу вполне реально. Но если все так просто, если в результате будет достигнуто общее согласие и взаимопонимание, то что же дальше делать власти на ее иерархических ступенях, по крайней мере на уровне фактологического приоритета, если наступает “народовластие”?

В контексте наших рассуждений следует уточнить, какое значение вкладывается в понятие “народ”. Из ряда словарных толкований можно выделить следующие определения: население государства, жители страны; форма национального и этнического единства (нация, народность, иногда племя); вообще люди, преимущественно в большом количестве; определенное количество людей, которые имеют что-либо общее (в поведении или внешнем виде); связанное одинаковым происхождением и языком культурно-историческое единство людей [4, с. 578; 55, с. 193].

Если допустить, что влияние концептуальной власти может быть избирательно направлено по месту и по времени на любую социальную группу, будь то семья, государство или группа государств, причем с разными целями, то понятие “народ” становится обобщенным (вообще люди). Дифференциация же происходит именно по месту и по времени в зависимости от поставленных концептуальной властью целей, истинность которых для избранной категории не объявляется. Таким образом, идеологическая власть придает реализуемой концепции притягательную для народа окраску. Истинная же цель концепции может быть совершенно противоположной. Иными словами (по К.П. Петрову), смысл идеологии по существующей концепции управления миром – скрыть истинные цели управления, а по умолчанию реализовать противоположное [39, с. 21–22].

История не знает ни одного государства, в котором все общество вполне и безоговорочно соглашалось бы с правящей верхушкой, осуществляющей глобальное управление страной. В любом случае концептуальные идеи нуждаются в защите от инакомыслия. Однако формы, методы и приоритеты власти в разные исторические периоды и в разных государствах не были одинаковыми.

В средневековом мире, например, на первом месте стояла судебная власть, а уже потом исполнительная и законодательная. Сильный и могущественный король должен был править железной рукой – рассматривать и решать неурядицы между своими вассалами, а также их споры с горожанами и крестьянами. Иными словами, держать в узде банду прохвостов, жуликов и убийц, называвших себя герцогами, графами и баронами, сталкивая их лбами в нужные моменты, а порой и отсекая наиболее горячие головы. Россия же – это страна, где всеобщая склонность к религиозному мистицизму традиционно позволяла концептуальной власти сочетать абсолютную власть меньшинства с крайней бедностью большинства.

Поэтому мы опять вынуждены вспомнить о пресловутых “ветвях власти”. Нас удивляло то, что они существуют будто сами по себе, не имея корней и ствола, без определенного местожительства. Однако, анализируя приоритеты концептуальной власти, мы выявили, что фактологический приоритет как раз и является местом их “проживания”.

Так, например, законодательная власть создает под концепцию необходимые правовые нормы. Эти нормы настолько марионеточные и абстрактные, что впоследствии их суть меняется с точностью до наоборот. Например, вчера спекуляция как вид деятельности была уголовно наказуема, потому что формула “купи дешевле – продай дороже – разницу положи в карман” была несовершенной. Сегодня это уже законный бизнес, потому что формулу усовершенствовали: “купи дешевле – продай дороже – разницу положи в карман, но не забудь при этом поделиться с государством”.

Вчера иметь свободно конвертируемую валюту было преступлением. Сегодня валюту можно купить и продать едва ли не на каждом шагу.

Гомосексуализм до недавнего времени был криминальным преступлением. Сейчас на законодательном уровне многих государств он приобрел нейтральную или даже позитивную окраску.

До недавнего времени самогоноварение в нашей стране, хоть и было национальной особенностью, однако считалось противозаконным. Сегодня для личного потребления вари, сколько выпьешь, поскольку доверие к государственным ликеро-водочным напиткам сильно подорвано.

То есть в рамках законодательной власти можно создавать сколько угодно законодательных актов для защиты концепции власти. Еще больше можно придумать подзаконных актов, которые разъясняют исполнителям порядок выполнения воли законодателя.

Исполнительная власть внедряет концепцию в жизнь. Причем стоит отметить, что если эта власть не посвящена в содержание концепции, то что бы она не предусматривала в своих действиях, результат будет таким, которым он был запланирован концепцией. Это касается исполнителя любого уровня.

Очень четко это прослеживается, например, в вооруженных силах: “Приказ должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок”. Любой сержант способен доходчиво объяснить, что, выполняя приказ, стоит думать о том, как его лучшее выполнить. Размышления о том, что приказ плохой, его выполнить невозможно или при его выполнении можно навредить себе, и другие “нелепости” не входят в рамки понятий “беспрекословно, точно, в срок”, и высшей властью, которая отдает приказы, во внимание не принимаются. Более того, они считаются “незаконными” и подлежат осуждению, причем не только на уровне морали. Для этого существует еще одна власть – судебная.

Судебная власть предназначена для соблюдения “законности” в обществе. Под этим термином следует понимать правовые нормы, определенные законодательной властью для охраны концепции, какими бы они не были в понимании членов общества (правильные – неправильные; гуманные – негуманные; мягкие – жесткие; ограничивающие права и свободы – разрешающие произвол). Мы уже подчеркивали, что эти понятия имеют свойство кардинально изменять свое значение по времени и месту.

Выходит, что “ветви власти”, взаимодействуя друг с другом и взаимно проникая друг в друга, создают систему управления, которая влияет на выполнение конечной цели управления определенным государством со стороны иерархически вышестоящей концептуальной власти именно на уровне фактологического приоритета. Управление в данном случае рассматривается как информационный процесс.

Далее мы будем пользоваться терминологией и понятиями, которыми пользуются авторы работы “Мертвая вода”.

Потоки информации, которые поступают из системы управления объектом в объект и среду, – прямые связи.

Потоки информации, которые поступают из объекта и среды, окружающей объект управления, в систему управления объектом, – обратные связи.

Обратные связи, по которым поступает информация о состоянии среды и положении объекта в ней, – внешние обратные связи.

Обратные связи, по которым поступает информация о состоянии элементов объекта и системы управления им, – внутренние обратные связи.

На лицо взаимная вложенность понятий и объективных процессов, протекающих в объективной реальности. “Объект, находящийся в среде, и система управления им, замкнутые друг на друга цепями прямых и обратных связей, часто называют замкнутой системой” [30, с. 88].

Имея в лице “ветвей власти” замкнутую систему управления государством (объектом управления), мы можем охарактеризовать управление в ней как иерархию блоков, в которых циркулирует и преобразуется информация в интересах целевой функции управления. Тогда любой из блоков иерархии можно представить как частную концепцию управления определенного уровня. Управляющее воздействие на объект обеспечивается путем представления руководящего сигнала через прямые связи на исполнительные органы и в окружающую среду. Информация о состоянии окружающей среды, объекта, исполнительных органов, самой системы управления подается в систему управления в процессе управления по цепочках обратных связей. В итоге мы можем иметь управление только как целостную функцию, обеспечивающую осуществление целей концепции. Изъятие из этой функции каких-либо звеньев делает управление невозможным. В итоге концепция становится нереализуемой, а цели – недосягаемыми.

Мы пришли к выводу, что замкнутая система – это структура, которая состоит из управляемого набора упорядоченных элементов. Для того, чтобы эта структура могла выполнить целевую функцию, каждый ее элемент должен быть функционально нагруженным и находиться в иерархически четко определенном месте. Более того, каждый элемент должен быть квалификационно пригоден для выполнения конкретных заданий. Приоритетным здесь является построение структуры. Какой бы высокой не была функциональная пригодность каждого элемента структуры отдельно и всех элементов структуры в целом, они не смогут компенсировать недостатки в построении самой структуры. “Если структура создается к началу процесса управления и ее архитектура и элементная база не изменяются в его ходе, то характеристики вектора ошибки управления определяются, в первую очередь, соответствием архитектуры структуры вектору целей, и множеством допустимых векторов ошибки управления: это дает основание для того, чтобы такой способ управления назвать структурным” [30, с. 89]. Примером структурного управления может быть административный состав любого предприятия, административно-управленческий состав высшего учебного заведения, командный состав военной части и других учреждений, где при управлении происходит адресное распространение функционально ориентированной информации по элементам структуры, которая в процессе управления не меняется.

На наш взгляд, именно в процессе структурного управления концептуальная власть формирует и реализует религии, идеологии, разные учения, которые определяют линии поведения разных социальных групп. Чаще всего создается их условное противостояние. Например, при единственной концептуальной установке на демократические преобразование в стране огромное количество партий, блоков и фракций в своих программах декларирует именно демократические принципы. Однако от этого их не становится меньше. Всегда находится повод для противостояния. Ситуация искусственно раздувается. Обстановку нагнетают средства массовой информации. Происходит распределение на “левых”, “правых”, “центристов”, но общая установка на демократию не изменяется. Для концептуальной власти это все едино, но принцип “разделяй и властвуй” торжествует.

Мы видим, что в замкнутой системе посредством структурного способа управления можно в исторически короткий срок сформировать любое идеологически направленное влияние на общество и реализовать его в поведении людей, вплоть до девиантного.

Определенное количество сравнительно однородных элементов или замкнутых систем, управляемых структурным способом, может образовывать суперсистемы. Мы уже установили, что каждый элемент, рассмотренный сам по себе, должен иметь способность запоминать информацию, которая проходит через него. Но он в то же время может передавать информацию в окружающую среду. Поскольку в окружающей среде (в рамках суперсистемы) функционируют другие элементы или замкнутые системы, то переданная извне информация принимается ими и может восприниматься как руководящий сигнал. То есть в множестве элементов могут проходить процессы прямого и обратного отражения, а следовательно, информация может распространяться безадресно, но приниматься всеми.

В отличие от структурного управления, где структура управления формируется директивно-адресной до начала процесса управления, здесь мы видим бесструктурный способ управления, возникающий в процессе управления. Множество элементов, в которых проходит процесс бесструктурного управления, превращается в замкнутую систему. В таком случае ошибки, возникающие в процессе управления, не выходят за пределы системы и устраняются средствами этой же системы.

Яркий пример бесструктурного управления приводят авторы историко-философского очерка “Мертвая вода” – “автобус без кондуктора с кассами”. Цель управления: распространение билетов, взимание платы за проезд, оглашение остановок. Все это ложится на плечи пассажиров, поскольку в большинстве случаев трансляция в автобусах не работает, кроме того, водителю просто не следует отвлекаться от управления машиной: продажа билетов и оглашение остановок мешают его работе. Целостная функция управления: прием денег, их размен, выдача сдачи, вручение билетов, контроль за тем, чтоб не было “зайцев”, и консультации пассажиров о том, где им нужно выйти. Она же – обязанность кондуктора; ее выполняет вся совокупность пассажиров автобуса на основе информации их памяти. Этот пример свидетельствует, что та же цель управления может быть осуществлена структурным (кондуктор, хоть и один, но все-таки структура) и бесструктурным способом. Здесь же видим и субъективизм в оценках качества управления, которые достигаются при каждом из способов. Если вы хотите, чтоб максимальный процент пассажиров ехал с билетами и никто не ошибся в остановке, то кондуктор лучше. Если вас интересует доход автохозяйства, то в случае, когда экономия на зарплате сокращенных кондукторов компенсирует убытки, возникающие из-за дополнительных “зайцев” и расширения штата контролеров, лучше ездить с кассами без кондуктора.

Как видно, на уровне приоритета фактологии концептуальная власть, одноразово повлияв на сознание и подсознание общества, используя структурный способ управления, может долго не беспокоиться. Общество, вооруженное определенной идеологией, будет руководствоваться бесструктурным способом управления, идеологически совершенствуясь на достигнутом уровне (массовый героизм, взаимная слежка, самоубийство на основе кодексов чести, массовое убийство людей и самоубийство на религиозной почве, уничтожение инакомыслящих на классовой почве и т.п.). В обществе с такой мощной идеологической базой идеологическая власть становится приоритетной относительно законодательной власти. Законы в этом случае выполняются или не выполняются в угоду идеологии. Их даже длительное время не изменяют.

В совокупности это значит, что: все элементы самоуправляемы на основе информации их памяти; каждым элементом можно руководить извне, поскольку они могут принимать информацию в память; элементы могут руководить другими элементами, поскольку могут выдавать информацию из своей памяти другим элементам.

Закономерно возникает вопрос: как же замкнутая система, которая в принципе является самоуправляемой, управляется со сверхгосударственного уровня? “Еще в Древнем Египте было замечено, что для всех видов биологических особей характерным является так называемый режим автосинхронизации. Это выражается в том, что если 5–10% какой-то группы особей некоторого биологического вида начинают делать что-то одновременно, то в этот режим автоматически переводится вся группа” [39, с. 29]. Эксперименты с социальными группами, как временными (болельщики на стадионе, партийные кворумы и т.п.), так и созданными на относительно постоянной основе (заводы, фабрики, высшие учебные заведения и др.), показали, что такой процент “подсадных уток” может вынудить огромные массы людей принимать участие в реализованной ими программе и спровоцировать “толпу” на любые действия.

За примерами ходить далеко не нужно. Уличные проблемы с футбольными фанатами, особенно после матчей, связаны чаще всего с небольшими группами “молодчиков”, вооруженных камнями, палками, пиротехническими средствами и более серьезным оружием, которые в назначенное время и в определенных местах начинают дебоширить. Очень быстро в процесс погромов включаются окружающие болельщики и просто прохожие. Большинство из них в итоге понятно охарактеризовать причину своего девиантного поведения не может.

Вспомним обстановку в залах и дворцах, где проходили съезды союзного и республиканского значения. Периодически их участники взрывались “аплодисментами”, “бурными аплодисментами”, “длительными аплодисментами”, “длительными бурными аплодисментами”, стоя аплодировали, что-то скандировали. Немногие замечали, что этому предшествовали всплески эмоций в некоторых частях зала, организованных небольшими группами людей. Более того, это закреплялось документально. На следующий день это отображала пресса с теми же терминами, выделенными жирным шрифтом. Таких примеров можно привести множество. Это подчеркивает, что введение людей в режим автосинхронизации в управлении людьми играет существенную роль. С позиции сверхгосударственного управления достаточно в каждой из стран иметь определенное количество беспрекословно подконтрольных людей, которые подчиняются (как правило, это люди, занимающие определенные должности государственных служащих на разных уровнях государственной иерархии власти), которым можно в нужное время давать команды, и события в странах будут развиваться в нужном для концептуальной власти направлении не только в режиме автосинхронизации, но и в результате свойств структурного и бесструктурного способа управления в каждой из стран. Главным заданием концептуальной власти в такой ситуации остается подготовка и внедрение таких людей практически во всех странах. Зависимость этих людей от концептуальной власти является абсолютной. По своим заданиям они являются управленческой периферией сверхгосударственной власти и представляют собой наднациональную мафию, которой абсолютно все равно, подстрекать ли страну к строительству светлого будущего лозунгами типа “Вперед к победе коммунизма!” или через определенное время кричать “Комуняку на гилляку!”.

В случае неповиновения судьба их незавидна. Они остаются без обычных земных благ, без средств к существованию, становятся изгоями общества или же вообще уходят в небытие.

Здесь мы подошли еще к одному приему, успешно применяемому на идеологическом уровне управления с незапамятных времен, – манипуляции парными терминами, которые без дополнительных разъяснений являются малосодержательными. Например, “плановая экономика – рыночная экономика”, “демократия – диктатура”, “социализм – капитализм”. Для придания им смысла используется принцип маятника (хорошо – плохо). Сначала идет подталкивание маятника общественного сознания в сторону “плановая экономика – хорошо”. В ходе исторического развития маятник при достижении высшей точки “плановая экономика – хорошо” начинает опускаться. Соответственно, “плановая экономика” становится все менее и менее “красивой”. В конечном итоге, она становится “плохой”, а маятник подталкивается в сторону “рыночная экономика”, что, таким образом, постепенно становится “лучше и лучше”. Такими парными понятиями людям навязывается представление о жизни общества. Средства массовой информации с удовольствием принимают участие в этом программировании мышления людей, способствуя их слепому поклонению тому или иному понятию.

В окончательном итоге суть всей работы концептуальной власти на уровне приоритета фактологии (идеологического) заключается в том, чтоб искусственно создать альтернативы и втянуть общество в безрезультатный спор относительно того, какой вариант хороший, а какой плохой. Разрешенные темы спора предварительно определены пропагандистской машиной.

Человеческое сознание должно, как пчела, отовсюду собирать информацию, чтобы свободно и добровольно составить по ней свое миропонимание. Однако многие ожидают, чтобы кто-то дал им целостную, готовую систему миропонимания. Такие люди хотят, чтобы их вели, как слепых. Их желания совпадают с заданиями концептуальной власти на уровне идеологии. Поэтому не правы те, кто, не делая практически ничего для самоусовершенствования, обвиняют неизвестные силы в ограничении их личности. “Знания и обсуждения очень далеки от критики и осуждения. Знать – не значит осуждать. Доброжелательный анализ с целью помочь допустим. Злостная неприязнь осуждается” [69, с. 56].

Много препятствий и иллюзий нужно перебороть, прежде чем сознание освободится от всех ненужных наслоений и получит знание. Нет сомнений, что некоторые представители общества искренне ведут борьбу за народное счастье на одной из сторон искусственно созданного противоборства. Такими руководят в обход сознания, пользуясь их слабостями и недостатками. Однако те, кто несут Знание людям, пусть не рассчитывают на получение вознаграждения даже в виде благодарности. Слова о том, кто отбрасывает жемчуг знания пятой невежества, по-прежнему не теряют силы.

В 1990-е гг., когда влияние марксистско-ленинской идеологии значительно ослабело, а идеи национализма, религиозной морали, общечеловеческих ценностей не завоевали сердца большинства граждан страны, пустующая ниша общественного сознания стала быстро заполняться идеями катастрофизма: общество запугивали экологическим, демографическим, сырьевым, энергетическим, духовным и мировым финансовым кризисами.

Украина должна отказаться от гиблого пути пассивного принятия далеких идеологических влияний, что ведет к вырождению нации. Не последнюю роль в деле самовозобновления Украины должна сыграть идеология, сформированная украинским народом самостоятельно, с опорой на свою историю, традиции, анализ просчетов советской идеологии. Действительно национальная идеология выдвигает лозунг самоценности – “только мы сами можем помочь себе”. Понятно, полностью исключить постороннее влияние невозможно, но нужно стремиться к тому, чтобы ослабить его и использовать в своих интересах.

Анализ описания механизмов формирования идеологии свидетельствует о том, что внутренняя общественная идеология разделяется на собственно общественную и идеологию правящей (политической) элиты, а их взаимодействие представляет собой соединение выгодных для политической элиты идей и ценностей с теми идеями и принципами, что теперь главенствуют в сознании индивидуумов и поэтому влияют на сознание общества в целом. Следовательно, для формирования действительно национальной идеологии:

1. политическую элиту должны составлять люди, преданные национальной идее возрождения, не способные поддаться идеологической обработке за определенные личные блага, которые видят собственную выгоду в общественной пользе;
2. идеи и принципы, которые теперь доминируют в человеческом сознании и способны повлиять на сознание общества, должны анализироваться и контролироваться самим обществом через их всестороннее изучение и поиск причин возникновения;
3. формирование действительно общественной идеологии должно начинаться с малых коллективов (фирм, учреждений), которые создают свою идеологию для достижения коллективных и личностных целей сотрудников.

Традиционно роль проводника идеологии в обществе отводится интеллигенции, которая благодаря своей самобытности, общей настроенности воспринимать жизнь с точки зрения определенных идей и идеологий, а не с позиций отдельных социальных классов и групп, является идеальным творческим инструментом в деле обоснования, распространения идей и мобилизации масс на их воплощение.

2.4. Экономический приоритет

С точки зрения мощности влияния на судьбу государства экономический приоритет концептуальной власти является четвертым по значимости, однако по сравнению с методологическим, хронологическим и фактологическим приоритетами он является наиболее быстродействующим. Для его описания мы параллельно вводим термин “сверхгосударственное управление”. Считаем своевременным объяснить, что термины “концептуальная власть” и “сверхгосударственное управление”, которыми мы будем оперировать в нашем исследовании, стоит понимать как абсолютно идентичные по сути. Дальше мы продолжим анализировать теоретические обобщения К.П. Петрова о том, что концептуальная власть является высшим глобальным уровнем социального управления всем человеческим обществом.

С этим уровнем неминуемо сталкиваются и подчинены ему все другие виды власти. Существует какой-то всевластный концептуальный центр. Он формирует тенденции развития и реализует властные полномочия сверхгосударственного уровня через управленческую периферию, и если действующие властные структуры государства этого не замечают, то это не означает, что такого центра вообще не существует. К.П. Петров считает, что концептуальная власть, которая зародилась в Египте и длительное время управляла фараонами и государственной машиной этой страны, во времена Моисея вместе со служителями иерархии Амона оставила Египет и вышла на сверхгосударственный уровень управления. Жречество переродилось в знахарство, однако приспособило концептуальные знания для достижения интересов своих кланов. Забота об общественном благе и о жизни в единстве с окружающей средой постепенно стали для него второстепенными.

Сформированный впоследствии Евро-Американский конгломерат и до сегодняшнего дня управляет подконтрольными странами в масштабах земного шара, но теперь уже через наследственную корпорацию клановых финансовых семейств. На вершине управленческой пирамиды все те же 22 наследственных клана, условно разделены на две команды, которые с подачи средств массовой информации называются “правыми” и “левыми” и изображают противостояние. Таким образом, народу предоставляется право выбора власти. При этом реализаторов концептуальной власти устраивает любой выбор.

В современном мире повального бизнеса мы живем с ощущением, что существует какая-то невидимая сила, которая постоянно влияет на наше сознание, вынуждая все действия и мысли втискивать в узкие рамки денег.

Обыватель развитых государств уже давно зациклен на том, что финансы, и особенно акции, – ключ к любому бизнесу. Книжные полки в магазинах заполнены литературой о том, как быстро разбогатеть на акциях, на золоте, на азиатских рынках. О том, как покупать дома и спекулировать недвижимостью, написаны целые практические пособия. Не менее серьезно обсуждаются варианты вложения денег во всевозможные паевые фонды и пенсионные счета. Даются советы, как обойти налоговое законодательство и не платить налогов. Особенно любителями добычи денег из воздуха возвышается наука о том, как анализировать статистику для прогнозирования рынка. Короче говоря, если подойти к этому серьезно, то можно постичь книжную науку о том, как умереть богатым.

Что же это за неизвестная сила? Откуда она берется? Ее суть долго искать не приходится. Она открыто и доходчиво изложена в Библии. Воспользуемся подборкой цитат, приведенной в книге К.П. Петрова “Тайна концептуальной власти” [39, с. 55–56].

Тезис. Не “отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост, иностранцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост” (Второзаконие, 23:19).

“...и будешь давать в долг многим народам, а сам не будешь брать в долг [и будешь главенствовать над многими народами, а они над тобой не будут главенствовать] (Второзаконие, 28:12).

“Тогда сыны иностранцев будут строить стены твои, и цари их служить тебе, народ и царствие, которые не захотят служить тебе, погибнут, и такие народы совсем уничтожатся” (Исайя 60:10–12).

Анализ. Мы видим, что в Библии речь идет о так называемом ссудном проценте, применение которого вполне допустимо относительно чужестранцев и крайне нежелательно для деловых внутренних отношений. Следовательно, неправда и обман на благо собственной “семьи” – вполне приемлемая библейская истина как для времен эпохи рабовладельческого строя, так и для всех следующих социально-экономических формаций в странах, где христианство было доминирующей религией.

Однако если проследить некоторые вехи развития рабовладения, то очевидно, что раб для рабовладельца был определенной биологической энергетической единицей, которая замещала энергетические расходы (физический труд) самого рабовладельца при добывании им средств к существованию. То есть раб своим трудом делал какой-то полезный продукт, необходимый для обеспечения жизнедеятельности хозяина и возобновления себя самого как биологического орудия труда, тем самым продолжая свое существование в этом качестве, и не более. Если раб отработал свой жизненный потенциал как энергетическая единица, то он прекращал свое существование, ибо иначе рабовладелец собственным трудом или трудом других рабов должен был обеспечивать его последующее существование, а это для того времени парадокс.

Мы не можем опровергнуть или утверждать существование отношений, по которым рабовладельцы давали друг другу рабов в кредит. В нашем исследовании мы можем представить этот процесс лишь гипотетически (приблизительно). Наверное, не продавались они в кредит на невольничьих рынках, поскольку такая энергетическая единица добывалась в основном на войне и потом уже обменивалась, продавалась и перепродавалась. Иными словами, принимала участие в системе товарных экономических отношений как товар, который меновую стоимость, характеризующуюся, в первую очередь, как качественное соотношение, пропорция, в которой один товар обменивается на другой.

Таким образом, невзирая на то, что в рабовладельческих обществах главенствовали натуральное производство и натуральные отношения, товарное производство и товарный обмен тоже имели существенное значение. Отчасти они выражали отношения, связанные с эксплуатацией рабов. Сюда можно отнести экономию на питании, одежде и жилье рабов, долговое рабство и торговлю рабынями.

В любом случае при натуральном производстве использовался какой-то труд (личный труд, труд членов семьи, наемных рабочих, рабов и т.п.), в результате которого появлялся реальный (а не виртуальный) продукт, которым удовлетворялись потребности. Избытки сделанного и неиспользованного продукта могли накапливаться, однако с той же целью – удовлетворить потребности, но в другое время. Товара, который был сделан “из ничего”, не был обеспечен реальными энергетическими расходами и не был собственно энергетическим ресурсом, не существовало. То есть если рассматривать какую-либо товарно-кредитную систему, то в ней не проглядывается пустота, от которой биологическому индивиду нет пользы.

“В XIV–XV в. появляются элементы развитой формы товарного производства. Его высшая степень представляет собой такое состояние развития, когда товаром становятся не только ресурсы и продукты, которые могут воспроизводиться человеком, но и такой ресурс, как рабочая сила. Кроме того, возникают и приобретают товарную форму акции, облигации, кредитные ресурсы” [42, с. 107]. Товарные отношения, которые устанавливаются между товаропроизводителями, дополняются сложной системой денежных отношений. Деньги по признакам своего материального тела имели разное название: продуктовые деньги, металлические деньги, бумажные деньги.

Поклонники более реальной финансовой политики считали, что настоящее материальное благо народа может быть достигнуто только при наличии денег, которые заслуживают полной уверенности народа в их надежности и стойкой ценности. Так, например, в древнем мире греческая драхма завоевала себе место универсальной денежной единицы. В течение многих веков финансовой стабильностью отличались византийские золотые монеты “солиды” (solidius) и серебряные “милиаресии” (miliarense). Эти монеты были универсальной денежной единицей от Китая до Британии и от Балтийского моря до Эфиопии.

В странах древнего мира в разные времена постоянно наблюдалась цикличность материального благосостояния и экономического спада. Это можно связать с тем, что в периоды, когда страны пользовались надежными денежными единицами (то есть золотыми и/или серебряными монетами), экономика всегда расцветала. Но как только такие деньги заменялись какими-то суррогатами, которые не имели ценности как деньги сами по себе, неминуемо происходили инфляция, обнищание населения и экономический кризис.

То есть, “если монетно-знаковая форма денежной стоимости представляет собой начало исчезновения реального стоимостного содержания денег, то бумажно-знаковая значительно расширяет и углубляет этот процесс. Бумажные деньги являются моментом выражения реальной стоимости, поскольку бумажные деньги – это не столько реальная стоимость, сколько знаки стоимости” [42, с. 116]. На этом этапе внедрения бумажных денег не обошлось без вмешательства государства как на законодательном уровне, так и в принудительном порядке. Сглаживалось это принуждение тем, что частично сохранялся обмен бумажных денег на золото.

В связи с этим экономическое благополучие в стране часто прекращалось по вине государственной правящей верхушки (государственного управления), которой в определенный момент срочно были нужны деньги. Не желая прибегать к непопулярным методам управления государством и терять доверие населения, она находила способы добывать деньги путем мошенничества. Наверное, мы имеем право отнести такие действия государственных мужей к понятию “механизмы государственного управления”. Например, популярным было добавление неблагородных металлов в золото при чеканке монет, уменьшение веса золотых монет при чеканке или тех, которые находятся в обороте. Таким образом, деньги создавались “из ничего”. Они не обеспечивались никакими материальными ценностями.

Впоследствии наравне с золотыми монетами в обороте стали принимать участие бумажные деньги. Изобретателями бумажных денег и первыми “банкирами” чаще всего считают золотарей, которым люди отдавали свое золото на сохранение под расписку. За сохранение те взимали с них определенную плату. Потом у них возникла мысль о том, что золото, которое лежит у них взаперти “мертвым грузом”, можно давать в долг другим лицам и взимать за это определенный процент. Новоявленные “банкиры” по практическому опыту знали, что возможность того, что все владельцы золота станут требовать свои взносы одновременно, очень незначительная. Поэтому почти все золото они стали пускать в обращение в виде ссуд под проценты. На сохранении оставалась лишь некоторая часть как резерв. В результате таких манипуляций денег, не обеспеченных материальными ценностями, появилось еще больше.

В дальнейшем реальное ценовое содержание полноценных денег поглощается кредитными деньгами. “Кредитные деньги – это такие деньги, которые представляют собой долговые обязательства субъектов экономики и благодаря этому выполняют роль знаков стоимости в обращении” [42, с. 117]. Появление кредитных денег, с одной стороны, отрицает полноценные деньги в такой их существенной функции, как средство обращения, поскольку в обмен на товар вместо денег выдается долговое обязательство, а с другой – последнее начинает вращаться. Именно поэтому движение кредитных денег (неполноценные деньги) и бумажных денег (тоже неполноценные деньги) соединяется в одно целое (кредитно-бумажные деньги). Экономической основой таких денег становятся долговые обязательства.

Приемы получения денег “из ничего” предоставили возможность правителям государств во взаимодействии с банкирами “скачивать” деньги из своих подданных. Суть этого взаимодействия сводилась к такому историческому соглашению (в 1694 г.) между английским королем Вильямом и группой финансистов, представителем которых был Вильям Патерсон:

1. Правительство (король) выдаст грамоту на создание банка.
2. Банк будет иметь монополию на выпуск банкнот, которые будут иметь право обращения в Англии как бумажные деньги.
3. Банк будет создавать деньги “из ничего”, и только какая-то часть этих бумажек будет обеспечиваться золотыми монетами.
4. Банк будет давать правительству ссуды на суммы, нужные правительству.
5. Деньги, созданные для правительственных ссуд, в основном будут обеспечиваться долговыми расписками правительства (“облигациями”).
6. Хотя деньги эти будут создаваться “из ничего”, правительство будет платить за них проценты в размере 8%.
7. Правительственные долговые обязательства будут считаться “резервом” для создания дополнительных денег для ссуд частным коммерсантам. Эти ссуды также будут даваться под проценты, то есть банк сразу будет получать двойные проценты за те же деньги [65].

Первая же махинация, проведенная в рамках договоренности сторон, позволила королеве получить вместо 500 000 фунтов стерлингов, необходимых для покрытия военных расходов, 1 200 000. В течение следующих двух лет такого сотрудничества государственной власти и банкиров инфляция достигла 100%. Однако это не помешало королеве в 1696 г. выдать закон, по которому банку запрещалось расплачиваться с его вкладчиками золотом. Это позволило банкам беспрепятственно заполнить рынок неполноценными деньгами, которые не имели реальной стоимости, а представляли лишь ее знаки. В дальнейшем банковская система совершенствовалась, имея целью получение абсолютного влияния на государственное управление собственной страной и кредитно-финансовое порабощение других государств.

Гипотетически можно допустить, что рост необеспеченной денежной массы подчиняется экспонентному закону. В связи с этим уместно будет вспомнить поучительную историю о неизвестном изобретателе шахмат. “Говорят, что игра очень понравилась богатому и всесильному магараджи, который сразу решил наградить изобретателя и щедро предложил выбрать вознаграждение ему самому. Тот, как рассказывают, взмахнув фигуры с шахматницы, положил на первую клеточку одно пшеничное зернышко, на вторую – два, на третью – четыре, на четвертую – восемь и предложил магараджи, чтоб он отдал распоряжение слугам выкладывать зерна пшеницы на другие клеточки шахматницы по предложенному закону, то есть так: 1, 2, 4, 8, 16.

Магараджу эта просьба почти оскорбила, и он не сразу согласился выполнить его. Но изобретатель настаивал. Магараджа приказал. И слуги сразу начали выполнять это “легкое задание”. Нужно ли говорить, что выполнить распоряжение магараджи им не удалось. Дело в том, что общее количество зерен пшеницы на шахматной доске равняется числу, которое намного превышает объем выращиваемого сейчас во всем мире за год” [70, с. 420–421].

Магараджа оказался в положении человека, который публично дал обещание и не смог его выполнить. Виновником, конечно же, стал изобретатель. Вот почему история не сохранила его имени.

В современной кредитно-финансовой системе выпуск бумажных денег осуществляет центральный банк соответствующей страны. С прекращением свободного обмена бумажных денег на золото оно перестает даже номинально быть общим эквивалентом, а становится обычным товаром. “Кредитные деньги – это одна из форм денег, которая возникла в результате развития кредитных отношений. Все виды кредитных денег происходят либо от переводного векселя, либо от депозита. Вексель, который выписывается должником и передается кредитору, является самым простым видом кредитных денег. Банковские билеты, которые по существу являются векселем на банк, являются также кредитными деньгами. Кредитными являются и безналичные деньги, полученные как банковские кредиты. Таким образом, кредитные деньги – это обобщенное (сборное) название разных видов денег, которые возникают как замещение имущественных долговых обязательств частных лиц и государства” [22, с. 113]. Сегодня в денежном обращении все больше происходит замена движения даже кредитно-бумажных знаков стоимости на движение определенных поручений (чеки, квитанции и т.п.), а также электронные деньги, которые вращаются не с помощью бумажных носителей, а через ввод в сферу расчетов компьютерной техники и современных систем связи.

Таким образом, уничтожение реальной ценности денег и переход на знаки ценности позволяет с меньшими расходами сосредоточить их в одном или нескольких финансовых центрах, что и было сделано.

В ноябре 1910 г. группа представителей ведущих банков мира, которая состоит из семи человек, в условиях секретности собралась на острове Джекил (штат Каролина), принадлежавшем на то время Дж.П. Морган, и провела там девять дней. По некоторым оценкам, эта группа представляла одну четвертую часть мирового капитала. Результатом этой встречи стал проект закона, который позже вошел в историю как “Акт о Федеральной резервной системе” (очень похоже на договоренность короля Англии с “великим комбинатором” Патерсоном в 1694 г.). Через три года, 22 декабря 1913 г., этот закон “прошел” (282 к 60 – в конгрессе и 43 к 23 – в сенате), а на следующий день был подписан президентом США.

Так в США был создан сверхгосударственный орган управления, названный не Центральным банком, а Федеральной резервной системой (дальше – ФРС). В течение первой половины ХХ в. ФРС проверенными методами окончательно прибрала к рукам Америку. Обеспечение доллара золотом или серебром было упразднено, и даже надписи на банкнотах с такими обещаниями исчезли. Сейчас надпись на американских банкнотах говорит лишь о том, что “THIS NOTE IS LEGAL TENDER FOR ALL DEBTS, PUBLIC AND PRIVATE” (эта банкнота является законным платежным средством для оплаты любых долгов, как общественных, так и частных).

Таким образом, завершилась борьба (по К.П. Петрову) за подчинение Америки Глобальному Предиктору, в дальнейшем структуре, которую часто называют “мировое правительство”.

Во второй половине ХХ в. ФРС расширила сферу своих операций, и через посредников в лице Международного валютного фонда и Международного банка реконструкции и развития и закабалила практически весь мир. Эти организации были созданы в июле 1944 г. на съезде международных (опять-таки) финансистов и политиков, но теперь уже якобы под эгидой Организации Объединенных Наций. Поэтому официально этот съезд проходил под названием Конференция ООН по валютным и финансовым вопросам. Цели, конечно же, были объявлены благородные. Международный банк реконструкции и развития должен был выдавать ссуды развивающимся странам или странам, пострадавшим от войны. В обязанности Международного валютного фонда входило наблюдение за состоянием валют разных стран с целью обеспечения их стабильности. Финансируется он приблизительно 200 членами-государствами. Основное финансирование осуществляют США, Англия, Япония, Франция и Германия. Развитые страны суммы вносят в долларах, которые имеют хотя бы видимость обеспечения правительством США. Однако многие члены делают взносы в своих валютах, которые не имеют никакой ценности. Поэтому МВФ – обменивает такие валюты на доллары для того, чтобы слаборазвитые страны могли как-то рассчитываться со своими долгами. Считается, что МВФ – организация сугубо экономическая, однако в действительности она претворяет в жизнь определенную политическую программу, суть которой заключается в том, что ссуды даются правительствам экономических систем, где вся экономическая жизнь контролируется правительственными чиновниками, то есть бюрократическим аппаратом.

Чаще всего правители таких государств не отличаются особенной любовью к своему народу, подвергая население террору, включая неприкрытый геноцид (режим марксизма Менгисту в Эфиопии в 1980-х гг., коллективизация в Зимбабве в 1990-х гг.). Но это не влияет на решение Фонда. Это схема реального сверхгосударственного управления, которую М. Ротшильд охарактеризовал так: “Дайте мне руководить деньгами страны, и мне нет дела, кто создает ее законы”.

Поддерживая диктаторов и им подобных, делается ставка на финансовое порабощение стран, а не на увеличение благосостояния народов. Дело в том, что страны-должники редко возвращают одолженные суммы, поскольку долги эти образуются по принципу образования долгов Соединенных Штатов Федеральной резервной системе. Поскольку долги эти создаются так же, как и долги правительства США ФРС, то страны-должники не только не могут расплатиться с долгами, но часто неспособны даже платить проценты. Они вынуждены расплачиваться за денежные знаки реально произведенным продуктом или за бесценок отдавать природные богатства.

Манипулируя таким образом размерами ссудного процента, соотношением между собственным и ссудным капиталом страны и схемами возвращения или невозвращения долгов, Международный валютный фонд может формировать, контролировать и направить тенденции развития подконтрольных стран. Это могут быть условия, которые приводят как к экономическому краху, так и к процветанию. Чем больше суррогатных денег будет “гулять” по миру, тем плодотворнее будет работать схема получения доходов вне сферы производства. Деньги будут делать деньги без их связи с созданием чего-то общественно полезного.

Очевидно, что кредитно-финансовая система на основе ссудного процента в принципе не может обеспечить устойчивого развития. Результатом этой неустойчивости являются экономические кризисы, которые, как правило, сопровождаются локальными и мировыми войнами. Финансовые рынки в таких условиях теряют связь с реальным производством и живут по своим правилам.

Построенный нами алгоритм дает основание согласиться с тем, что библейская концепция ссудного процента в действии является краеугольным камнем экономического приоритета управления, когда понятия “деньги” и “стоимость” теряют свое физическое содержание и становятся условными. “Хозяева этой концепции процветают за счет того, что не позволяют под разными приличными поводами печатать средства платежа в подконтрольных странах, предоставляют им собственные платежные средства, что является не более чем бумагой (доллар), а как процентные выплаты и возвращения долгов забирают реальные материальные ценности (лес, нефть, газ, золото и т.п.). Ссудный процент – это параметр сверхгосударственного бесструктурного управления, устанавливаемый своевольно” [39, с. 60]. Периоды краха и подъемов непосредственно связаны с этим произволом.

Именно на этой основе построена американская экономическая политика и работают финансовые учреждения. Принцип их действий сами американцы характеризуют как “липкую” власть.

Смысл “липкой” власти состоит в том, чтобы сначала привлекать другие страны к американской системе и затем заманиванивать их в ловушку. “Липкая” власть может помочь стабилизировать Ирак, установить правовые нормы в России и предотвратить вооруженное столкновение между Соединенными Штатами и Китаем.

Экономическая, или “липкая”, власть отличается и от “острой”, и от “мягкой” власти – она не основана ни на военном принуждении, ни на простом совпадении взглядов. Представьте себе плотоядную росянку, которая привлекает свою добычу своего рода “мягкой” властью – приятным ароматом, который притягивает насекомых к её соку. Но как только жертва коснулась сока, она прилипает; она не может уйти. Это – “липкая” власть. Именно так и работает экономическая власть.

“Липкая” власть имеет длинную историю. И Великобритания, и Соединенные Штаты строили глобальные экономические системы, которые привлекли другие страны. Великобритания привлекла Соединенные Штаты к участию в британской системе торговли и инвестиций в XIX в. Лондонские финансовые рынки обеспечили инвестиционный капитал, который позволил американским отраслям промышленности расти, в то время как американцы извлекли выгоду из свободной торговли в пределах Британской империи. Все же американская международная торговля была в некотором смысле заложницей британского флота – Соединенные Штаты могли торговать с миром, пока поддерживали дружбу с Британией, но разрыв дружбы означал бы финансовый крах. Поэтому в Соединенных Штатах всегда существовало сильное лобби против войны с Великобританией. Зависящая от торговли Новая Англия почти отпала от Соединенных Штатов во время войны 1812 г., и в каждом кризисе в англо-американских отношениях в течение следующего столетия Англия могла рассчитывать на сильное лобби торговцев и банкиров, которые были бы разорены войной между двумя англоговорящими силами.

Мировая экономика, которую Соединенные Штаты намеревались возглавить после Второй мировой войны, упала намного ниже того пика интеграции, который был достигнут под британским лидерством. Две мировых войны и Великая депрессия разорвали тонкие сети, которые поддержали более раннюю систему. В годы холодной войны, пытаясь изо всех сил восстановить и улучшить систему Старого Света, Соединенные Штаты должны были изменить и денежно-кредитную базу, и юридическую, и политическую структуру всемирной экономической системы.

Соединенные Штаты строили свою “липкую” власть на двух основах: международной денежно-кредитной системе и свободной торговле. Бретонские лесные соглашения 1944 г. сделали доллар США центральной всемирной валютой, и в то время как доллар все еще привязывался к золоту, по крайней мере, в теории для другого поколения, американская Федеральная резервная система могла увеличивать долларовый запас в зависимости от экономических потребностей. Результатом этого была на протяжении почти 30 лет волшебная комбинация расширяющейся денежно-кредитной основы с ценовой стабильностью. Эти условия помогли произвести экономическое чудо, которое преобразовало жизненный уровень на передовом Западе и в Японии. Крах Бретонской лесной системы в 1973 г. возвестил глобальный экономический кризис, но к 1980-м гг. система функционировала почти так же, как и когда-либо с новым режимом плавающих обменных курсов, в которых доллар США оставался главенствующим.

Прогресс в отношении свободной торговли и экономической интеграции представляет один из больших необъявленных триумфов американской внешней политики в ХХ в. Юридические и экономические эксперты из американских университетов помогали бедным странам строить учреждения, которые могли бы переубедить иностранных инвесторов, как раз тогда, когда развивающиеся страны все более и более полагались на государственное планирование и инвестиции для начала скачка в развитии их экономических систем. Вместо канонерских лодок международные финансовые учреждения посылали банкиров и консультантов по всему миру.

За всей этой деятельностью стояла готовность США открыть свои рынки даже на невзаимной основе для экспорта из Европы, Японии и бедных стран. Эта политика, являющаяся частью общей стратегии сдерживания коммунизма, помогала американской системе добиваться поддержки во всём мире. Роль доллара как валюты мирового резерва наряду с экспансионистским уклоном американских финансовых и денежно-кредитных властей продвигала то, что стало известно как “локомотив мировой экономики” и “потребитель последней инстанции.” Американские торговые дефициты стимулировали производство и потребление в остальной части мира, увеличивая процветание других стран и их готовность участвовать в ведомой США мировой экономике.

Открытие внутренних рынков иностранным конкурентам оставалось (и остается) одним из самых спорных элементов американской внешней политики во время холодной войны. Американские рабочие, а также отрасли промышленности, противостоящие иностранной конкуренции, выступали против такого открытия. Другие волновались о долгосрочных последствиях торговых дефицитов, которые превратили Соединенные Штаты в чистого международного должника в 1980-х гг. Со времён администрации Эйзенхауэра всплывали предсказания неизбежных кризисов (стоимости доллара, внутренних процентных ставок или и того, и другого) всякий раз, когда росла американская уверенность относительно иностранноых займов, но те отрицательные последствия должны все же осуществиться. Результат больше походил на повторение в глобальном масштабе преобразования финансового долга в политическую силу, пионерами которого были основатели Государственного банка Англии в 1694 г., и что повторилось столетие спустя, когда Соединенные Штаты приняли на себя долг 13 колоний.

В обоих случаях сумма долга перешла к богатому и мощному покупателю, который впоследствии был заинтересован в стабильности правительства, гарантировавшего ценность долга. Богатые англичане выступали против восстановления Стюартов на троне, потому что они боялись, что это подорвет ценность их вкладов в Государственном банке Англии.

Все вышесказанное как концепцию мирового господства в действии можно проиллюстрировать своеобразным “липким уроком истории”.

Опыт Германии в Первой мировой войне показывает, как “липкая” власть – власть национальных экономических учреждений и политики – может действовать как оружие. В течение долгих лет мира перед войной Германия была вовлечена в ведомую Британией мировую систему торговли, и ее экономика стала более торгово-зависимой. Местные отрасли промышленности зависели от импортированного сырья. Немецкие изготовители зависели от иностранных рынков. Германия импортировала пшеницу и говядину из Америки, где обширные и плодородные равнины Соединенных Штатов и пампасов Южной Америки производили продукты намного более дешево, чем немецкое сельское хозяйство могло сделать дома. К 1910 г. такая экономическая взаимозависимость была настолько большой, что многие, включая Нормана Эйнджалла, автора книги “Великая иллюзия”, думали, что войны стали так губительно дороги, что век войн закончился. Не совсем.

“Липкая” власть была не в состоянии сдержать начало Первой мировой войны, но она была жизненно важной для британской победы. Как только война началась, Великобритания прекратила мировую торговлю, от которой уже зависела Германия, в то время как британцы и их союзники, благодаря британскому Королевскому флоту, продолжали наслаждаться доступом к товарам остальной части мира. Нехватки основных материалов и продуктов питания преследовали Германию в течение всей войны. К зиме 1916–1917 гг. немцы испытывали серьезный дефицит продуктов. Тем временем, надеясь уравнять шансы, Германия пробовала отрезать союзников от мировых рынков действиями подводных лодок в Североатлантическом океане. Это движение вовлекло Соединенные Штаты в войну в то время, когда больше ничто не могло спасти союзников.

Наконец, во время упадка 1918 г. моральное состояние в немецких вооруженных силах и среди гражданских жителей ослабло, частично вследствие лишений. Эти условия, а не военное поражение, вынудили немецкое руководство просить перемирия. “Липкая” власть была самым большим британским оружием в Первой мировой войне. Она также может быть самым сильным оружием Соединённых Штатов в XXI в.

Аналогично, имущая элита первых 13 колоний приехала, чтобы поддержать стабильность и силу новой американской конституции, потому что ценность их облигаций повышалась и падала вместе с силой национального правительства.

За прошедшие 60 лет иностранцы приобретали все больше и больше ценностей в США и поэтому все больше и больше становились заинтересованными в укреплении системы, которой практически руководили США.

Крах американской экономики и крушение доллара сделали бы больше, чем удар по процветанию Соединенных Штатов. Без своего лучшего клиента многие страны, включая Китай и Японию, впали бы в депрессию. Финансовая сила каждой страны резко пошатнулась бы из-за краха Соединенных Штатов. При таких обстоятельствах долг становится силой, а не слабостью, и другие страны боятся порвать с Соединенными Штатами, потому что они нуждаются в их рынке и имеют их ценные бумаги. Конечно, при сильном давлении большой государственный долг может превратиться из источника силы в разорительное обязательство, и Соединенные Штаты должны продолжить оправдывать веру других стран, предоставляя долгосрочный отчет выполнения своих финансовых обязательств. Но как Самсон в храме филистимлян, разрушающаяся американская экономика нанесла бы огромный, недопустимый ущерб остальной части мира. Это – “липкая” власть с удвоенной силой.

Здесь мы вновь видим концепцию управления миром в действии. В нашей повседневной жизни в рамках мировой экономики основная функция любой экономики заключается в распределении ограниченных ресурсов для производства товаров и услуг, необходимых обществу. К таким ресурсам относятся: земля, труд, управленческие способности и капитал. Сегодня высокий уровень жизни многих из нас зависит от возможностей мировой экономики производить в огромном объеме продукты питания и обеспечивать в широких масштабах жилье и другие предметы первой необходимости для современной жизни. Это чрезвычайно сложная задача, потому что для обеспечения производства сырьем ограниченные ресурсы следует добывать в строго необходимом количестве, а затем, для того чтобы произвести продукцию и услуги, необходимые потребителю, опять таки в нужное время, объединить его с трудом, управлением и капиталом. Иначе говоря, любая экономическая система должна объединять затраты на производство: землю и другие природные ресурсы, труд, управленческие способности и основное оборудование. Экономика производит поток продукции в обмен на поток платежей.

Мы также можем представить потоки платежей и продукции в рамках экономической системы как кругооборот между производителями (в основном это предприятия и государство) и потребителями (преимущественно это домашние хозяйства).

В отраслях современной экономики домашние хозяйства обеспечивают деловым фирмам и правительствам труд, управление и природные ресурсы в обмен на доход, получаемый в форме заработной платы и других платежей. Большая часть дохода, получаемая домашними хозяйствами, расходуется на приобретение товаров и оплату услуг, предоставляемых предприятиями и государством. Например, в 1995 г. в США около 96% из 6 трлн дол. США общего дохода, полученного гражданами и домашними хозяйствами, были израсходованы на потребление товаров и услуг или уплачены в виде налогов за государственные услуги. (Оставшиеся 4% личного дохода были отложены в качестве сбережений). Результатом этих расходований является обратный поток денег к производителям в качестве дохода, который стимулирует их к последующему производству еще большего количества товаров и услуг. Таким образом, кругооборот производства и доходов взаимозависим и бесконечен.

Однако мы уже подчеркивали, что мир все больше и больше пользуется суррогатными деньгами. И чем больше будет таких денег, тем плодотворнее будет работать схема получения доходов вне сферы образования. Деньги будут делать деньги без их связи с созданием чего-то общественно полезного.

Одной из самых важных проблем современного развития экономики является расширение объемов ее тенизации. По некоторым экспертным оценкам, в отечественном производстве часть теневого сектора фактически уравнялась с частью официального. Это явление логически сопровождается ростом масштабов нелегального экспорта капиталов и внебанковского денежного обращения.

Следует отметить, что в современной экономической литературе под “теневой экономикой” в большинстве случаев понимают создание официально незарегистрированной стоимости товаров (услуг) и отсутствие ее отображения в системе национальных счетов. Весомыми составляющими теневого сектора считают так называемый “черный рынок” (или “криминальную экономику”) и “параллельную экономику”. В западной литературе достаточно часто встречается также термин “серая экономика”. Если “криминальная экономика” тесно связана с той сферой денежного обращения, которая возникает в результате мошенничества, хищения, рекета, наркобизнеса, проституции, незаконных валютных операций и т.п., то “параллельная теневая экономика” больше касается сферы производства. В неё логически включаются сектор домашних хозяйств, неформальный сектор и скрытый сектор национального производства.

Как известно, вершиной “айсберга” теневого сектора являются криминальные преступления. Во всех странах мира борьба с ними ведется жесткими силовыми методами. В то же время силовыми мероприятиями уничтожить деятельность теневой экономики невозможно, поскольку эта сфера подчиняется исключительно действию экономических законов рынка.

Современная западная экономическая наука особое внимание уделяет принципам образования и существования “параллельной теневой экономики”. Ее первой составляющей является “сектор домашних хозяйств”. В нем товары (услуги) производятся (предоставляются) только для потребностей собственного потребления самих же производителей. В Украине к этому сектору относят работу мелких землевладельцев на приусадебных, частных и арендованных участках (в целом сектор домашних хозяйств охватывает все население, физических лиц как потребителей).

Поэтому во всем мире при расчетах ВВП сектор домашних хозяйств учитывается лишь частично, то есть расходы на домашнюю работу в доход не включаются. Домашние хозяйства (как подсобные, так и самостоятельные) даже в условиях неопределенности переходного периода оказываются достаточно стойкими и обеспечивают человека продуктами питания. Следовательно, эта составляющая теневой экономики хоть и несет крайне негативные последствия вроде натурализации хозяйства, но не угрожает национальной безопасности Украины. Главной закономерностью “теневого хозяйства”, и особенно его “черной составляющей” (а это легко определяется даже эмпирически), является то, что она не только паразитирует на существующих недостатках официальной экономики, но также и значительно их усиливает и распространяет. Как результат, криминальная составляющая процессов “тенизации” базируется на источниках проедания и присвоения накопленных в прошлом общественных богатств.

Эксперты Украинского центра экономических и политических исследований считают, что в Украине на это время сформировался не только “теневой сектор в экономике, но и параллельная нелегальная власть, которая растет и начала дублировать самые важные функции государства”.

2.5. Геноцид как один из приоритетов концептуальных основ государственного управления

Геноцид – истребление отдельных групп населения по расовым, национальным, религиозным мотивам [4, с. 177].

Преднамеренное и систематическое разрушение целой нации или этнической, “расовой” или культурной группы засвидетельствовано и в ранние периоды истории. Наиболее часто такое насилие против отдельных социальных групп проводилось под эгидой государства или церкви. Например, борьба с протестантами во Франции (только одна Варфоломеевская ночь унесла около 60 тыс. человеческих жизней); уничтожение туземных народов было нормой поведения колонизаторов; “ведьм” уничтожали как социальное зло.

Однако современные исследователи этого явления (Горовиц, 1980; Бауман, 1989 и др.) утверждают, что реальностью геноцид стал только в новом времени. “Если под новым временем понимать в том числе возникновение национальных государств и усиление бюрократии, которая умеет сохранять контроль над населением по мере развития научной и технической мощи, а также инструментальной рациональности, которая доминирует над образами мысли и действия, тогда способность “новых времен” к систематическому истреблению населения становится очевидной” [2, с. 113].

Геноцид – наиболее тяжелое преступление против человечества, безоговорочно осуждаемое ООН. Согласно Международной конвенции “О предупреждении преступления геноцида и наказания за него” (1948), предусмотрена криминальная ответственность за геноцид. Он органически связан с фашизмом, расизмом, апартеидом. Во время Второй мировой войны гитлеровцы в массовом порядке применяли геноцид против евреев, цыган, славянских народов и др. Характер геноцида имело и большинство актов апартеида в расистской ПАР, а также акты депортации ряда репрессированных народов в период сталинизма [57, с. 43]. Примерами геноцида в ХХ в. были “уничтожающие поля” полпотовской Камбоджи, межплеменная резня в Руанде и преследование восточных тиморцев индонезийским правительством. Таким образом, в исторической ретроспективе проявление геноцида – одна из недопустимых черт современности, а проблема борьбы с ним – актуальное задание человечества.

Однако с позиции концептуальной власти, это один из приоритетов, которые видоизменяются по формам проявления и в единстве с другими приоритетами составляют ее суть. Формы проявления геноцида предопределяют или, иными словами, способствуют изобретению и внедрению новых средств достижения целей власти относительно государственного управления как в реальном масштабе времени, так и на перспективу.

Геноцид (от грец. genos – род, племя и лат. caedo – убиваю) – политика и практика полного или частичного уничтожения тех или иных групп населения на расовой, национально-этнической, религиозной или иной почве [52].

Тезис. “Наркотизация населения проводится, как правило, в обход сознания, через мягкое подталкивание на этот путь внедряемыми в общественное сознание традициями, обычаями, пословицами и поговорками” [2].

Анализ. Такая ориентация на более отдаленные во времени цели не делает геноцид менее преступным. Происходит всего лишь внедрение более “мягких его форм”, рассчитанных на перспективу. Назовем это явление “мягкими формами геноцида”.

Вводя термин “мягкие формы геноцида” и рассматривая их как явление современности, мы считаем целесообразным одновременно ввести термин “жесткие формы геноцида” и рассмотреть их на исторических примерах как осуществимый факт, который имеет историческое основание и опыт практического применения в интересах концептуальной власти в первую очередь.

“Жесткие формы геноцида” известны давно. К ним можно отнести такие как: физическое уничтожение большого количества людей разными средствами (фашистская Германия), переселение целых народов (как правило, национальных меньшинств) в климатически суровые места, малопригодные или практически непригодные для жизни (Китай, СССР, США), организация резерваций для коренных народностей (США), организация межплеменных и религиозных войн (Камбоджа, Руанда), другие формы репрессий. Причем “жесткие формы геноцида” применяются властью как по отношению к определенным странам, народам, племенам, религиям, определенным социальным группам на чужой территории, так и относительно населения собственной страны. Так, например, в 1930-е гг. на территории бывшего Советского Союза при подготовке репрессий активно создавалась и применялась специальная терминология для навешивания ярлыков не только отдельным нежелательным личностям, но и большим социальным группам. С ее помощью формулировались идеологическая основа (причины) физического влияния: “раскулачивание”, “кулацкие элементы”, “враждебные элементы”, деятельность “шпионско-контрреволюционного характера”, “изменники родины”, “церковно-сектантские революционные кадры” и т.п.

Причин для этого было много: невыполнение плана хлебозаготовок, неуплата репрессивных, чрезвычайно высоких налогов, “немотивированный убой” собственного скота и т.п. Например, относительно термина “раскулачивания”: “Как известно, после ноябрьского (в 1929 г.) пленума ЦК ВКП(б) в Украине началась всеобъемлющая коллективизация. Во второй половине января 1930 г. специальной комиссией под руководством В. Молотова был разработан порядок раскулачивания, а 30 января 1930 г. выдано постановление ЦК ВКП(б) “О мероприятиях по делу ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации”. По далеко неполным данным, в Украине на территории нынешней Николаевской области под действие этого постановления попало свыше 11 500 хозяйств. Все имущество раскулаченных подлежало продаже с молотка, а самих их высылали далеко от родного дома” [71, с. 94].

Что касается термина “враждебные элементы”, то телеграмма наркома внутренних дел СССР М. Ежова от 04.07.1937 г. № 11926 , которую в своем труде с ссылкой на АСБУ, дело 372, т. 95, ст. 351, приводит М.М. Шитюк, ярко иллюстрирует картину его использования: “Всем начальникам НКВД и начальникам управлений НКВД краев и областей. С получением этого возьмите на учет всех осевших в вашей области кулаков, уголовных преступников, которые вернулись после отбывания наказания, беглецов из лагерей и ссылок. Всех учтенных кулаков разделите на две категории:

• наиболее враждебные элементы, которые подлежат аресту и расстрелу в порядке административного проведения дел через тройки;
• менее активные, но все же враждебные элементы, подлежащие высылке в районы по указанию НКВД СССР” [71, с. 94–95].

Проведенная операция относительно “кулацких элементов” была по сути массовой узаконенной расправой над людьми (осуждено 3200 лиц: из них 2300 по первой категории, 900 – по второй) [71, с. 95].

Массовый террор в стране прекратился лишь со смертью И. Сталина. В 1954–1961 гг. было реабилитировано больше чем 7 млн человек. Такие действия со стороны государства иначе как “геноцидом против собственного народа” и не назовешь.

Исторические факты свидетельствуют о том, что “жесткие формы геноцида” со стороны концептуальной власти могут быть направлены не только на инакодействующих, но и на инакомыслящих, инаковерующих и других “инако”. И опять можно проследить, что происходит это по месту и по времени. Например, во времена инквизиции (лат. inquisitio – исследование, розыск) заведения римо-католической церкви, целью которых был розыск, суд и наказание еретиков, сначала налагали наказания церковные. “Наиболее тяжелым наказанием считалось отлучение от церкви. Когда христианство было признано государственной религией, римские императоры стали к церковным наказаниям добавлять гражданские. Начиная с IX в., церковь все больше прибегает к насильственным мероприятиям против еретиков: изгнание и конфискация имущества становятся обычным наказанием, встречается иногда и сжигание на костре” [66, с. 608]. Можно привести множество примеров, когда Евангелие, предназначенное для исцеления и совершенствования души, превращалось церковью в карающую дубину для тех, кто в него не уверовал.

В 1480 г. в Испании была основана инквизиция, отличная от инквизиции средневековой. Испанская инквизиция была замкнутой организацией, бесконтрольной после того, как со смертью короля Фердинанда исчезла светская власть. Первой генеральной инквизицией был Торквемада – выдающийся организатор, непреклонной воли фанатик. Религиозный геноцид, осуществляемый инквизицией в Испании, был достаточно показательным. В 1492 г. из Испании было изгнано около 170 тыс. евреев. В 1609 г. было изгнано около 600 тыс. морисков (арабы, которые под страхом смерти приняли христианство). “Кроме иудейской и мусульманской ереси, инквизиция искореняла лютеранство и различные отклонения от форм католицизма. Она преследовала франкмасонов, вольнодумцев, магов, астрологов, ведьм, занималась цензурой книг, следила за университетами, контролировала постановку школьного дела, охраняла границы Испании от завоза определенных товаров, распоряжалась внешней политикой, не допуская заключения союзов с еретическими государствами” [66, с. 610]. Объективно количество жертв испанской инквизиции точно установить тяжело. “По свидетельству Хуана-Антонио Льеренте, который в 1789–1791 гг. был секретарем мадридской инквизиции, количество жертв одной только испанской инквизиции доходило до 350 тыс. лиц. Из них 31 912 лиц было заживо сожжено. Другим наказаниям подверглись 308 214 лиц” [1, с. 380].

Во всех случаях когда церковь только получала светскую власть, она использовала ее для того, чтобы карать тех, кто отклонялся от ее вероучения. Это видно на примере англиканской церкви, которая в течение длительного времени преследовала дисентеров (англ. dissenters, от лат. dissentirе – быть несогласным). Так называли в XVI–XVII вв. людей, которые были несогласны с вероучением и культом англиканской церкви, а также тех, кто отошел от нее. С середины ХІХ в. становится более употребимым термин “нонконформисты”, которым обозначили инакомыслящих, тех, кто не соглашался с господствующей церковью по отдельным вопросам [52, с. 365]. В течение XVI–XVII вв. тысячи проповедников были вынуждены оставить свои церкви. Многих проповедников и рядовых членов было обложено штрафами, заключено в тюрьму, подвергнуто пыткам и мученической смерти.

Как видим, жесткий религиозный фанатизм в истории неоднократно обращался массовым физическим уничтожением (геноцидом) идейных противников. Как правило, жертвы были огромны. Активной агрессивностью отличались как католицизм, который опирался на строго иерархическую организацию власти, так и ислам под лозунгом “борьбы с неверными”. В связи с этим известный французский востоковед А. Массе подчеркивает, что “распространение ислама с оружием в руках было религиозной обязанностью”, а война “считалась справедливой, если она была начата с целью обратить людей к истинной (правдивой) вере”
[40, с. 169]. Такой способ обращение к искренней (правдивой) вере не раз приводил к пролитию безвинной крови как “неверных”, так и “правоверных”.

Здесь нам хотелось бы коротко коснуться сути противоречий, являющихся причиной взаимного “жесткого или едва не глобального геноцида” на религиозной почве.

Ислам – это одна из универсальных мировых религий откровения. Эта религия “выросла” в VII в. на традициях христианства и иудаизма и восприняла основные их положения и догмы. Мусульманская религия (ислам) признает сущность этих религий, что в принципе равняется догматике ислама. Однако в исламе считается, что христиане и иудеи неправильно поняли содержание откровения того же бога, а пророк Мухаммед – единственный, кто пришел к искренним откровениям, исправляя ошибки своих предшественников, поэтому себя мусульмане назвали “правоверными”, а других – “неверными”, с которыми нужно бороться.

Борьбу они вели вполне целеустремленно и успешно. После смерти своего пророка ислам с невероятной скоростью распространился по земле. Перед единственным богом, которого провозгласил Мухаммед, склонились от пролива Гибралтар и границ Египта до самой Индии, Сибири и Монгольского царства.

В свою очередь, христиане считали “неверными” мусульман. “Противостояние между двумя мирами, азиатским и европейским, которое ярко чувствовалась и раньше, особенно заострилось с того времени, как появление ислама создало резкое религиозное противостояние между Европой и Азией. Столкновение обоих миров стало неминуемым, тем более, что как христианство, так и ислам одинаково считали себя призванным к господству во всем мире” [66, с. 837].

Воинственное движение против ислама разрасталось в широких масштабах. Речь Папы Урбана II, произнесенная им в Клермоне 24 ноября 1095 г., по сути стала призывом к священной войне за освобождение от “неверных” (в данном контексте – мусульман) Святой Земли и Гроба Господня: “... чтобы каждый, отрекшись от личного блага, нес крест свой, чтобы отстоять христианство” [66, с. 222]. Многие сразу дали обет идти против “неверных” и нашили себе на правое плечо красные кресты, от чего и получили название “крестоносцы”, а походы стали называться “крестовыми”.

Крестовые походы отстаивали интересы христианской религии и церкви, направлялись с конца XI в. к востоку против мусульман, тянулись беспрестанно два столетия, до самого конца XIII в. и велись с попеременным успехом и с особой жестокостью с обеих сторон.

Например, в первом крестовом походе 15 июня 1099 г. крестоносцы взяли Иерусалим, подняв страшную резню среди мусульман. В 1101 г. большая часть второго хрестоносного войска с Ломбардии, Германии и Франции, во главе которого шли многие знатные и богатые рыцари, была истреблена объединенными силами нескольких эмиров. И так происходило в течение двух веков – массовое уничтожение людей (геноцид) на религиозной почве. Крестовые походы не были случайными. Их неизбежность была обусловлена духом времени. Это была форма столкновения двух разных миров, не разделенных природными препятствиями.

При этом не следует забывать о том, что насилие в делах веры исконно противоречит Евангелию. Родители Церкви недвусмысленно утверждали, что “религия должна убеждать, а не принуждать”.

С другой стороны, нельзя обойти тот факт, что в управлении государством геноцид против религии и церкви со стороны концептуальной власти тоже имеется. “Фанатизм, нетерпимость, идеологический диктат вытекали и вытекают не из духа религии, а из наихудших сторон человеческой природы. Они проявляются и тогда, когда власть находится в руках людей нерелигиозных” [29, с. 174].

Особенно это характерно при изменении концепции власти. Например, еще в годы Конвента (высший законодательный и исполнительный орган Первой французской республики, который действовал с 21.09.1792 г. до 26.10.1795 г. [2]) вспыхнули массовые гонения на Церковь. Казнили епископов и священников, храмы превращали в клубы, оскверняли гробницы святых (в частности, св. короля Людовика) [29, с. 18].

В начале XX в. Октябрьский переворот в России в 1917 г., социальные перевороты в Мексике и Германии привели к настоящей войне против любых религий. В Китае и Албании она приобрела тотальный характер. Чтобы покончить с религией, использовался весь возможный арсенал средств (радио, пресса, кафедры, массовые расправы). Под лозунгом научного атеизма (грец. atheon – безбожность), то есть сознательного, научно обоснованного отрицания веры в существование сверхприродных сил, бога, религии в любой форме, история повторялась. Осуществлялось физическое уничтожение священников, разрушались церкви, экспроприировались церковные ценности, осквернялись святые для верующих места воинственными богоборцами, которые нечетко понимали разницу между понятиями “религия” и “атеизм”. Их было проще бы назвать просто “безбожниками”, потому что, ведя борьбу с религией, они побочно признавали ее значение. Не кроется “ли именно за борьбой против религии, которая ведется в течение почти всего нашего века (имеется в виду XX в.), несознательный страх перед ней и неуверенность ее врагов в своей правоте?” [29, с. 14]. Этот вопрос протоиерея Александра Меня имеет риторический характер. Уместно также вспомнить мнение английского философа Френсиса Бекона (лорда Веруламского) (1561–1626 гг.), что “поверхностная философия склоняет ум человека к безбожности, глубины же философии обращают умы людей к религии” [1, с. 133].

Однако данные геноцида, направленного против церкви и религии, шокируют. Протоиерей Владислав Ципин пишет: “Протоиерей Алексий Ставровский после убийства председателя петроградского НК Урицкого был арестован как один из заложников и вывезен в Кронштадт. Заложников выстроили на плацу и объявили: “Каждый десятый будет расстрелян в знак мести за Моисея Соломоновича Урицкого, а других отпустят”. Рядом с протоиереем Алексием Ставровским стоял совсем молодой священник, на которого выпал жребий, и отец Алексий предложил ему: “Я уже старый, мне недолго осталось жить..., иди себе с Богом, а я стану на твое место”. После расстрела тело мученика было брошено в воды Финского залива”. И дальше: “Много священнослужителей, иноки и монахини были зверски замучены бандитами: их распинали на Царских вратах, варили в казанах с кипящей смолой, скальпировали, душили епитрахилями, “причащали” раскаленным свинцом, топили в полыньях” [68, с. 30].

Однако рядом с такими нечеловеческими формами проявления геноцида в религиозном плане применялись и более “мягкие его варианты”. Например, оккупационная власть фашистской Германии, действуя будто в противовес коммунистической власти, выдавала разрешение на открытие церквей на захваченных территориях. Так, в Киевской епархии в 1942 г. было открыто восемь монастырей и 318 храмов, в которых служило 434 священника. Однако за этим стояли совсем другие планы. Указание Гитлера было таким: “Мы должны избегать, чтоб одна Церковь удовлетворяла религиозные потребности больших районов, и каждое село должно быть преобразовано в независимую секту. Если некоторые села в результате захотят практиковать черную магию, как это делают негры или индианцы, мы не должны ничего делать, чтоб помешать им. Короче говоря, наша политика на широких пространствах должна заключаться в поощрении любой и каждой формы разъединения и раскола” [68, с. 117]. Основной принцип концептуальной власти “разделяй и властвуй” здесь также проявляется, но уже в более утонченном, завуалированном виде.

Дело в том, что в современную эпоху “жесткий геноцид” слишком бросается в глаза. В связи с этим он осуждался как на разных уровнях государственного управления, так и на межгосударственном уровне. Поэтому концептуальная власть вынуждена выискивать и развивать более незаметные, “мягкие формы” геноцида. При этом такой геноцид нуждается, в первую очередь, в какой-то теоретической основе. Зачем истреблять людей средствами варваров, сопровождая этот процесс свистом пуль, грохотом взрывов снарядов и бомб или криками умирающих в очагах химического или бактериологического заражения, если имеются средства более “цивилизованные”, которые даже претендуют на демократические основы? Ведь можно заморить людей голодом, сетуя на неурожайный год, или просто организовать искусственный голод, как, например, в Поволжье или в Украине. С другой стороны, о голоде в Поволжье нужно известить мировую общественность и вопить о помощи, а о вымирании украинского села можно и промолчать. Но и это слишком наглядно и исторически фиксировано. Поэтому появляется тезис о перенаселении планеты. Именно то, что нужно! Чем не основа для всемирной озабоченности концептуальной власти о благе человечества, которое “размножается” не ежедневно, а ежечасно, не думая о будущем. Как видим, рядом с “жесткими формами” геноцида уже давно прослеживались его “мягкие формы”.

“Мягкие формы геноцида”, разработанные на подобной основе, вполне обтекаемы, имеют научную и финансовую поддержку и не вызывают прямого противодействия. Например, в 1921 г. феминистка Маргарет Зангер создала организацию с достаточно откровенным названием – “Лига контроля над рождаемостью”. Уже вскоре (в 1925 г.) Фонд Рокфеллера пришел к выводу, что Лига может стать мощным и эффективным инструментом в борьбе с “нежелательными, “неудобными” народами”, которые мешают, и обеспечил ей финансовую поддержку. Терминология, свойственная “жестким формам” геноцида, вроде “уничтожение народов”, “геноцид народов”, в документах Лиги отсутствует. Здесь мы встречаемся с откровенным научным словоблудием. То, чем предлагает заниматься Лига, имеет “мягкое, научное название”, которое красиво звучит, – “демографическая коррекция”. Конечно, термины наподобие “стерилизация неполноценных народов”, что свойственные идеологии фашизма, по сравнению с таким красивым обоснованием геноцида звучат кощунственно. Но и это грубо. Термин “планирование семьи” – вот одно из дежурных “кротких названий”, которое прикрывает настоящие цели “мягкого геноцида”.

Осознавая это или нет, но в общем потоке двигается и Украина. Мы демографически вымираем, превышая даже российский показатель в 1,4 раза. “За 15 лет независимости населения Украины снизилось с 52,24 млн человек (по состоянию на 1992 г.) до 46,75 (на 1 июль 2006 г.). Таким образом, вместо увеличения населения в 2000 г. до 54,05 млн, как прогнозировали в 1974 г. в отделе демографии Института экономики “проклятого социалистического прошлого”, мы имеем “усушку и утрясание” народа на 5,5 млн” [17, с. 12].

В подтверждение этого процесса приведем отрывки из Плана реализации мероприятий по обеспечению выполнения Национальной программы “Репродуктивное здоровье 2001–2005”, утвержденного приказом Министерства охраны здоровья и Академии медицинских наук Украины от 28.04.2001 г. № 159/27.

В сентябре 1995 г. постановлением КМ Украины № 736 была утверждена Национальная программа планирования семьи, рассчитанная на 1996–2000 гг. Комплекс мероприятий, осуществленных в течение последних лет в рамках этой Программы, способствовал положительным сдвигам в сфере репродуктивного здоровья и приостановке негативных процессов по вопросам планирования семьи. В Украине также создана служба планирования семьи, которая на сегодня включает 45 областных и городских центров планирования семьи и 485 кабинетов планирования семьи в центральных районных больницах, 36 кабинетов полового воспитания. Организационно-методическим центром структур планирования семьи является Украинский государственный центр планирования семьи, созданный на базе Института педиатрии, акушерства и гинекологии АМН Украины. Как видим, к позитивным результатам относят лишь организационные мероприятия, которые и в последующем собираются закреплять. “Для закрепления полученных результатов неотложным стало продолжение этой Программы во времени и изменение акцентов в структуре мероприятий”. Поэтому “В сентябре 1999 г. Постановлением Верховной Рады Украины была одобрена Концепция государственной семейной политики, отдельным разделом которой является улучшение репродуктивного здоровья населения. Стратегии данной Концепции могут быть реализованы лишь посредством соответствующих программ”.

А дальше мы видим совсем парадоксальные вещи: “Невзирая на достигнутые положительные сдвиги в охране репродуктивного здоровья, в Украине происходит резкое снижение рождаемости (в 1990 г. – 12,7; в 2000 г. – 7,8 на 1000 населения); снижение суммарного коэффициента рождаемости (среднее количество детей, рожденных женщиной в течении жизни) до 1,1 при оптимальном 2,15–2,17; повышение общей смертности (в 1990 г. – 12,1; в 2000 г. – 15,3 на 1000 населения), высокий уровень бесплодия (в стране 816 тыс. бесплодных супружеских пар), высокий уровень детской и материнской смертности по сравнению с европейскими странами; рост уровня инфекций, которые передаются половым путем; распространение эпидемии ВИЧ/СПИДа; ухудшение состояния здоровья беременных, что вызывает увеличение патологических родов (72% в 2000 г.); низкий уровень репродуктивной культуры населения и, как следствие, неудовлетворительной информированности”. Вершиной цинизма звучит фраза: “Аборт остается основным методом регулирования рождаемости”. А после всего этого кошмара: “Поэтому, чтобы придерживаться мирового движения, была создана и одобрена Указом Президента Украины от 26.03.2001 г. № 203/2001 еще одна программа – Национальная программа “Репродуктивное здоровье 2001–2005”.

“Создание программы “Репродуктивное здоровье 2001–2005” также является результатом реализации международных документов: Каирской международной конференции по народонаселению и развитию (в 1994 г.), Декларации и Платформы действий, принятых на IV Всемирной конференции относительно положения женщин (Пекин, 1995 г.)”.

Складывается впечатление, что “положительные сдвиги” – 566 центров и кабинетов, в которых непосредственно решаются проблемы планирования семьи, по крайней мере 566 сотрудников, которые получают заработную плату из государственных фондов, своими действиями уже привели к резкому снижению рождаемости, повышению общей смертности, высокому уровню бесплодия, а рождаемость в Украине могут регулировать лишь абортами.

Выходит, что государство, базируясь на мировом опыте, финансирует постепенное незаметное вымирание своего населения. Завершает этой приказ недвусмысленный призыв присоединиться к этому процессу всем, кому это нужно: “Таким образом, анализ ситуации нуждается во внедрении целого комплекса мероприятий, направленных на охрану репродуктивного здоровья усилиями заинтересованных министерств и ведомств, а не только Министерства охраны здоровья” [33].

“Микроскопическое увеличение рождаемости в последние годы абсолютно не связано с притворным улучшением качества жизни. Рост обусловлен исключительно тем, что в детородный возраст вступили женщины 1984–1985 гг. рождения. Именно в середине 1980-х гг. был последний рост рождаемости славянского населения в Советском Союзе. Через 6–8 лет произойдет демографический обвал, потому что в репродуктивный период войдут люди, которые родились в первой половине 1990-х гг. И эта демографическая яма растянется, возможно, навсегда” [17, с. 12].

Более того, выплаты пенсий 14,4 млн пенсионерам обеспечиваются заработками лишь 16,5 млн работающих. Имеется тенденция к тому, чтобы эти категории уравнялись. По нашему пониманию, такие действия власти на уровне государственного управления, как одного из его механизмов, и такая ситуация подпадают под понятие “мягкого геноцида”.

Не менее показательной формой “мягкого геноцида” является поощрение пьянства на государственном уровне. Началось это не сегодня и не вчера. Еще Лев Николаевич Толстой в своей статье “Для чего люди одурманиваются” пишет: “... Трезвому совестно то, что не совестно пьяному... Если человек хочет совершить поступок, который совесть ему запрещает, то он одурманивается. Девять десятых преступлений совершаются так: “Для храбрости выпить...”. Ситуация со времен Л.Н. Толстого практически мало изменилась к лучшему. По данным МВД (милитаризированный субъект системы государственной службы), 65% преступлений происходит в состоянии алкогольного или наркотического опьянения.

Далее Л.Н. Толстой пишет: “Мало того, что люди сами одурманиваются, чтобы заглушить свою совесть, зная, как действует вино, они, желая от других людей совершения поступков, противных их совести, одурманивают их, чтобы лишить их совести”. “Они”, как ни странно, это руководители государства. Исторически прослеживается, что производство и реализация спиртных напитков чаще всего были приоритетом государства, которое имело на этом солидные прибыли.

Однако финансовые выгоды – это видимая часть такой формы геноцида, которая очевидно приводит к обнищанию и деградации населения. Но она становится почти невидимой, когда пьянство становится традицией, национальной чертой, переходит на генетический уровень и закрепляется в устном и письменном творчестве народа в форме пословиц, поговорок, частушек и т.п. Например, в былине Вольга и Микула Селянинович:

“Спрашивает пахаря Вольга Святославич:

• Ты скажи мне, русский богатырь, как зовут тебя, величают по отчеству?
• Поезжай ко мне, Вольга Святославич, на мой крестьянский двор, так узнаешь, как меня люди чествуют.

Подъехали богатыри к полю. Вытащил пахарь сошеньку, распахал широкое полюшко, засеял золотым зерном...

Ещё заря горит, а у пахаря поле колосом шумит.

Тёмная ночь идёт – пахарь хлеб жнёт. Утром вымолотил, к полудню вывеял, к обеду муки намолол, пироги завёл. К вечеру созвал народ на почетный пир.

Стали люди пироги есть, брагу пить да пахаря нахваливать:

• Ай спасибо тебе, Микула Селянинович!”

Как видим, любил славянский былинный народ поесть и браги выпить. Славяне пили всегда. Хмельным напитком у славян был “мед” (медос). В древнем славянском этносе – это напиток, веселящий душу. И не смотря на то, что в свое время употребление меда сменилось употреблением водки, пришедшей с запада, меньше пить славяне не стали.

Однако славяне не одиноки в своих пристрастиях к употреблению спиртного. Трудно найти хотя бы один исторический источник, в котором питейные традиции не упоминаются. Они были, есть и долго будут практически во всех мировых культурах. Выжигать эти традиции “каленым железом” – дело пустое и неблагодарное. Регулировать и усовершенствовать в своих интересах – дело для концептуальной власти святое.

Исторически можно проследить, что любое человеческое общество всегда разделялось на хозяев и слуг, знатных и простолюдинов, ремесленников и хлеборобов и т. д., но это было не простое деление по политическим или экономическим признакам. С точки зрения языка, одежды, образа жизни, это были абсолютно разные не то что социальные группы, а миры, в которых действовали строгие правила и обычаи, нарушать которые было противопоказано.

Пьянство в таких кастах тоже имело отличительные черты, о чем можно найти подтверждение в произведениях классической литературы. “Графинчик к обеду” существует в них в разных вариациях повсеместно. Казаки всех времен изображены большими любителями покутить в условиях мирной жизни. Купеческие многодневные свадьбы с неограниченным количеством спиртного – показатель благосостояния этой социальной группы. “Разливаемое море шампанского” на дворянском бале – показатель изысканности высшего общества. Народные гулянья “на широкую ногу” – это многодневный массовый отдых, который сопровождается пьянством с обязательным мордобоем, и т.п. Даже из уст Великого перса уже тысячу лет звучит недвусмысленный призыв:

“Хочу упиться так, чтоб из моей могилы,

Когда в нее сойду, шел винный запах милый,

Чтоб вас он опьянил и замертво валил,

Мимоидущие товарищи-кутилы!” [35, с. 47].

В последние годы кино и телевидение провели “пьяную границу” между богатыми людьми и другим пьющим населением. Богатые употребляют экзотические и дорогие горячительные напитки, люди несколько ниже рангом – коньяк, другие же пьют обычную водку, самогон и сивуху. В этом плане усиленно муссируется принцип “каждому свое”, “знай, сверчок, свой шесток” или “от каждого по способностям – каждому – по труду”.

Это выгодно концептуальной власти, потому что люди, чей ум затуманен, не задумываются о своих поступках. Нетрезвые люди считают себя эталоном во всем – от поведения до управления государством. Поэтому Омар Хайям предупреждал:

“Не ставь ты дураку хмельного угощенья,

Чтоб оградить себя от чувства отвращенья:

Напившись, криками он спать тебе не даст,

А утром надоест, прося за то прощенья” [35, с. 246].

Но и к этому уже привыкли. Под лозунгом борьбы с пьянством в условиях обнищания пьющего народа, который отдыхать и общаться между собой без спиртного не научен, во многих постсоветских государствах создана широкая сеть производства, рекламы, распространения и употребления пива – более дешевого, будто и не совсем спиртного напитка (возможно, это считается одним из атрибутов евроинтеграции). Однако жизнь показывает, что в обществе начинает процветать “пивной алкоголизм”, как результат доступности пива для всех слоев населения и раннего приобщения к его употреблению детей. Для подростков, которым некуда себя деть, расточение жизни в пивнушках и абсолютное безразличие к окружающей действительности становятся образом жизни.

И опять-таки концептуальную власть это полностью устраивает. Пьяная толпа только говорит о красивой или плохой власти, не начиная никаких действий. Однако она находится в постоянной готовности пойти за каким-то вожаком, который сможет инициировать ее действия. Управлять малограмотной и беспринципной толпой для достижения целей управления намного проще, ведь можно побуждать людей к действиям, опираясь на их низменные чувства. “Люди, по словам Тарда, – это отара овец, среди которых рождается временами глупая овца, гений, которая одной только силой примера ведет за собой других” [56, с. 33]. Прав был Омар Хайям, когда писал:

“Мир я сравнил бы с шахматной доской –

То день, то ночь. А пешки? Мы с тобой.

Подвигают, притиснут и – побили...

И в темный ящик сунут на покой” [35, с. 280].

Далее приведем несколько отрывков из книги выдающегося российского хирурга, ученого и педагога, академика трех академий Федора Григорьевича Углова “Правда и ложь о разрешенных наркотиках”:

“Поражения головного мозга, вызванные алкоголем, можно сравнить с травмами черепа... Изменения, происходящие в мозге людей, употребляющих алкоголь, нельзя разценить иначе, как грубые анатомические изменения, которые ведут к ослаблению отдельных функций мозга и к ухудшению работы всей центральной нервной системы... Длительное употребление алкоголя приводит к перерождению и атрофии тканей и органов, которое особенно резко и рано проявляется в мозге. Вскрытия “умеренно пьющих” показали, что в их мозгу обнаруживаются “кладбища” из погибших корковых клеток” (В.К. Болецкий. Тезисы научной конференции по патологической анатомии психозов. – М., 1955, с. 106–107). И далее: “В народе давно подмечено, что у людей, употребляющих спиртное (даже если они потом бросили пить), часто появляется раннее, так называемое “старческое” слабоумие. Это объясняется тем, что у таких людей происходит быстрое разрушение клеток головного мозга, от чего деградация умственных способностей у них может наблюдаться в раннем возрасте. Нервные клетки начинают разрушаться очень рано, в результате чего после 60 лет у человека обычно снижаются мыслительные способности...

Следовательно, если среди населения широко распространено употребление спиртных напитков, то будет иметь место и поголовное “оглупление” народа. Этот процесс еще усиливается из-за появления большого процента дефективных и умственно отсталых людей, родившихся от пьющих родителей”.

Таким образом, благодаря наркотическому подавлению индивидуального и коллективного сознания народ превращается в толпу, а потом и в стадо. Из трезвого общества стадо сформировать невозможно. В эпоху перестройки в прессе неоднократно публиковалось стихотворение, которое в этой связи и сегодня не менее актуально.

Стадо

Мы – стадо, миллионы нас голов,

Пасемся дружно мы и дружно блеем,

И ни о чем на свете не жалеем.

Баранье стадо – наш удел таков?

В загон нас гонят – мы спешим в загон,

На выпас гонят – мы спешим на выпас.

Быть в стаде – основной закон;

И страшно лишь одно – из стада выпасть.

Когда приходит время – нас стригут;

Зачем стригут – нам это не понятно.

Но всех стригут, куда ж податься тут,

Хоть процедура крайне неприятна.

А пастухам над нами власть дана –

Сказали, что по воле колдуна.

Так и живем, не зная тех тиранов,

Что превратили нас в баранов!

В странах с холодным климатом и пьющим населением спирт и водка – ресурсы стратегические. Не удивительно, что идея алкогольной (винной) монополии постоянно будоражила умы государственных чиновников самого высокого ранга.

Под понятием “винная монополия” (казённая продажа питей) подразумевается исключительное право государства или отдельных лиц (откуп) на производство и сбыт спиртных напитков. Исторические примеры говорят о том, что процесс этот происходил на уровне государственной политики.

Первая российская алкогольная монополия была учреждена в 1474 г. Иваном III и действовала до 1533 г.

Вторая по счёту государственная монополия была введена в 1652 г. и просуществовала 29 лет.

Третью государственную монополию учредил в 1696 г. Петр I. Через 20 лет, в 1716 г., царь ввел свободу винокурения в России, обложив производителей “винокурной пошлиной”.

Четвертая монополия была введена (по инициативе министра финансов Сергея Витте) в 1895 г., но в полной мере действовала с 1906 по 1913 гг. Винная монополия распространялась на очистку спирта и торговлю крепкими спиртными напитками. Винокуренные заводы могли принадлежать частным предпринимателям, однако производимый ими спирт покупался казной, проходил очистку на государственных складах и продавался в государственных винных лавках. В 1913 г. общая выручка от винной монополии составила 26% доходов бюджета России.

С началом Первой мировой войны торговля спиртными напитками была запрещена.

Пятая монополия на алкоголь была введена в январе 1924 г. В 1985 г., незадолго до начала антиалкогольной кампании, продажа водки давала треть доходов от торговли продовольствием или одну шестую часть всего товарооборота советской торговли.

Президент России Борис Ельцин своим указом от 7 июня 1992 г. отменил монополию государства. Однако 11 июня 1993 г. был издан указ президента о восстановлении государственной монополии на производство, хранение и оптовую продажу алкогольной продукции. Но на рынке уже активно действовали независимые производители, проконтролировать деятельность которых было практически невозможно. Образованная тем же указом Госинспекция по обеспечению госмонополии на алкоголь, ставшая затем федеральной службой, а потом и госкомитетом, в апреле 1998 г. была упразднена.

В народе казенные винные лавки (монопольно торговавшие водкой) стали называть “монопольками”. Так же называли и водку, продававшуюся в таких лавках.

Монополька – ж. устар. 1. То же, что монополия. 2. Водка, продававшаяся в монополии (Современный толковый словарь русского языка Ефремовой).

Таким образом, мы придем к выводу, что поощрение властью пьянства в любом его проявлении медленно, но точно (то есть мягко) убивает любую нацию на генетическом уровне, превращая ее людей в послушное орудие для решения концептуальных задач, включая и террористические. Если спросить любого беспробудного пьяницу, считает ли он себя алкоголиком, он ответит: “Нет”. Более того, он будет уверять, что пьет “умеренно”. В лучшем случае он признает себя “бытовым пьяницей”.

Пользуясь определенными терминами, мы не всегда до конца понимаем их смысл и содержание. Более того, на различных социальных уровнях эти термины по-разному трактуются. Рассмотрим один из вариантов деградации пьющих людей в понятийном плане.

Умеренный потребитель алкоголя: человек пьет медленно, вовремя останавливается, закусывает; не садится пьяным за руль; уважительно относится к тем, кто совсем не пьет; устанавливает для себя разумные ограничения и не нарушает их.

Пьяница: человек пьет, чтобы опьянеть; выпивка для него – это решение всех проблем; в пьяном виде он становится совсем другим человеком, все время создает какие-то проблемы; такой человек пьет и без всякого повода.

Алкоголик: человек все время думает о том, как раздобыть следующую “дозу”; он припрятывает лишнюю бутылочку про запас; не следит за количеством выпитого; ни за что не признает, что у него проблемы с употреблением спиртного; пьет, чтобы справиться со стрессом, страдает провалами памяти (это более серьезное явление, чем похмелье); такой человек вечно сам в проблемах и постоянно создает проблемы другим.

Сюда же можно отнести курение и употребление наркотиков. Можно рассматривать это отдельно или в комплексе – суть одна. Мы относим это к одной из форм “мягкого геноцида”.

Еще одной из современных форм “мягкого геноцида” мы считаем информационный геноцид. Мы вводим этот термин в придачу к широкоизвестному термину “информационная агрессия”. Основание – изменение способов и приемов информационной агрессии в связи с резким развитием материально-технических средств передачи и обработки информации, а также непрерывностью ее влияния на массы людей. На современном этапе развития общества к таким средствам (рядом с прессой и радиовещанием), как мы уже упоминали, можно отнести телевидение.

Мы уже отмечали, что человек, который долго смотрит телевизор и часто пользуется Интернетом, начинает воспринимать информацию почти бездумно, не оценивает ее критически. Телевидение становится для них критерием истины. Желаешь быть счастливым? Пожалуйста, перечень атрибутов счастья к Вашему вниманию. Желаете быть настоящим мужчиной или волшебной леди? Предлагаем Вам образец “мужественного мужчины”, все мужество которого составляют дорогие атрибуты типичного потребителя, который мыслит лишь стереотипами телевизионных реклам. Рядом с ним – “настоящая женщина” с мыслями в пределах 90–60–90 и совсем далекая от понятия благопристойности и материнства. Выбор за Вами. Это и нужно. Личность с ее реальными знаниями почти не интересует концептуальную власть.

Тиражируемые в огромных количествах псевдоценности, псевдоистины, псевдоцели просто разрывают нас на части. Например, видеоигры являются одной из тех современных компьютерных технологий, которая наиболее быстро развивается и является перспективной. Стратегической целью их массового производства является вытеснение телевидения и кино и помещение таким способом каждого человека отдельно и всего человечества в целом в виртуальную реальность. По влиянию на человека компьютерные игры все больше становятся похожи на алкоголь, наркотики и сигареты. Уже сейчас тяжело определить, что мы смотрим по телевизору – репортаж о футбольном матче или видеоигру через подключенную игровую приставку.

В играх сознательно используются психологические приемы, чтоб “привязать” к себе человека. Например, если для победы в игре нужно набрать 100 очков, то в игре программа заложена так, чтобы дать человеку набрать 98 очков. Потом игра резко ускоряется, игрок не успевает выполнить манипуляцию и счетчик возвращается к нулю. Складывается впечатление, что для победы не хватило совсем немножко, и человек снова и снова начинает игру. Психологически установлено, что если счет “обнулить” раньше, скажем, при 40–50 очках, то человек, вероятнее всего, прекратит игру, потеряв веру в выигрыш.

Поэтому, учитывая информационное пространство, которое стремительно увеличивается, усовершенствование средств передачи и приема информации и степень вовлечения в этот процесс абсолютно всех слоев общества, информационный геноцид можно выделить в отдельный приоритет концептуальной власти, потому что, действительно, кто владеет информацией, тот владеет миром. А в описываемом случае мы видим еще большие возможности концептуальной власти – целеустремленно манипулировать информацией на практически неограниченном пространстве, что может привести к тому, что “люди самолюбивые, серебролюбивые, спесивые, злословные, родителям непокорные, неблагодарные, нечестивые, недружелюбные, непримиримые, клеветники, несдержанные, жестокие, такие, которые не любят добро, изменники, нахальные, напыщенные, больше сластолюбцы, чем боголюбивые, которые имеют вид благочестия, в действительности же отрекшись от него” (Послания к Тимофею 3:1–5).

Таким образом, рассматривая геноцид как один из приоритетов концептуальной власти, мы проследили развитие и использование его форм в процессе влияния на разные социальные группы и слои населения. В итоге проведенного исследования считаем возможным классифицировать геноцид по формам проявления на “жесткие” и “мягкие формы”. Кроме того, в сформированных условиях информационного бума считаем целесообразным ввести понятие “информационный геноцид” для рассмотрения как одного из приоритетов концептуальной власти.

2.6. Военный приоритет

Понятие “военный приоритет” неотъемлемо связано с понятием “война” и является его производным. Существует множество определений и трактовок войны как явления. Например: “Война (война, воевать, бойня, боевать, как вероятно и боярин и воевода или боевода) – раздор и ратный бой между государствами; международная брань” [16].

“Война – организованная вооруженная борьба между государствами, нациями (народами), социальными группами. В войне используются вооруженные силы как главное и решающее средство, а также экономические, политические, идеологические и другие средства борьбы” [3, с. 219].

“Война – социальное явление, которое представляет собой одну из форм решения общественно-политических, экономических, идеологических, а также национальных, религиозных, территориальных и других противоречий между государствами, народами, нациями, классами и социальными группами средствами вооруженного насилия” [41, с. 51].

“Война – общественно-политическое явление, продолжение политики насильственными средствами” [7, с. 151].

“Война – организованная вооруженная борьба, участниками которой могут быть государства, которые ведут национально-освободительную борьбу, народы, а также стороны во внутреннем вооруженном конфликте” [19, с. 215].

Война как явление развивалась вместе с развитием общества и вместе с обществом прошла сложный путь исторической эволюции.

В условиях первобытнообщинного общества вооруженные столкновения родов и племен между собой были разновидностью и результатом борьбы за выживание и не имели какого-то общественно-политического содержания. В этом плане человек мало чем отличался от своих братьев меньших. Его насилие относительно другого племени или рода преимущественно сводилось к мгновенному удовлетворению жизненных потребностей. Вряд ли она могла в результате победы заготовить впрок еду или другие материальные средства, потому что в побежденных их тоже не было. Поэтому ритуальный каннибализм победителей относительно побежденных можно если не оправдать, то объяснить именно стремлением выжить по праву сильного в борьбе за существование. Войн же в современном значении слова в таком обществе не было, потому что не было частной собственности и деления на классы.

Поэтому война как явление и постоянный спутник характерна только для общественно-экономических формаций, где вооруженное насилие становится средством обогащения, экономического и политического господства, порабощения народов. Это очень сложное специфическое общественно-политическое явление, которое подчиняется своим законам. Основной формой борьбы в войне и ее специфическим содержанием является вооруженная борьба, а главное орудие ведения войны – военизированные формирования, способные вести вооруженную борьбу.

Относительно наших далеких предков В.И. Таланин обращает внимание на то, “что сведений, даже приблизительных, о том, что славяне вели войны, вплоть до IV–III в. до Р.Х. нет, поэтому наименование знати, состоявшей из старейшин – “бояре”. “Бояре думающие” – их настоящее наименование” [58, с. 61]. То есть следует понимать, что их назначение – советовать, и не более. Дальше там же подчеркивается: “Начиная с III в. до Р.Х. славянам приходится в длительных войнах отстаивать свое право на существование. Появляется расслоение в рядах боярства. Военачальник, который прославился в войнах, не может быть отодвинут на второй план. Кроме того, никто не может сказать, что у него мало опыта. Он обязан стать боярином. Наименование “боярин” переходит, таким образом, на относительно молодого полководца. “Бояре думающие”, согласно с терминологией “Слова о полка Игореве”, соединяются с “мужами храборствующими” [58, с. 61]. Таким образом, сословие знати, то есть дворянства, складывалось одновременно с возникновением государственности и появлением государя. Позже под дворянством как таковым стали понимать военное, служивое сословие, основное задание которого заключалось в военной защите государства и непрерывной военной службе. Следовательно, если существовало военное руководство, то существовали и военные формирования. И чем боеспособнее были эти формирования, тем выше был военный приоритет государя, тем больше у него было возможностей осуществлять свою внутреннюю и внешнюю политику, основанную на личном миропонимании и на собственной концепции власти.

Суть не в том, как назывались отряды вооруженных людей в исторически определенное время (дружина, рать, войско, ополчение, армия, флот, вооруженные силы и т. п.), а в военной доктрине того, кто их создавал, и целях войны. Бесспорно, вооруженные формирования являются главным орудием ведения войны, и чем большей потенциальной мощностью они владеют, тем значительнее военный приоритет (военное преимущество) их организатора и вдохновителя относительно противоборствующей стороны. Казалось бы, при достижении такого преимущества, любая власть должна успокоиться и, потихоньку наращивая мощность собственных вооруженных формирований, пугать окружающих своим военным приоритетом. Так ли это?

Военный приоритет – это всего лишь один из приоритетов в системе приоритетов обобщенных средств управления обществом, причем хоть и не самый главный, но без него не может существовать система концептуальной власти, если ее воспринимать как целое, сложенное из частей. Так, К.П. Петров, на которого мы традиционно ссылаемся во всех трудах по обсуждаемой тематике, ставит его шестым по значимости из шести обусловленных приоритетов. В книге “Мертвая вода” авторы также ставят его на шестое место из шести как “…средство влияния, главным образом силового, – оружие в традиционном понимании этого слова, которое убивает и калечит людей, разрушает и уничтожает материально-технические объекты цивилизации, вещественные достопримечательности культуры и носителей их духа” [6, с. 163]. В.А. Истархов [23, с. 127], беря за основу анализ приоритетов, данный в “Мертвой воде”, в измененном и дополненном виде дает 12 приоритетов. Однако в иерархии приоритетов военный приоритет он также ставит на последнее место по значимости. О чем это свидетельствует? О том, что военный приоритет, независимо от количества приоритетов в их иерархической структуре, которая есть не что иное, как множество элементов, которые находятся в отношениях связи друг с другом, образуют определенную целостность, единство, – это средство наиболее грубого материального влияния на общество. В мирное для конкретного государства время он не имеет широкого спектра мощности и применяется как дополнение к приоритетам высшего порядка, к которым, например, по К.П. Петрову, принадлежат методологический, фактология и идеологический приоритеты. В.А. Истархов к категории высших приоритетов относит, кроме того: искусство, систему образования и воспитание, средства массовой информации, систему развлечений и досуг.

Все отмеченные приоритеты можно смело отнести к категории информационного оружия, что, как известно, программирует поведение людей. Следовательно, при успешной работе с людьми (народами) на уровне высших приоритетов власти роль военного приоритета становится вспомогательной, а это значит, что не страдают ни человеческие ресурсы, ни материально-технические объекты цивилизации, ни достопримечательности культуры. Именно к такой системе отношений между государствами, которая исключает угрозу силой и ее применением, стремится ООН при урегулировании локальных конфликтов, связанных с религиозными, территориальными и национальными спорами, племенной враждой и т. д.

Однако исключить военный приоритет из системы концептуальных основ государственного управления, которая принадлежит к материальной живой системе особенного класса – социальной (социально-экономическая структура общества) или перевести его в категорию абстрактных систем (понятия, гипотезы, теории) – перспектива достаточно отдаленная. Дело в том, что при определенных условиях военный приоритет по форме применения может совпадать с жесткими формами геноцида, брать на себя выполнение карательных функций, свойственных геноциду, или даже замещать его как приоритет.

Более того, в военное время роль военного приоритета власти кардинально изменяется в связи с изменениями в военно-технической стороне войны. Эта сторона войны отражает те материальные средства, военную технику и человеческие массы, которые используются в вооруженной борьбе, а также формы и способы ведения военных действий. В связи с этим на период ведения боевых действий практически вся иерархическая структура приоритетов и их совокупный потенциал начинают работать на военный приоритет, что, по сути, и определяет ход и результат войны.

Для военного приоритета в данном случае правомерно употреблять термин “военный потенциал” – возможности государства, которые являются производными от экономического, научно-технического, социального и морально-политического потенциалов страны.

Экономический потенциал государства обеспечивает материальные потребности жизни и развития общества, а также делает все необходимое для ведения боевых действий.

Научный потенциал государства через военно-научный потенциал, который является его составляющим элементом, влияет на развитие военной техники, организационную структуру войск, управление войсками, а через них – на способы и формы ведения боевых действий, всю систему военно-теоретической подготовки личного состава армии и флота.

Социальный потенциал при решении военных вопросов проявляется в способности данной социально-политической системы через действия субъективных факторов создавать условия – благоприятные или неблагоприятные – для формирования и функционирования других потенциалов.

Морально-политический потенциал находит свое отражение в способности народа и армии выдержать все испытания войны, мобилизировать все силы для достижения победы. “Показателями военного потенциала являются:

• военно-экономические и научные возможности государства;
• наличие мобилизационных резервов;
• морально-политическое состояние народа;
• уровень боевой готовности, численности личного состава и его морально-политическая, психологическая подготовка;
• полевая, морская и воздушная выучка;
• количество и качество вооружения и военной техники;
• уровень обеспеченности войск материально-техническими средствами;
• уровень разработки военной доктрины и военной теории, подготовленность командных кадров” [7, с. 580].

Стоит учесть, что состояние войны вызывает ряд правовых последствий: прекращение дипломатических и других отношений между воюющими государствами, прекращение международных договоров и других правовых норм, известных в дипломатической практике как “законы и обычаи войны”, которые предусмотрены международными договорами или сложились в порядке обычая. Однако история свидетельствует, что воюющие стороны и нейтральные государства достаточно своеобразно и избирательно соблюдают законы и обычаи войны. По крайней мере тяжело надеяться, чтобы проигрывающая сторона, относилась к ним с надлежащим уважением и обязательностью. Например, Петербургская декларация об отмене употребления взрывных и воспалительных пуль 1868 г., Женевский протокол о запрещении применения на войне удушающих, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств 1925 г., Гаагская конвенция о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 г., Конвенция о запрещении разработки, производства и нагромождения запасов бактериологического (биологического) и токсичного оружия и об их уничтожении 1972 г., Конвенция о запрещении военного или любого другого враждебного использования средств влияния на природную среду 1977 г., Конвенция о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия, которые могут считаться наносящими излишние повреждения или имеют выборочное действие, в 1981 г. [19, с. 374]. Вряд ли стоит доказывать, что в рамках военного приоритета немногие из властей обращают на них серьезное внимание. Кто же будет соблюдать законы нравственности при подготовке к такому аморальному мероприятию, как война, тем более, думать о правах и обязанностях воюющих сторон в процессе ее ведения?!

Более того, государство, даже проиграв в войне, но сохранив экономические возможности, будет стремиться к тому, чтобы “переиграть” ее. Исторически это хорошо просматривается, например, по итогам Первой мировой войны и причинам, которые породили Вторую мировую войну.

Так, Германия, проиграв в Первой мировой войне, сберегла, однако, гигантские экономические возможности. Она “благодаря своему развитию и ресурсам оставалась потенциально самой сильной страной” в Европе [24, с. 357]. “Даже в первые послевоенные годы правящие круги Германии не хотели смириться с тем, что их политическое положение в мире не отвечает той экономической силе, которой владела страна” [74, с. 357]. “Все помыслы немецких монополистов были направлены на реванш, на то, чтоб опять найти возможность стать на путь войны. Под их притворной покорностью скрывались острая ненависть к победителям и уверенность в том, что войну удастся “переиграть” [24, с. 12]. Четырнадцатого июня 1917 г. в военном министерстве прошло заседание, на котором было выражено мнение, что Германии следует “как можно лучше развивать хозяйственную жизнь в мирный период, приспосабливая ее к использованию с военной целью. Чем сильнее мы развиваем экономику в мирное время, тем лучше мы готовы к войне. В любом случае нельзя допустить ослабление этого процесса” [24, с. 21].

И этот процесс не ослабевал. Германия становилась опаснейшим конкурентом на мировых рынках. Она стремилась к захвату ведущего положения на рынках Англии, Франции и даже США, тогда как ее соперники прилагали все усилия для того, чтобы сберечь и установить свою монополию. Как видим, уже в этой борьбе приоритетов, базирующихся на потенциалах, скрывались глубокие причины Второй мировой войны.

Как и перед Первой мировой войной, возник вопрос о коренном переделе колоний и сфер влияния в соответствии с реальным соотношением сил “больших государств”. Выполнение этого задания сводилось к применению вооруженной силы как единственного способа удовлетворения великодержавных амбиций. Ведущим в иерархии обобщенных средств управления государством в конкретной ситуации становился военный приоритет, на который работали все другие. Шла гонка вооружений.

Однако военный потенциал не мог накапливаться бесконечно. По словам А.Ф. Керенского, “в ходе любой гонки вооружений в конечном итоге наступает психологический момент, когда война кажется единственным средством освобождения от нестерпимого ожидания катастрофы”. И в данную историческую эпоху стоящим у власти не терпелось его реализовать. Состояние это не ново. Очень популярно его объясняет А.П. Чехов: “Так называемые правящие классы не могут оставаться долго без войны. Без войны они скучают, лентяйничанье утомляет, раздражает их, они не знают, для чего живут, едят друг друга, пытаются наговорить друг другу побольше неприятностей, по возможности безнаказанно, и лучшие из них изо всех сил пытаются не надоесть друг другу и себе самим. Но приходит война, овладевает всеми, захватывает, и общее несчастье связывает всех”. Ведь войну объявляют они, а умирать идут молодые, которые даже не понимают, зачем воюют, и говорить здесь о нравственности не приходится. Какую нравственность, например, можно найти в высказываниях Б. Муссолини: “Чтобы нация оставалась здоровой, она должна воевать каждые двадцать пять лет” или И. Сталина: “Одна смерть – это трагедия, миллионы смертей – это статистика”? Когда появляются такие высказывания и их слышат государства и народы, тогда долго ожидать не приходится – за ними следует война. Это призыв к тому, чтобы кинетический потенциал военных приоритетов стран превратить в человеческую бойню.

В нашем примере война должна была повториться, и она повторилась. В связи с этим прав А. Барбюс: “Война будет повторяться до тех пор, пока вопрос о ней будет решаться не теми, кто умирает на полях боев”.

Как видим, не такой уже невинный этот военный приоритет. В его создании активно участвуют все обобщенные средства управления людьми, в какую бы иерархическую систему приоритетов их не закладывали исследователи. Однако, будучи однажды создан концептуальной властью, он начинает в той или иной степени давить на своих “творцов”, потому что война формирует собственные политические задачи, которые, как правило, имеют приоритет над обычными задачами мирного времени.

Посредством грубой силы, например, можно изменить отношение людей к символам, религии, вынудить их в перекрученном виде понимать общие и отдельные процессы мироздания (методология); можно просто уничтожить информацию исторического характера, например, сжечь книги, исторические документы (хронология); можно придушить философское течение, уничтожить физически определенную религию, поглумитися над символами, разрушить достопримечательности культуры, испортить картины (фактология); можно силой отобрать деньги в любой их форме у более слабого, а поскольку “деньги – движущая сила войны” (Марк Тулий Цицерон), то можно после этого меньше волноваться об итогах войны (экономика).

Война между социальными группами внутри страны за государственную власть называется гражданской. Это также вооруженное столкновение сторон, в результате которого происходит перераспределение экономического потенциала страны и появление нового правящего класса.

Правящий класс в это время определяется по количеству персональных миллиардов. Все современные миллиардеры стали такими далеко не бескровным путем. По мнению Дж. Петраса, “практически все первобытные источники богатства миллиардеров не имели никакого отношения к строительству, инновациям или созданию новых эффективных предприятий. Богатство не перешло к высшим чинам компартии, оно было захвачено частными вооруженными мафиями, возглавляемыми недавними выпускниками университетов, которые быстро нажились на коррупции, запугивании и уничтожении государственных чиновников” [76]. Поэтому без военного приоритета с его оружием (от ножа до атомной бомбы) и здесь не обходится. Естественно, что в дальнейшем в рамках финансовой олигархии можно действовать самостоятельно, ведь для нее не существует государственных границ.

И уже совсем без военного приоритета не может обойтись геноцид. Это братья-близнецы.

Таким образом, рассматривая военный приоритет как одну из групп средств управления обществом, мы приходим к выводу, что это материальное оружие, которое можно, конечно, по силе и влиянию на людей в системе управления своим государством или ведение войн с другими государствами отнести к разряду низких, грубых, несовременных, немодных. И это не единственный его недостаток.

К недостаткам военного приоритета можно отнести его очевидность. Ведь скрыть наличие материальных средств ведения войны практически невозможно. На их выявление работают все разведки мира. А если так, то военному приоритету любой страны можно организовать противодействие. В итоге этот взаимоопережающий процесс превращается в гонку вооружений, в которой принимают участие все приоритеты. Именно поэтому мы думаем, что разделять приоритеты на высшие и низшие можно преимущественно теоретически – возможны изменения.

Угроза ядерной войны в принципе свелась на нет, что привело к расширению войн обычными средствами. Правда обычными их можно называть весьма условно. Это высокоточное оружие, способное поражать цель первым выстрелом (пуском) на любой дальности в пределах его досягаемости. К высокоточному оружию относят различные наземные, авиационные и корабельные ракетные комплексы, бомбардировочные и артиллерийские комплексы управляемого вооружения, а также разведывательно-ударные комплексы. Этот процесс продолжается, и на очереди – появление ручного оружия или индивидуального оружия пехоты.

В результате продолжающейся научно-технической революции стало возможным создание высокоточного оружия, которое, по мнению ряда военных специалистов, будет определять характер будущей войны – войны шестого поколения. Это оружие позволяет наносить исключительно точные удары по атакуемым объектам (вплоть до попадания в необходимое окно заданного строения).

Однако это совсем не значит, что оружие предыдущих поколений войн полностью утратило свое значение. Появление даже самого новейшего оружия, военной техники очень редко приводило к коренному изменению форм и способов вооруженной борьбы и ведения войны в целом. В лучшем случае новое оружие могло привести к изменению тактики или, что намного реже, оперативного искусства, не говоря уже о стратегии.

В мировой теории войн различают шесть поколений войны, связывая их смену с “революциями в военном деле”, влиявшими на изменение войны в целом. Для наглядности коротко ознакомимся с ними.

Первая революция в военном деле произошла тогда, когда для военного противоборства вместо камней и палок воины стали применять специально изготовленные копья, мечи, луки, стрелы, а также доспехи. Три с половиной тысячи лет из общих пяти тысяч лет существования цивилизации на нашей планете шли контактные войны первого поколения в виде рукопашного противоборства с применением холодного оружия.

Вторая революция в военном деле была связана с изобретением пороха, а с ним – огнестрельного оружия: винтовок, пистолетов, пушек. Первое поколение войн уступило место войнам второго поколения лишь в XII–XIII вв. Войны второго поколения просуществовали порядка 500 лет. Они также были контактными, но велись уже совершенно иначе, чем в первом поколении. Поражение противника могло осуществляться на некоторой дистанции.

Третья революция в военном деле произошла примерно 200 лет назад. Ее связывают с изобретением нарезного оружия. Оружие стало более точным при поражении целей, более дальнобойным, многозарядным и разнокалиберным. Это привело к очередной третьей революции в военном деле и появлению контактных войн третьего поколения, которые приобрели окопный характер, оперативные масштабы и требовали большого количества живой силы, владеющей этим оружием.

Четвертая революция в военном деле произошла более века тому назад. Она была связана с изобретением автоматического оружия, которое стали устанавливать на танках, самолетах, кораблях. Контактные войны четвертого поколения приобрели стратегический размах, и для их ведения также требовалось очень много живой силы, оружия и военной техники. Войны четвертого поколения продолжаются и сейчас.

Пятая революция в военном деле произошла в 1945 г. Она привела к появлению ядерного оружия, а с ним – и к возможности бесконтактной ракетно-ядерной войны пятого поколения. Сейчас ряд ядерных стран находятся в постоянной высокой готовности к такой войне.

Очередная шестая революция в военном деле началась в последнее десятилетие прошлого века. Она связана с появлением высокоточного оружия, а с ним – и бесконтактных войн совершенно нового шестого поколения. Бесконтактные войны характеризуются тем, что нападающая сторона с помощью длительных массовых ударов может лишить экономики любого противника, в любом регионе планеты. Грубо говоря, суть войн шестого поколения – убивать других, но не умирать самим. Однако к полноценному переходу на новый уровень военного искусства пока никто не готов. Ориентировочно для этого потребуется не менее 10–15 лет, поэтому ее и называют войной будущего.

Сегодня же все вооруженные конфликты относят либо к четвертому, либо к пятому поколениям.

Принципиально новые виды вооружений, начавшие появляться с середины ХХ в., продолжают накладывать глубокий отпечаток на военное строительство во многих странах. В свою очередь, это требует определения соответствующих форм и методов их боевого применения, пересмотра основных положений стратегии и тактики.

Конечно, в отдельных случаях, при определенных условиях и других условностях можно средствами управления одного приоритета достичь конечной цели. Например, хорошо подготовленный демагог в определенной ситуации может убедить определенную группу людей совершить те или другие действия, к которым он их призывает (перейти, например, из одной военной группировки на сторону другого по идеологическим соображениям).

Дипломатам воюющих государств и коалиций иногда удается решить локальную проблему без применения военной силы и сберечь, таким образом, тысячи человеческих жизней, десятки населенных пунктов, сотни достопримечательностей культуры и т. п.

Однако и агитатору, и дипломатам намного легче, когда за их спиной сконцентрирован мощный военный потенциал. “Вспомогательная функция” военного приоритета вполне может превратиться в доминирующую. Это обусловлено тем, что в системе концептуальной власти материальное оружие дает военному приоритету возможность быть наиболее быстродействующим. К нему прибегают в последнюю очередь, когда другие приоритеты оказываются недостаточными. Иными словами тогда, когда проблемы могут быть решены только военным путем.

А войны сейчас развязываются с большой легкостью, потому что истина никого не интересует, ибо монополистом абсолютной истины быть невозможно, а правду каждый понимает по-своему и доказывает свою правоту исключительно силой оружия. Погасить очаги вооруженного противостояния можно только силой принуждения с использованием оружия. Другие методы воздействия оказываются безрезультатными. Поэтому роль военного приоритета в иерархии приоритетов, ширина и сила его влияния могут видоизменяться.

Убедительным примером этого стали действия США, которые создали в Ираке прецедент, когда одна страна, располагая более мощными вооруженными силами, по собственному усмотрению и не обращая внимания ни на кого, в том числе и на ООН, как международного арбитра в вопросах международных взаимоотношений государств, может менять социальный строй, существующий в другой стране, и приводить к власти угодные ей силы.

Это говорит еще и о том, что под влиянием обобщенных средств управления военного приоритета может меняться даже логика социального поведения. Неизменным остается лишь одно – его материальность. Это упрек и в адрес ООН, которая превратилась в “бумажного тигра” и до сих пор не научилась достаточно эффективно использовать силовые методы для наведения порядка в мире. Военные наблюдатели ООН с их дипломатическими правами и Чрезвычайные вооруженные силы ООН, вооруженные легким стрелковым оружием, весьма слабая преграда для развязывания и развития всевозможных вооруженных конфликтов.

Заключение

С позиции методологии власть можно разделить на формальную и реальную.

Формальная власть характеризуется тем, что направлена прежде всего на изоляцию всех иерархически ниже стоящих структур от информации высшего порядка. Поэтому сколько бы не было международных организаций, в условиях получения дозированной информации они лишь условно (формально) решают глобальные проблемы. Реально же они решают текущие примитивные локальные экономические, политические, военные и другие задачи, не задумываясь на перспективу. В этом и есть отражение общественного сознания в реальном масштабе времени, явно не готового к использованию власти реальной. Формальная власть всегда своими действиями тормозит не только развитие реальной власти, но даже само ее проявление. В таких условиях сама цивилизация становится формальной, а поэтому нежизнеспособной. Человечество к этому уже приучили.

С одной стороны, каждый человек наделен и обладает определенной властью. В совокупности народ является источником власти.

С другой стороны, не каждый человек и даже, более того, не каждая социальная группа хочет или может воспользоваться своей властью. Но всегда находятся любители власти и люди делегируют им свою власть в надежде, что эти делегаты будут представлять народные интересы. Так, люди по собственной воле отдают свое маленькое “Я” в общий котел формальной власти. В этом котле, маленькие, но реальные “Я” превращаются в большое, но формальное “Я”, являющееся родоначальником формальной власти.

Но согласитесь, если люди, из которых состоит формальная власть, не обладают информацией высшего порядка, то и само формальное “Я” тоже ее не имеет. Отсюда все невежество формальной власти.

Реальная власть базируется на новых знаниях, получаемых от системы высшего порядка. Эти знания не просто лежат или висят как фрукты на дереве – приходи и бери. Мы уже говорили о том, что концептуальная власть, базирующаяся на концептуальных знаниях, создает условия для преобразований в той или иной стране или обществе. Иными словами, система высшего порядка приводит то или иное общество к необходимости иметь такую информацию. Причем эти знания и информация направляются целевым порядком в нужное время. Цель и время определяются по степени готовности субъекта к принятию, обработке и практическому применению информации.

Абсолютная власть – это власть относительного покоя. Это то, что держит Мироздание в относительном равновесии. Все движение во Вселенной происходит именно относительно абсолютной или высшей власти. Сама мера власти всегда и неизменно адекватна, но содержание всегда разное. Представитель высшей власти не наделяет того или иного субъекта властью реальной – он просто дает диалектический толчок (импульс) к зарождению и поступательному развитию власти реальной. Реальной властью имеет право наделять через информацию и новые знания только система высшего порядка.

Существующую иерархически упорядоченную классификацию приоритетов концептуальной власти можно рассматривать как систему подавления и уничтожения национальных явлений, характерных для жизни любого общества, но концептуально неприемлемых для внешнего управления. Первые четыре приоритета относятся к информационному оружию, пятый и шестой приоритеты по своей сути являются материальным оружием. Все они взаимосвязаны при достижении управленческих целей.

В публикациях по обсуждаемой тематике мы нашли заключение одного из авторов, что в процессе перестройки это и было продемонстрировано.

Первым приоритетом навязан приоритет животных инстинктов и принципов – “бери от жизни всё”.

Вторым – замена одних исторических мифов другими.

Третьим – глобальная трансформация идеологии, сетки телевещания с полным замалчиванием вековых традиций, народных сказок и пр. Многие из ныне идущих TV-программ должны рассматриваться не с позиций свободы слова, а с позиций психического и духовно-нравственного здоровья населения, и прежде всего – детей. Они должны быть запрещены по медицинским показаниям как подрывающие здоровье.

Четвертым – долларизация всей страны в сочетании с неслыханным в мировой практике ростовщичеством.

Пятым – целенаправленное поголовное спаивание населения, включая детей.

Шестым – повсеместные военные конфликты.

Именно таким образом осуществлялось управляющее воздействие внешнего межрегионального управляющего центра на страны – участницы перестройки, естественно не на прямую, а при участии специально подобранных посредников.

В такой ситуации цели государства как инструмента управления и цели народа не совпадают. Общество перестает быть обществом – совокупностью людей, которые объединились на определенной стадии исторического развития по социокультурным, профессиональным признакам, по происхождению, интересам и т. д. Оно просто становится объектом манипуляций по сценариям внешних управленцев, которые преследуют корыстные цели. Это, в свою очередь, приводит к борьбе государства с народом, а народа – с государством практически во всех сферах общественной жизни: от стирания вековой отечественной культуры, гордости за свою историю и целенаправленного навязывания с помощью СМИ культа насилия, разврата, табака, алкоголя и наркотиков до противопоставления народа и государства во всех без исключения бытовых вопросах (например, служба в вооруженных силах, так называемый милицейский рэкет, налоговое ярмо, таможенный произвол, платное обучение, платная медицина, безработица, бедственное положение пенсионеров и т. п.).

Изучая такое понятие и явление, как “концептуальная власть” в жизни современных обществ в условиях развития новой парадигмы – “глобализация”, приходим к мнению, что эта парадигма сама по себе является порождением концептуальной власти, пытающейся, с одной стороны, в очередной раз “причесать всех под одну гребенку”, а с другой стороны, продолжает политику “разделяй и властвуй”, но в более завуалированном виде. Вот почему мы с уверенностью можем повторить тезис о том, что если руководители государства не владеют всеми управленческими приоритетами и не реализуют собственную концептуальную власть, то жить им приходится в рамках чужой концепции.

ГЛОССАРИЙ

Адаптивность управления – управление организацией должно быть устойчивым и в меру гибким. Гибкость организации означает её приспособляемость к изменяющимся условиям, внешним и внутренним целям объекта управления.

Бесструктурный способ управления – в любой политике и в любой области это “вбрасывание” информации, которая должна привести к определённым ожидаемым действиям и планируемому результату. Например, премьер на совещании министров предлагает вызвать “на ковёр” директора концерна (вброс информации). Акционеры испугались и стали продавать акции этого концерна (ожидаемые действия). Акции концерна упали в цене и были скуплены значительно дешевле (спланированный результат).

Бизнес – независимая коммерческая деятельность человека, выступающая для него способом существования.

Богатство общества – всё, что общество производит (товары, услуги и т. д.), интеллектуальные возможности каждого члена общества, все природные запасы того или иного народа и в конце концов сам человек с его духовными и физическими возможностями. Богатство общества (базовая составляющая) – продукт земли плюс труд, результат – товар.

Виды управления также многообразны, как и наша жизнь, поэтому каждый вид управления имеет свои признаки, наиболее полно отражающие его суть.

Власть – способность, право и возможность распоряжаться кем-либо, чем-либо, оказывать решающее воздействие на судьбы, поведение и деятельность людей с помощью различного рода средств (права, авторитета, воли, побуждения); это система государственных органов; это лица, органы, наделенные соответствующими государственными, административными полномочиями. Сущностью власти являются отношения руководства, господства, подчинения.

Власть в организации – возможность социальных субъектов (органов управления, отдельных руководителей) в системе формальных отношений в иерархической структуре управления влиять на поведение других людей.

Власть в организации осуществляется с помощью силы, влияния, авторитета, манипулирования. Власть является необходимым средством, способом осуществления миссии организации, ее политики, достижения выдвигаемых целей.

Влияние – это любое поведение индивида, которое вносит изменения в поведение, отношение, ощущения и т.п. другого индивида. Конкретные средства, с помощью которых одно лицо может влиять на другое, могут быть самыми разнообразными: от просьбы, высказанной шепотом на ухо, до приставленого к горлу ножа. В условиях организации таким “ножом” может быть угроза увольнения.

Влияние мотивации на поведение человека зависит от множества факторов, во многом индивидуально и может меняться под воздействием обратной связи со стороны деятельности человека. Иным словами, мотивация – использование мотивов поведения человека в практике стимулирование его деятельностью.

Внешние обратные связи – обратные связи, по которым поступает информация о состоянии среды и положении объекта в ней.

Внутренние обратные связи – обратные связи, по которым поступает информация о состоянии элементов объекта и системы управления им.

Вознаграждение – это все, что человек считает ценным для себя. Понятие ценности у людей специфичны, различна оценка вознаграждения и его относительной ценности.

Деятельность искусственной организации узаконивается социальной системой более высокого порядка, например, государством, общим собранием учредителей и т.п., что придает ей официальный характер, поэтому она происходит в рамках нормативно-правового пространства.

Единство системы управления – устойчивость внутренних связей системы при изменении состояний внешней среды. Единство социально-экономической системы – одна из важнейших её характеристик. Она отражает такие связи между элементами системы, которые сохраняют её целостность в течение длительного периода времени.

Естественные организации – организации, которые возникают сами по себе, спонтанно, и не имеют специально заданных кем-то извне целей, поэтому их деятельность направлена на решение внутренних проблем. Формируется структура организации, которая является достаточно размытой, и распределяются ресурсы (деревня, клуб по интересам и т. п.).

Закон – категория, отображающая внутренние существенные, необходимые и повторяющиеся связи между явлениями реального мира, обуславливающие их необходимое развитие.

Закон синергии: потенциал и возможности организации как единого целого превышают сумму потенциала и возможностей отдельных элементов, что обусловлено их взаимной поддержкой и дополнением. Таким образом, существует реальный выигрыш от объединения, который перекрывает потери, связанные с ограничением самостоятельности.

Законодательная власть – система органов государства, которые принимают законы и другие правовые акты. Только она имеет исключительное право издавать нормативные акты, которые после Конституции обладают высшей силой, то есть законы. Этой власти дано право решать ключевые государственные дела: принимать бюджет, финансовые законы и контролировать действия исполнительной власти – правительства.

Закономерность – объективно существующая, повторяющаяся, существенная связь явлений в природе и в жизни общества.

Замкнутая система – объект, находящийся в среде, и система управления им, замкнутые друг на друга цепями прямых и обратных связей. (Например, законодательная, исполнительная и судебная ветви власти представляют собой замкнутую систему управления государством как объектом управления).

Имидж (с англ. image – образ, облик, представление, подобие) – это целенаправленное создание или стихийно возникшая форма отражения объекта в сознании людей. Объектом или носителем имиджа может быть человек, группа людей, организация и т. п. Это образ, который целенаправленно внедряется в сознание (подсознание) целевой аудитории, соответствует ее ожиданиям и служит отличием фирмы (товара, услуг) от аналогичных.

Индивидуальность – это неповторимое своеобразие какого-либо явления, отдельного существа, человека.

Информационная система – это взаимосвязанная совокупность данных, оборудования (компьютеров, офисной техники, коммуникаций), программного обеспечения, персонала, стандартных процедур, предназначенных для сбора, обработки, распределения, хранения и предоставления информации, в соответствии с требованиями, вытекающими из целей организации.

Информационная технология – это система методов и способов сбора, передачи, накопления, обработки, хранения, представления и использования информации на основе применения технических средств.

Информационный массив – это упорядочение по определённым признакам совокупности всех видов информации, используемой управленческими работниками для разработки управленческих решений.

Информация – сообщение, осведомляющее о положении дел и состоянии чего-либо, а также сведения об окружающем мире и протекающих в нём процессах, не зависимо от формы их представления, воспринимаемые человеком или специальными устройствами и являющиеся объектом хранения, переработки и передачи. Применительно к системе управления в обобщённом виде информация – сообщение, знания, сведения о различных лицах, предметах, фактах, событиях, процессах, которые поступают от внешнего или внутреннего источника к приемнику.

Искусственные (формальные) организации проектируются и создаются по определенному плану, характеризуются направленностью на достижение заданных целей. Цели определяют структуру организации, включающую, как правило, только необходимые элементы (подразделения, должности, рабочие места), и расходование ресурсов осуществляется ради их достижения. При этом координацию отдельных звеньев организации обеспечивает единый центр. Заданность цели и структуры приводит к тому, что на практике такие организации недостаточно гибки и адаптивны.

Исполнительная власть – система органов государственного управления. Задача исполнительной власти – проводить в жизнь волю избранных или стоящих во главе государства лиц органов, представляющих жизненные интересы тех или иных слоев общества, классов, сословий, наций. Основная её функция – исполнение законов, принимаемых законодательной властью.

Коммуникационный процесс – это обмен информацией двумя и более людьми.

Коммуникация – это процесс двустороннего обмена мыслями, информацией и смыслом информации между двумя и более людьми, ведущий к достижению взаимопонимания.

Коран – священная книга, связано это с тем, что он дан свыше в форме, защищенной от возможности искажения. Количество сур и аятов известно и пронумеровано, а каждый из аятов написан в определенной ритмике в форме белого стиха. Выбросить даже слово не представляется возможным. Коран содержит такие глубокие мысли, что поверить в их земное происхождение невозможно, тем более, что озвучивались они безграмотным человеком. Сура 2 дает представление о корне зла в экономике, о котором и сегодня вам не скажет ни один из многочисленных финансистов со степенями и дипломами. Сура 5 дает полные глубокие представления о единобожии, божьих посланниках, искажении злонамеренными людьми откровений свыше. От общественного сознания утаивается, что в Коране нет даже попыток выстроить какую-то особую религиозную линию. Он никак не выделяет, а признает абсолютно равными и Моисея, и Христа, и Мухаммеда (Мухаммада). Основной же прием блокировки этих универсальных знаний для русскоязычного читателя реализуется через переводчиков. Не случайно Пушкин называл их “подставными лошадьми просвещения”. Если по совести переводить Коран с арабского, то слово Аллах надлежит перевести словом Бог. Но такой перевод тут же сделает понятным, что и для исламистов, и для христиан Бог един, различаются лишь обряды. Но как в таком случае проводить организованное стравливание народов на почве религиозного различия. А в современном мире вы практически и не найдете военных конфликтов иного рода (Чечня, Карабах, Таджикистан, Афганистан, Югославия).

Координация – это процесс обеспечения достижения организацией своих целей посредством установления стандартов, измерения фактически достигнутых результатов и проведения корректировок.

Лидерство (лидер) – один из механизмов интеграции групповой деятельности, когда индивид (или часть социальной группы) выполняет роль лидера, то есть объединяет, направляет действие всей группы, которая принимает и поддерживает его действия.

Линейная структура управления – при данном типе управления все функции управления сконцентрированы в руках руководителя (менеджера) подразделения, которому подчинены все нижестоящие производственные участки. В этой структуре в полной мере проявляется принцип единоначалия. Суть его в том, что подчинённые выполняют распоряжения только единого руководителя.

Личность – это конкретный человек, взятый в системе его устойчивых социально обусловленных психологических характеристик, которые проявляются в общественных связях и отношениях, определяют его нравственные поступки и имеют существенное значение для него самого и окружающих.

Матричная структура управления – это современный эффективный тип организационной структуры управления, который создаётся путем совмещения структур: линейной, функциональной и программно-целевой, которая сочетает вертикальные, линейные и функциональные связи управления с горизонтальными. При этом персонал функциональных подразделений, оставаясь в составе и подчинении центрального руководства, обязан также выполнять указания руководителей проектов или спецштабов, советов, которые образуются для руководства отдельными проектами или работами (целями). Наиболее эффективна данная структура в научно-исследовательских и проектных организациях.

Менеджер – специалист, профессионал, осуществляющий управленческую деятельность, занимающий определенную должность в иерархической структуре организации, наделенный полным объемом ресурсов (материальных, людских, финансовых и др.), полномочий для принятия любых решений в сфере своей компетенции и своих полномочий. Несёт полную ответственность как за положительные, так и за отрицательные результаты своей деятельности.

Мотив – это то, что вызывает определённые действия человека. Мотив находится внутри человека, имеет персональный характер, зависит от множества внешних и внутренних по отношению к человеку факторов, а также других, возникающих параллельно с ним мотивов.

Мотивация – это совокупность внутренних и внешних движущих сил, которые побуждают человека к деятельности, задают её границы и формы, придают ей направленность, ориентированную на достижение определенных целей.

Мотивирование – это процесс воздействия на человека с целью побуждения его к определённым действиям путём пробуждения в нём определённых мотивов. Мотивирование составляет сердцевину и основу управления человеком. Эффективность управления во многом зависит от того, насколько успешно осуществляется процесс мотивирования.

На практике под информационной технологией понимается технологическое применение компьютеров и других технических средств обработки и передачи информации.

Непрерывность – характеризует структуру управления, а также процесс её развития, выражает взаимообусловленность ступеней развития, наличия в нём механизмов преемственности и изменений эволюционного типа. Этот принцип дополняет принцип ритмичности и означает, что процесс управления не только должен идти непрерывно, но и постоянно совершенствоваться, как непрерывно совершенствуется окружающий мир, сам человек и общество в целом.

Неформальная организация – проявляется в виде совокупности запрограммированных контактов, основанных на добровольном выборе партнеров и личных отношений, и образует в совокупности реальную организацию.

Неформальная организация всегда возникает в связи с необходимостью компенсировать недостатки формальной, а поэтому так или иначе связана с ней, но связь эта неоднозначна.

Неформальные коммуникации – это коммуникации в неформальных организациях, а также вертикальные и горизонтальные так называемые коммуникации “без галстуков”, которые основаны на личных, неслужебных, нерегламентированных отношениях.

Обратная связь – сигнал, направленный получателем информации отправителю сообщения как подтверждение получения и характеризующий степень понимания или непонимания содержащейся в нём информации. Обратная связь может иметь форму не только слова, записок, писем, отчётов, но и улыбки, кивка головы, пожатия руки, смущённого взгляда, хорошего обеда для мужа, цветов для жены, наказания сына отцом или результата контрольной работы в классе и т. д. Обратная связь может быть прямой, то есть непосредственным наблюдением, измерением, опросом и т. п., а также косвенной – снижение производительности труда, текучесть, прогулы, конфликты и т. п.

Обратные связи – потоки информации, поступающие из объекта и среды, окружающей объект управления, в систему управления объектом.

Организационная структура (структура управления) – совокупность устойчивых связей объекта и субъектов управления организации, реализованных в конкретных организационных формах, обеспечивающих целостность управления и его тождественность самому себе, то есть сохранение основных свойств при различных внутренних и внешних изменениях.

Параллельность процессов управления предполагает проведение отдельных видов параллельных работ: на разработку одного решения, а также одновременную подготовку различных, взаимосвязанных решений. Это способствует сокращению сроков разработки управленческих решений и способствует оперативности управления.

Планирование – это предвидение результатов, направление действия, которому необходимо следовать, и этапы, которые следует применять, чтобы достичь поставленной цели.

Побуждение – это ощущение недостатка чего-либо, имеющего определенную направленность. Оно является поведенческим проявлением потребности и сконцентрировано на достижении цели.

Под структурой управления ещё понимается упорядоченная совокупность устойчиво взаимосвязанных элементов, обеспечивающих функционирование и развитие организации как единого целого. Она определяется ещё как форма разделения и кооперации управленческой деятельности, в рамках которой осуществляется процесс управления по соответствующим функциям, направленным на решение поставленных задач и достижение намеченных целей.

Политическая власть – реальная способность общества, класса, группы, индивида проводить свою волю, определяемую в конечном счёте объективными потребностями и интересами.

Поток информации – движение информации с момента возникновения по всей технологической цепи преобразований. Эти потоки отражают технологию преобразования (переработки) информации и совместно с техническими средствами, формами организации управленческого труда образуют информационные системы управления (например, финансово-экономические, банковские, фондового рынка, торговли, работы с персоналом и т. д.).

Потребности – это то, что возникает и находится внутри человека, что достаточно общее для разных людей, но в то же время имеет определенное индивидуальное проявление у каждой отдельной личности. Это то, от чего человек стремится освободиться, поскольку пока потребность существует, она даёт о себе знать и “требует” своего устранения. Люди по-разному удовлетворяют свои потребности.

Преемственность – сохранение положительного опыта прошлого, разумное вплетение в ткань управления нового, что создано самими и создано другими.

Признаки – это набор определённых элементов (качеств) внутренних и внешних, позволяющих отличить один объект от другого.

Принципы – правила, основные положения и нормы поведения, определяющие построение и функционирование системы управления объектом (организацией, производством, цехом, участком, личностью, семьей).

Принципы управления – это основные правила, определяющие построение и функционирование системы управления, важнейшие требования, соблюдение которых обеспечивает эффективность управления.

Процессуальные теории мотивации основываются на том, как ведут себя люди с учётом их восприятия и познания мира. К ним относятся теория ожидания, теория справедливости и модель мотивации Портера – Лоулера.

Прямые связи – потоки информации, поступающие из системы управления объектом в объект и среду.

Психология (от греч. psyche – душа, logos – слово, учение) – наука о закономерности развития и функционирования психики особой формы жизнедеятельности человека и животных. Взаимоотношения живых существ с миром реализуются посредством чувств и умственных (абстрактных) образов, мотиваций, процессов общения, предметных действий, эмоциональных установок и др. Различные психические компоненты поведения образуют структуру, придающую ему устойчивость и целенаправленную активность.

Ритмичность – предполагает выполнение необходимого объёма работ в разные промежутки времени и регулярную повторяемость многих процессов управления. Ритмичность обеспечивается равномерностью распределения работ в пространстве, то есть между отдельными подразделениями и работниками во времени, по разным периодам рабочего дня, недели, месяца, года.

Руководитель организации – лицо, наделённое полномочиями принимать управленческое решение, осуществлять организацию их выполнения, который одновременно является лидером, эффективно управляет своими подчинёнными.

Руководство – это использование коммуникаций и личного влияния с целью ориентации действий подчинённых на реализацию планов организации. Главная задача управляющего состоит в том, чтобы направить действия работников на чётко определённые и ясно понимаемые цели организации. Кроме этого, руководство включает сообщение другим, в чём состоят их обязанности по выполнению планов компании.

Социальная ответственность – это действия организации, предпринимаемые во благо общества добровольно, а не по требованию закона или принудительно.

Социальное управление – воздействие на общество с целью упорядочения его качества, специфики, самосовершенствования и развития.

Стиль руководства – это устойчивое мнение руководителя относительно свободы, которая должна быть предоставлена подчинённым в подготовке решений и высказывания своего мнения.

Стимулы – отдельные предметы, действия других людей, обещания, носители обязательств и возможностей, предложенные человеку в компенсацию за его действия. Человек реагирует на многие стимулы не обязательно сознательно. На отдельные стимулы его реакция даже может не поддаваться сознательному контролю. Реакция на конкретные стимулы не одинакова у различных людей, поэтому сами по себе стимулы не имеют абсолютного значения или смысла, если люди не реагируют на них.

Структурный способ управления – способ управления, где структура управления формируется директивно-адресно до начала процесса управления. (Например, административный состав любого предприятия, административно-управленческий состав высшего учебного заведения, командный состав воинской части и т. п.).

Судебная власть – система судебных органов государства, осуществляющих правосудие. Судебная власть следит за строгим соблюдением Конституции и других законов законодательной и исполнительной власти.

Суперсистемы – определенное количество сравнительно однородных элементов или замкнутых систем, управляемых структурным способом.

Тезаурус (от греч. thesaurus – сокровище) – особая разновидность словарей общей или специальной лексики, в которых указаны семантические отношения (синонимы, антонимы, паронимы, гипонимы, гиперонимы и т. п.) между лексическими единицами. Таким образом, тезаурусы, особенно в электронном формате, являются одним из действенных инструментов для описания отдельных предметных областей.

Формальные коммуникации – это коммуникации, определяющиеся самой структурой организации, взаимосвязью уровней управления и функциональных отделов. Чем больше уровней управления, тем сложнее коммуникации, тем выше искажение информации, как по нисходящему, так и по восходящему направлениях.

Формы власти – распоряжение, приказ, убеждение.

Функциональная структура управления основана на обособлении и разделении функций управления между руководителями или специально созданными органами. Каждый из руководителей функциональных органов отвечает за выполнение соответствующих функций, передает распоряжения производственным подразделениям по вопросам, входящим в его компетенцию, и эти решения обязательны для исполнения (в отличии от штабной структуры).

Функциональность – последствия (благоприятные, неблагоприятные – дисфункциональные, нейтральные – афункциональные), вызываемые изменением одного параметра в других параметрах объекта.

Функционирование – взаимосвязь отдельных частей в рамках некоторого целого. В повседневной практике, когда мы говорим: “объект функционирует” подразумевается жизнь, движение, прогресс.

Функция (от лат. functio – совершение, исполнение, деятельность, работа) – область деятельности или объём работ как для одной личности, так и для группы специалистов или отдельной организации в целом, необходимых для достижения поставленных целей перед объектом управления.

Функция власти в организации осуществляется в процессе управления путём принятия решений, выбора целей, определения задач, исполнителей, подбора кадров, создания специализированных структур.

Функция контроля – это характеристика управления, которая позволяет выявлять проблемы и соответственно корректировать деятельность организации до того, как эти проблемы перерастут в кризис.

Цели – это нечто, что осознаётся как средство удовлетворения потребности. Когда человек достигает такой цели, его потребность оказывается удовлетворённой, частично удовлетворённой или неудовлетворённой.

Централизованное управление – это такое построение системы управления и такая организация её функционирования, при которых существует непрерывная, постоянно действующая и достаточно устойчивая подчиненность каждого звена системы субъекту управления. Оно выражается в требовании обязательной согласованности управленческих решений, содержание которых определяется едиными целями развития системы.

Человек – живая система, представляющая собой единство физического и духовного, природного и социального, наследственного и прижизненно приобретённого. Как живой организм человек включается в природную связь явлений и подчиняется закономерностям (биофизическим, биохимическим, физиологическим).

Этика (от греч. ethika – привычка, нрав) – философская наука, объектом изучения которой является мораль, которая регулирует поведение человека во всех сферах общественной жизни – в труде, в быту, в науке, в семейных, личных, международных отношениях. (Этот термин введен Аристотелем). Другими словами, этика – принципы, определяющие правильное поведение от неправильного.

Этические нормы – система общих ценностей и правил этики, соблюдения которых организация требует от своих сотрудников.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Анатомия мудрости. 106 философов. – Симферополь : Таврия, 1995. – Т. 2. – 512 с.

2. Большой толковый социологический словарь (Collins) : пер. с англ. – М. : Вече : АСТ, 1999. – Т. 1. – 544 с.

3. Большой энциклопедический словарь. – 2-е изд., перераб. и доп. – М. : Большая Российская энциклопедия; СПб. : Норант, 1998. – 1456 с.

4. Великий тлумачний словник сучасної української мови / [уклад. і голов. ред. В.Т. Бусел]. – К. ; Ірпінь : Перун, 2004. – 1440 с.

5. Великий тлумачний словник української мови / [уклад. і голов. ред. В.Т. Бусел]. – К. ; Ірпінь : Перун, 2002. – 1440 с.

6. Внутренний предиктор. Мертвая вода. Разгерметизация. –
   3-е изд. – М. : Русский язык, 1981. – Ч. 1. – С. 163.

7. Военный энциклопедический словарь / [пред. гл. ред. комиссии С.Ф. Ахромеев]. – М. : Воениздат, 1986. – 863 с.

8. Воротін В.Є. Теоретико-методологічні основи формування механізму ефективного державного регулювання в умовах глибоких ринкових перетворень в економіці України / В.Є. Воротін, В.Л. Лазар // Держава та регіони. Серія : Державне управління – 2004. – № 2. – С. 22.

9. Лебон Г. Психология народов и масс / Г. Лебон; [пер. с франц. Я. Фридмана и Э. Пименовой]. – СПб. : Изд-во Ф. Павленкова, 1896.

10. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы филос. герменевтики : пер. с нем. / Х.-Г. Гадамер; [общ. ред. и вступ. ст. Б.Н. Бессонова]. – М. : Прогресс, 1988. – 704 с.

11. Газета “Позиция”. – 2006. – № 45 (125). – 9 ноября.

12. Гнатова Г.В. Нормативне забезпечення участі громадян у провадженні державної політики / Г.В. Гнатова // Держава та регіони. Серія : Державне управління. – 2004. – № 2. – С. 24–26.

13. Гордиенко Н.С. Крещение Руси: факты против легенд и мифов. Полемические заметки / Н.С. Гордиенко. – Л., 1984.

14. Грушевский М. Иллюстрированная история Украины / М. Грушевский. – К. : Левада, 1995. – 696 с.

15. Грушевський М. Історія української літератури / М. Грушевский. – К. ; Л., 1923. – Ч. 1. – С. 60–61.

16. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка / В. Даль. – М. : Русский язык, 1981. – Т. 1: А–З. – С. 230–240.

17. Дальский А. ВДНХ Украины / А. Дальский // Зеркало Запорожья. – 2006. – № 61(285). – 21 сентября.

18. Державне управління та менеджмент : навч. посіб. у табл. і схемах / Г.С. Одинцова, Г.І. Мостовий та ін. – Х. : ХарРІ УАДУ, 2002. – 492 с.

19. Дипломатический словарь : в 3 т. / [глав. ред. : А.А. Громыко, А.Г. Ковалев, П.П. Севастьянов, С.Л. Тихвинский]. – 4-е изд. перераб. и доп. – М. : Наука, 1984. – Т. 1: А–И. – 424 с.

20. Дульнев Г.Н. От Ньютона и термодинамики к биоэнергоинформатике / Г.Н. Дульнев // Сознание и физическая реальность. – 1966. – Т. 1. – № 1–2. – С. 93–97.

21. Євсєєва Т.М. Церковна еліта та її роль у процесі формування політичної самосвідомості в Україні / Т.М. Євсєєва // Український історичний журнал. – 1999. – № 2. – С. 89.

22. Загородній А.Г. Фінансовий словник / А.Г. Загородній, Г.Л. Вознюк, Т.С. Смовженко. – 2-ге вид., випр. та доп. – Л. : Центр Європи, 1997. – 756 с.

23. Истархов В.А. Удар Русских Богов. – 4-е изд. – М., 2001. – 408 с.

24. История Второй мировой войны 1939–1945. – М. : Военное изд-во Мин-ва обороны СССР, 1973. – Т. 1. – 368 с.

25. Кара-Мурза С.Г. Краткий курс манипуляции сознанием/ С.Г. Кара-Мурза. – М. : Алгоритм, 2002. – 288 с.

26. Катаева В.И. Технология социального конструирования / В.И. Катаева // Социальные технологии: актуальные вопросы теории и практики. – Запорожье : ГУ “ЗИГМУ”, 2006. – Вып. 30. – 258 с.

27. Катаєв С.Л. Сучасне українське суспільство : навч. посіб. / С.Л. Катаєв. – К. : Центр навчальної літератури, 2006. – 200 с.

28. Кожев А.В. Понятие власти / А.В. Кожев ; [пер. с франц. А.М. Руткевича]. – М. : Праксис, 2007. – 192 с.

29. Мень А.В. История религии: в поисках Пути, Истины и Жизни : в 7 т. / А.В. Мень. – М. : Слово, 1991. – Т. 1: Истоки религии. – 287 с.

30. Мертвая вода. – 3-е изд. – СПб., 1998. – Ч. 1: Разгерметизация: Историко-философский очерк жизнеречения. – 292 с.

31. Мулдашев Э.Р. В поисках Города Богов / Э.Р. Мулдашев. – СПб. : Нева, 2003. – Т. 2: Золотые пластины Харати. – 319 c.

32. Назаретян А.П. Агрессивная толпа, массовая паника, слухи : лекции по социальной и политической психологии / А.П. Назаретян. – СПб. : Питер, 2003. – 192 с.

33. Наказ Міністерства охорони здоров’я і Академії медичних наук України “Про затвердження плану реалізації заходів щодо забезпечення виконання Національної програми “Репродуктивне здоров’я 2001–2005” від 28.04.2001 р. № 159/27.

34. Общая психология : учеб. пособ. для студ. пед. ин-тов / В.В. Богословский, А.А. Степанов, А.Д. Виноградова и др. ; [под ред. В.В. Богословского и др.]. – 3-е изд., перераб. и доп. – М. : Просвещение, 1981. – 383 с.

35. Омар Хайям. Как чуден милой лик: Рубаи / Омар Хайям. – М. : ЭКСМО-Пресс, 1998. – 352 с.

36. Опрятний С.М. До питання про пріоритети і догми концептуальних засад державного управління: роздуми / С.М. Опрятний // Держава та регіони. Серія : Державне управління. – 2005. – № 2. – С. 158.

37. Опрятний С.М. До питання про пріоритети і догми концептуальних основ державного управління: фактологічний пріоритет / С.М. Опрятний // Держава та регіони. Серія: Державне управління. – 2006. – № 3.

38. Опрятный С.Н. Место и роль “толпы” и “элиты” в системе современного государственного управления / С.Н. Опрятный // Социальные технологии : актуальные вопросы теории и практики. – Запорожье : “ЗИГМУ”, 2006. – Вып. 32. – 440 с.

39. Петров К.П. Тайна концептуальной власти / К.П. Петров. – Новосибирск, 2000. – 100 с.

40. Поликарпов В.С. История религий : лекции и хрестоматия / В.С. Поликарпов. – М. : Гардарики : Экспертное бюро, 1997. – 312 с.

41. Политология : энциклопедический словарь / [общ. ред. и сов. Ю.И. Аверьянов]. – М. : Изд-во Моск. коммерч. ун-та, 1993. – 431 с.

42. Політична економія : навч. посіб. / К.Т. Кривенко, В.С. Савчук, О.О. Бєляєв та ін. ; [за ред. д-ра екон. наук, проф. К.Т. Кривенка]. – К. : КНЕУ, 2001. – 508 с.

43. Правда про унію. Документи і матеріали / [ред. кол. : Д.А. Яремчук (голова) та ін.] ; упоряд. : Ю.Ю. Сливка (керівник колективу). – Л. : Каменяр, 1981. – 448 с.

44. Правовые системы стран мира : энциклопедический справочник / [отв. ред. докт. юрид. наук, проф. А.Я. Сухарев]. –
    3-е изд., перераб. и доп. – М. : НОРМА, 2003. – 976 с.

45. Преступная толпа. – М. : Институт психологии РАН: КСП+, 1998. – 320 с.

46. Психологическая энциклопедия / [под ред. Р. Корсини, А. Ауэрбаха]. – 2-е изд. – СПб. : Питер, 2003. – 1096 с.

47. Психологический словарь / [под ред. В.П. Зинченко, Б.Г. Мещерякова]. – 2-е изд., перераб. и доп. – М. : Педагогика-Пресс, 1999. – 440 с.

48. Психологічний словник / [за ред. члена-кореспондента АПН СРСР В.Ш. Войтка]. – К. : Вища школа, 1982. – 216 с.

49. Самолова О.С. Інформація з обмеженим доступом в державному управлінні / О.С. Самолова // Актуальні проблеми державного управління : зб. наук. праць : у 2 ч. – Запоріжжя, 2004. – № 2 (21). – Ч. 2. – С. 242–246.

50. Словарь иностранных слов: актуальная лексика, толкования, этимология / [Н.С. Арапова, Р.С. Кимягарова и др.]. – 2-е изд., доп. – М. : Цитадель, 1999. – 336 с.

51. Словарь психолога-практика / [сов. С.Ю. Головин]. –
    2-е изд., перераб. и доп. – Мн. : Харвест ; М. : АСТ, 2001. – 976 с.

52. Словник іншомовних слів / [уклад. Л.О. Пустовіт та ін.]. – К. : Довіра, 2000. – 1018 с.

53. Смолій В.А. Українська національна революція
    1648–1676 рр. крізь призму століть / В.А. Смолій, В.С. Степанков // Український історичний журнал. – 1998. – № 1. – С. 9.

54. Современный словарь по психологии. – Минск : Современное слово, 1998. – 768 с.

55. Социологический энциклопедический словарь: на русском, английском, немецком, французском и чешском языках / [редактор-координатор – академик РАН Г.В. Осипов]. – М. : ИНФРА-М : НОРМА, 1998. – 448 с.

56. Сципион Сигеле. Преступная толпа. Психофизиология толпы / Сигеле Сципион. – М. : Институт психологии РАН: КСП +, 1998. – 320 с.

57. Тадевосян Э.В. Словарь-справочник по социологии и политологии / Э.В. Тадевосян. – М. : Знание, 1996. – 272 с.

58. Таланин В.И. Русские сословия: история и современность : монография / В.И. Таланин. – Запорожье : ЗНУ, 2006. – 534 с.

59. Тихоплав Т.С. Физика веры / Т.С. Тихоплав, В.Ю. Тихоплав. – СПб. : ВЕСЬ, 2002. – 256 с.

60. Тойнбі А. Дослідження історії / А. Тойнбі ; [пер. з англ. В. Шовкуна]. – К. : Основи, 1995. – Т. 1. – 614 с.

61. Тулмин Ст. Человеческое понимание / Ст. Тусмин. – М. : Прогресс, 1984. – 327 с.

62. Уильям Дж. Клинтон. Меморандум для глав исполнительных департаментов и агентств. Международная политика в области образования [Электронный ресурс] / Дж. Уильям. – Режим доступа: htp://www.informika.ru/koi8/magaz/newpaper/messedu/ cour0089/1900/html.

63. Филарет митрополит. Пространный христианский катехизис / митрополит Филарет. – Варшава, 1931.

64. Философский энциклопедический словарь. – М. : ИНФРА-М. – 576 с.

65. Финансовая диктатура антихриста // Русская Жизнь. – 1999. – 2, 9–16 октября [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://russia-talk.com/antichrist.htm.

66. Христианство : энциклопедический словарь : в 2 т. – М. : Большая Российская энциклопедия, 1993. – Т. 1: А–К / [ред кол. : С.С. Аверинцев (гл. ред.) и др.]. – 863 с.

67. Цыпин В.А. Церковное право / В.А. Цыпин. – 2-е изд. – М. : Изд-во МФТИ, 1996. – 426 с.

68. Цыпин П.В. История Русской Православной Церкви (1917–1990) / П.В. Цыпин ; Московская Патриархия. – М. : Хроника, 1994. – 255 с.

69. Шамбала – это не миф / [автор-составитель Н.Е. Ковалева]. – М. : РИПОЛ КЛАССИК, 2002. – 464 с. – (В поисках истины).

70. Шикин Е.В. Математические методы и модели в управлении : учеб. пособ. / Е.В. Шикин, А.Г. Чхартишвили. – 2-е изд., испр. – М. : Дело, 2002. – 440 с.

71. Шитюк М.М. Масові репресії на території Миколаївщини (30-ті рр. ХХ в.) / М.М. Шитюк // Український історичний журнал. – 1998. – № 1 (418). – С. 94–95.

72. Bachrach P., Baratz M. Power and Poverty: Theory and Practice. – Oxford: Oxford University Press, 1970.

73. Dahl R. The concept of power // Political Power: A reader in theory and research / Ed. by R. Bell, D.V. Edwards, R. Harrison. New York: Free Press; London: Collier-Macmillan, 1969.

74. G. Weinberg. The Foreign Police of Hytler’s Germany. Dyplomatic Revolution in Europe 1933–1936. Chikago – London, 1970. – P. 357.

75. Geertz Cl. Ethos, World-View and the Analysis of Sacred Symbols. In: Hamme E.A. and Simpsons W.S. Man Makes Sense. – Boston: London.

76. http//left. ru/2007/6/petras158. html.

77. Lukes S. Power: A radical view. – Basingstoke and London : Macmillan, 1974.

78. Redfield R. The Little Community. Viewpoints for the Study of a Human Whole. – Uppsala and Stockholm : Almovist and Wiksells, 1995.

79. Werner Keller. The Bible as History. – 2^nd revised еdition. – Bantam Books. – Toronto – New York – London – Sydney, 1982. – 468 c.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Директива Совета Национальной Безопасности США от 18 августа 1948 г. № 20/1

[Source; Records of the National Security Council on deposit in the Modern Military Records Branch, National Archives, Washington. D. C.]

из сборника Thomas H. Etzold and John Lewis Gaddis, eds., Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945–1950.

ЗАДАЧИ В ОТНОШЕНИИ РОССИИ

U. S. objectives with respect to Russia

I. Введение

Очевидно, что Россия как собственно сила, так и как центр мирового коммунистического движения, в настоящий момент стала представлять очень серьезную проблему для внешней политики США, и в нашей стране существует глубокая неудовлетворенность и обеспокоенность относительно целей и методов советских лидеров. Таким образом, политика нашего правительства в значительной мере обусловлена желанием скорректировать советскую политику и изменить международную ситуацию, к которой она уже привела.

Однако пока нет четкой формулировки основных задач США по отношению к России. Ввиду вовлеченности нашего правительства в отношения с Россией особенно важно, чтобы такие задачи были бы сформулированы и приняты в качестве рабочих программ всеми подразделениями нашего правительства, имеющими дело с проблемами России и коммунизма. Иначе возможны серьезные расхождения в направлениях национальных усилий в разрешении проблемы, имеющей огромное международное значение.

II. Общие соображения

Существуют два подхода к увязке национальных задач с факторами войны и мира.

Первый подход состоит в том, что национальные задачи постоянны и не должны изменяться в зависимости от того, находится ли страна в ситуации войны или мира; к их достижению следует постоянно стремиться, смотря по обстоятельствам, как невоенными, так и военными средствами, Этот подход был лучше всего сформулирован Клаузевицем: “Война – это продолжение политики другими средствами”.

Противоположный подход состоит в том, чтобы рассматривать национальные задачи во время мира и национальные задачи во время войны, как существенно различные. Согласно этому подходу, война формирует собственные политические задачи, которые, как правило, имеют приоритет перед обычными задачами мирного времени. Такой подход в целом преобладает в нашей стране. В основном именно такой подход преобладал и в последней войне, когда выигрыш собственно войны как военной операции стал важнейшей задачей политики США, а все прочие соображения были ей подчинены.

Ясно, что в случае американских задач в отношении России ни один из этих подходов не может полностью возобладать.

Во-первых, для разворачивающейся в настоящее время политической войны наше правительство вынуждено уже сейчас, во время мира, ставить более определенные и активные задачи по отношению к России, чем те, которые ему приходилось формулировать по отношению к Германии или Японии в самом разгаре военных действий с этими странами.

Во-вторых, опыт прошедшей войны научил нас тому, что желательно увязывать наши военные усилия с ясным и реалистичным представлением о тех задачах, которые мы собираемся решать в долговременной перспективе. Это особенно важно в случае войны с Советским Союзом. Мы едва ли можем ожидать завершения такой войны с той же военной и политической определенностью, как последнюю войну с Германией и Японией. Поэтому если всем не станет ясно, что наши задачи не состоят в военной победе ради победы, то общественности США могло бы оказаться затруднительно осознать, что же действительно является благоприятным разрешением конфликта. Общественное мнение могло бы ожидать гораздо большего на путях военного решения, чем это необходимо или даже желательно с точки зрения подлинного решения наших задач. Если бы народ воспринял идею, что наша задача – безусловная капитуляция, тотальная оккупация и установление военного управления по образцу Германии и Японии, то он, естественно, ощутил бы любые меньшие по сравнению с этим достижения, как вообще не являющиеся настоящей победой, и мог бы не оценить по достоинству действительно искреннего и конструктивного урегулирования.

Наконец мы должны признать, что советские задачи сами по себе практически неизменны. Например, советские территориальные цели в Восточной Европе, как стало очевидно во время войны, очень схожи с теми программами, которые советское правительство пыталось реализовать невоенными средствами в 1939 и 1940 гг., и фактически также с определенными стратегическими и политическими концепциями, на которые опиралась политика царизма перед Первой мировой войной. При встрече со столь неизменной политикой, упорно проводимой посредством как войны, так и мира, нам необходимо противопоставить ей не менее постоянную и устойчивую политику. Говоря в общем, сама природа отношений Советского Союза с остальным миром представляет собой один непрерывный антагонизм и конфликт, иногда происходящий в рамках формального мира, а иногда в юридических рамках войны. С другой стороны, ясно, что демократия не может обеспечить, подобно тоталитарным государствам, полного отождествления задач мирного и военного времени. Ее неприятие войны как метода внешней политики настолько сильно, что она неизбежно будет склоняться к модификации своих задач мирного времени в надежде, что они могут быть решены без обращения к оружию. Когда же эти надежды и эти ограничения исчезают в результате войны, разразившейся из-за провокации или по другим причинам, возмущенное демократическое общественное мнение обычно либо требует формулировки других задач, часто карательного характера, которые не были бы поддержаны во время мира, либо немедленной реализации таких целей, терпеливая подготовка к достижению которых в других условиях могла бы вестись путем постепенного давления на протяжении десятилетий. Таким образом, было нереалистичным предполагать, что правительство США могло бы действовать во время войны на основе точно того же набора задач, или хотя бы руководствоваться тем же самым графиком их решения, что и во время мира.

В то же время следует понимать, что чем меньше расхождение между задачами мирного и военного времени, тем больше вероятность того, что успешные военные усилия будут успешны и в политическом отношении. Если задачи действительно вытекают из основных национальных интересов, то они стоят того, чтобы осознанно сформулировать и решать их как во время войны, так во время мира. Задачи, возникающие вследствие эмоций военного времени, не годятся для выражения сбалансированной концепции долговременных национальных интересов. Поэтому правительству следует уже теперь, до возникновения любых военных действий, предпринять все усилия по планированию и определению по отношению к России наших текущих задач мирного времени и наших гипотетических задач военного времени и уменьшить, насколько это возможно, разницу между ними.

III. Основные задачи

Нашими основными задачами в отношении России на самом деле являются только две следующие:

а) уменьшить мощь и влияние Москвы до таких пределов, при которых она больше не будет представлять угрозы миру и стабильности международного сообщества;

б) внести фундаментальные изменения в теорию и практику международных отношений, которых придерживается правительство, находящееся у власти в России.

Если бы эти две задачи были решены, размеры проблем, с которыми наша страна сталкивается в своих отношениях с Россией, сократились бы до того, что можно было бы счесть нормальной величиной.

Перед тем, как обсуждать способы решения этих задач в мирных и военных условиях соответственно, рассмотрим их несколько подробнее.

1. ТЕРРИТОРИАЛЬНОЕ СОКРАЩЕНИЕ РОССИЙСКОЙ МОЩИ И ВЛИЯНИЯ

Существуют две сферы, в которых мощь и влияние Москвы простирается за пределы границ Советского Союза в формах, наносящих ущерб миру и стабильности международного сообщества.

Первая из этих сфер – то, что можно назвать зоной сателлитов: а именно зона, в которой решающее политическое влияние принадлежит Кремлю. Следует отметить, что в этой зоне, которая территориально целиком прилегает к Советскому Союзу, решающим фактором в установлении и поддержании советской гегемонии явилось присутствие или близость советской вооруженной мощи.

Вторая из этих сфер охватывает связи между центром власти, который контролируется Советским Союзом с одной стороны, и, с другой стороны, группами или партиями за рубежом, за пределами зоны сателлитов, которые обращаются к России как к источнику своего политического влияния и, осознанно или нет, проявляют свою лояльность по отношению к ней.

Для эффективного решения в обеих сферах первой из указанных выше задач необходимо сократить до разумных пределов несоразмерные проявления российской мощи. Странам, находящимся в зоне сателлитов, должна быть предоставлена возможность коренным образом освободиться от русского господства и российского идеологического влияния. Также должен быть основательно разоблачен миф, который заставляют миллионы людей в странах, удаленных от советских границ, смотреть на Москву как на выдающийся источник надежды человечества на улучшение, а следы воздействия этого мифа должны быть полностью ликвидированы.

Следует заметить, что в обоих случаях эти задачи могут быть в принципе решены без неизбежного порождения последствий, непосредственно и решительно затрагивающих престиж Советского государства.

Во второй из двух сфер полное освобождение от российской власти возможно без затрагивания жизненно важных интересов российского государства, так как в этой сфере московское влияние распространяется по тщательно скрытым каналам, существование которых отрицает и сама Москва. Таким образом, устранение структуры власти, ранее известной как Третий Интернационал, и которая пережила собственное имя, не вызовет никакого формального унижения правительства в Москве и не потребует никаких формальных уступок со стороны советского государства.

То же самое в основном, однако, не полностью, верно и для первой из двух сфер. Москва также отрицает факт формального советского господства в зоне сателлитов и пытается замаскировать его механизм. Как в настоящее время демонстрирует инцидент с Тито, нарушение московского контроля не обязательно рассматривается как событие, затрагивающие сами государства. В данном случае оно трактуется обеими сторонами как дело партий; и особое внимание уделяется тому, чтобы повсеместно подчеркивать, что в данный вопрос не вовлечены никакие вопросы государственного престижа. То же самое может предположительно произойти в любом месте зоны сателлитов без формального ущемления достоинства советского государства.

Мы, однако, сталкиваемся и с более сложной проблемой: расширение границ Советского Союза после 1939 г. Это расширение не может во всех случаях рассматриваться как серьезный ущерб международному миру и стабильности, а в ряде случаев оно даже может рассматриваться, с точки зрения наших задач, как полностью приемлемое для целей поддержания мира. В других же случаях, особенно касающихся прибалтийских стран, вопрос более сложен. Мы действительно не можем проявить безразличие к дальнейшей судьбе прибалтийских народов.

Это отражено и в нашей нынешней политике признания по отношению к этим странам. Мы едва ли можем согласиться, что угроза международному миру и стабильности действительно устранена, если Европа поставлена перед фактом, что Москва имела возможность сокрушить эти три малых страны, которые не были виновны ни в какой реальной провокации, доказали способность вести собственные дела прогрессивным образом, не угрожая интересам соседей. Таким образом, было бы логично рассматривать как часть задач США восстановление для этих государств по крайней мере некого подобия недавнего состояния свободы и независимости.

Однако ясно, что их полная независимость повлекла бы фактическое сокращение территории, контролируемой советским правительством. Таким образом, это напрямую затронуло бы достоинство и жизненные интересы советского государства как такового. Не стоит предполагать, что это может быть осуществлено без войны. Поэтому если мы считаем, что основная задача, сформулированная выше, важна как в условиях мира, так и войны, то мы должны логично заключить, что в условиях мира наша задача должна состоять только в том, чтобы побудить Москву разрешить возвращение в прибалтийские страны всех граждан, которые были насильственно из них выселены, и установления в этих странах автономных режимов, в основном удовлетворяющих культурные потребности и национальные стремления их народов. В случае войны мы могли бы при необходимости стремиться пойти и дальше. Но решение этого вопроса зависело бы от характера российского режима, который господствовал бы на этой территории после следующей войны; и нам нет необходимости решать этот вопрос заранее.

Следовательно, утверждая, что мы должны уменьшить мощь и влияние Кремля до пределов, при которых он больше не будет представлять угрозы миру и стабильности международного сообщества, мы имеем право отметить, что это задача, которая может отлично решаться не только в случае войны, но также и во время мира мирными средствами, и что в последнем случае нет необходимости затрагивать престиж советского правительства, что автоматически сделало бы войну неизбежной.

2. ИЗМЕНЕНИЕ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ, КОТОРЫМ СЛЕДУЕТ МОСКВА

Наши сложности с нынешним советским правительством связаны главным образом с тем, что его лидеры исповедуют в теории и практике международных отношений такие концепции, которые не только противоположны нашим собственным, но и очевидно несовместимы с мирным и взаимовыгодным развитием отношений между этим правительством и другими членами международного сообщества, как индивидуальными, так и коллективными.

Главными среди этих концепций являются следующие:

а) мирное сосуществование и взаимное сотрудничество суверенных и независимых государств на основе равенства и взаимного уважения является иллюзией и невозможно;

б) конфликты являются основой международной жизни, а что касается Советского Союза и капиталистических стран, то ни одна страна не признает превосходства другой;

в) режимы, которые не признают авторитета и идеологического превосходства Москвы, безнравственны и пагубны для прогресса человечества, и долг всех здравомыслящих людей повсеместно добиваться свержения и ослабления таких режимов любыми тактически подходящими методами;

г) в дальней перспективе невозможно сближение интересов коммунистического и некоммунистического мира путем взаимного сотрудничества, эти интересы в основе своей антагонистичны и противоречат друг другу;

д) произвольные контакты между людьми мира, находящегося под коммунистическим господством, с людьми за его пределами являются злом и не могут вносить вклад в прогресс человечества.

Очевидно, что недостаточно прекращения доминирования этих концепций в советской или российской теории и практике международных отношений. Необходимо также, чтобы они были заменены чем-то почти прямо противоположным.

А именно тем, что:

а) суверенные и равноправные страны могут мирно сосуществовать бок о бок и сотрудничать друг с другом без каких бы то ни было попыток господства одной страны над другой;

б) конфликт не является необходимой основой международной жизни, народы могут иметь общие интересы, не имея полного согласия в идеологии и не подчиняясь единому авторитету;

в) народы других стран имеют законное право преследовать национальные цели, расходящиеся с коммунистической идеологией, и что долг всех здравомыслящих людей исповедовать терпимость к чужим идеям, скрупулезно соблюдать невмешательство во внутренние дела других на основе взаимности, и использовать только приличные и честные методы в международных делах;

г) международное сотрудничество может и должно сближать интересы обеих сторон даже несмотря на то, что идеологические установки сторон не идентичны;

д) контакты между людьми по разные стороны международных границ желательны и должны поощряться как процесс, способствующий общему прогрессу человечества.

Тогда немедленно встает вопрос, является ли принятие Москвой таких концепций задачей, которую мы можем всерьез надеяться решить, не прибегая к войне и к свержению советского правительства. Мы должны смотреть в лицо тому факту, что советское правительство в его нынешнем виде является и будет оставаться постоянной угрозой нашему народу и миру.

Совершенно ясно, что нынешние лидеры Советского Союза никогда не смогут сами воспринять концепции, подобные изложенным выше, как разумные и желательные. Точно так же ясно, что переход к доминированию таких концепций в русском коммунистическом движении в нынешних обстоятельствах означал бы интеллектуальную революцию внутри этого движения, равносильную преобразованию его политической индивидуальности и отказу от основных претензий на существование в качестве особой жизненной силы среди множества мировых идеологических течений.

Такого рода концепции могли бы возобладать в российском коммунистическом движении только если бы в результате длительного процесса перемен и эрозии это движение изжило бы те импульсы, которые изначально породили его и дали ему жизненную силу, и приобрело бы совершенно иное значение в мире, чем то, которое оно имеет сегодня.

Тогда можно было бы заключить (а московские теологи немедленно именно так бы это и проинтерпретировали), что заявление о нашем стремлении к принятию Москвой этих концепций равносильно заявлению о том, что нашей задачей является свержение советской власти. С этой точки зрения можно было бы утверждать, что такая задача неразрешима без войны, и мы тем самым якобы признаем, что нашей задачей по отношению к Советскому Союзу в конечном счете является война и насильственное свержение советской власти.

Принять такую точку зрения было бы опасной ошибкой.

Во-первых, мы не связаны никакими временными ограничениями в решении наших задач в условиях мира. У нас нет никаких жесткими временных периодов войны и мира, которые позволили бы нам прийти к заключению о необходимости решения наших задач мирного времени к фиксированной дате, “иначе будет поздно”. Задачи национальной политики в мирное время никогда не следует рассматривать в статических терминах, поскольку это наши основные, ценностные задачи, они не относятся к тем, которые допускают полное и окончательное решение, подобно конкретным боевым задачам на войне. Задачи политики мирного времени следует рассматривать скорее как направления движения, а не как физически достижимые пункты назначения.

Во-вторых, мы полностью в своем праве и не должны испытывать чувства вины, работая над разрушением концепций, несовместимых с миром и стабильностью во всем мире, и заменой их на концепции терпимости и международного сотрудничества. Не наше дело вычислять, к какому внутреннему развитию может привести принятие таких концепций в другой стране, также мы не обязаны ощущать какую бы то ни было ответственность за это развитие. Если советские лидеры обнаружат, что растущее преобладание более просвещенных концепций международных отношений несовместимо с сохранением их внутренней власти в России, ответственность за это несут они, а не мы. Это дело их собственной совести и совести народов Советского Союза. Работа над справедливыми и внушающими надежду концепциями международной жизни является не только нашим моральным правом, но и нашей моральной обязанностью. Поступая таким образом, мы можем не заботиться о том, куда “полетит стружка” в вопросах внутреннего развития.

Мы не можем определенно утверждать, что успешное решение нами обсуждаемых задач приведет к распаду советской власти, так как нам неизвестны соответствующие временные факторы. Вполне возможно, что под давлением времени и обстоятельств определенные исходные концепции коммунистического движения могут постепенно измениться в России примерно так же, как изменились определенные исходные концепции американской революции в нашей собственной стране.

Мы, однако, имеем право полагать и публично заявлять, что наша задача состоит в том, чтобы всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами донести до российского народа и правительства более просвещенный взгляд на международные отношения и что поступая таким образом, мы как правительство не занимаем никакой позиции по отношению к внутренним делам России.

Ясно, что в случае войны такого рода вопросы стоять не будут. Если бы война между нашей страной и Советским Союзом началась, наше правительство было бы свободно в выборе средств, направленных на решение основных задач, и условий, исполнения которых оно пожелало бы потребовать от российской власти или российских властей при успехе военных операций. Будут ли эти условия подразумевать свержение Советской власти, является исключительно вопросом целесообразности, который обсуждается ниже.

Вторая из двух основных задач, таким образом, также может решаться как во время мира, так и во время войны. Эта задача, как и первая, может соответственно считаться основополагающей, откуда и вытекает формулировка нашей политики в условиях как мира, так и войны.

IV. Решение наших основных задач во время мира

Обсуждая интерпретацию этих основных задач соответственно во время мира и во время войны, мы сталкиваемся с проблемой терминологии. Если мы будем продолжать говорить о конкретных ориентирах нашей политики в условиях мира или войны как о “задачах”, мы можем столкнуться с семантическими сложностями. Поэтому исключительно ради ясности введем произвольное различие. Мы будем говорить о задачах только в смысле основных задач, выделенных выше, тех, которые являются общими как для войны, так и для мира. При ссылках же на направляющие ориентиры нашей конкретной политики в военное или в мирное время, мы будем говорить не о “задачах”, а о “целях”.

В чем могли бы состоять цели национальной политики США во время мира?

Они логично вытекают из двух главных задач, обсуждавшихся выше.

1. СОКРАЩЕНИЕ РОССИЙСКОЙ МОЩИ И ВЛИЯНИЯ

Сначала рассмотрим сокращение чрезмерной российской мощи и влияния. Мы видели, что этот вопрос распадается на проблему зоны сателлитов и проблему коммунистической активности и советской пропаганды в удаленных странах.

В отношении зоны сателлитов цель политики США в мирное время состоит в создании максимально возможной напряженности в структуре отношений, обеспечивающей советское господство, постепенного, при помощи естественных и законных усилий Европы, оттеснения русских с их главенствующей позиции и предоставления возможности этим странам вернуть себе свободу действий. Эта цель может быть достигнута и достигается многими способами. Наиболее впечатляющим шагом в этом направлении было оригинальное предложение о программе реконструкции Европы, сформулированное в гарвардской речи секретаря Маршалла 5 июня 1947 г. Вынуждая русских либо позволить странам-сателлитам вступить в отношения экономического сотрудничества с Западной Европой, что неизбежно усилит связи между Западом и Востоком и ослабит исключительную ориентацию этих стран на Россию, либо заставить их остаться вне этой структуры сотрудничества ценой тяжких экономических жертв со своей стороны, мы тем самым вносим серьезное напряжение в отношения между Москвой и странами-сателлитами и без сомнения делаем для Москвы более неудобным и затруднительным поддержание своей непререкаемой власти в столицах сателлитов. Фактически все, что срывает покрывала, которыми Москва пытается замаскировать свою власть, и заставляет русских проявить жестокость и подчеркнуть безобразие своего контроля над правительствами стран-сателлитов, служит дискредитации этих правительств в глазах их собственных народов, увеличивает недовольство этих народов и их стремление к свободному объединению с другими нациями.

Недовольство Тито, для которого напряженность, связанная с проблемой плана Маршалла, несомненно сыграла определенную роль, ясно показало, что напряжение между Советами и сателлитами может привести к реальному ослаблению и прекращению российского господства.

Таким образом, наша цель должна состоять в том, чтобы продолжать делать все, что в наших силах, увеличивая это напряжение, и в то же время создавая возможность правительствам сателлитов постепенно освободиться от российского контроля и найти, если они пожелают, приемлемые формы сотрудничества с правительствами Запада. Это можно реализовать искусным использованием нашей экономической мощи, прямой или косвенной информационной деятельностью, приложением максимально возможной нагрузки на железный занавес, созданием у Западной Европы перспектив и энергии стать в конце того пути, по которому она движется, максимально привлекательной для народов Востока, и многими другими средствами, слишком многочисленными, чтобы их все упоминать.

Мы не можем, конечно, сказать, что русские будут спокойно сидеть и позволят сателлитам таким образом освободиться из-под русского контроля. Мы не можем быть уверены, что на каком-то этапе русские для предотвращения такого исхода этого процесса не предпочтут прибегнуть к какому-то насилию; например к какой-то форме военной оккупации или, возможно, даже к серьезной войне.

Мы не хотим, чтобы они пошли на это; и с нашей стороны мы должны делать все возможное, чтобы сохранить гибкость ситуации и сделать возможным освобождение стран-сателлитов такими способами, которые не нанесут непоправимого ущерба советскому престижу. Но даже при самых больших предосторожностях мы не можем быть уверены, что они не предпочтут прибегнуть к оружию. Мы не можем надеяться автоматически повлиять на их политику или обеспечить достижения каких-то гарантированных результатов.

То, что мы прибегаем к политике, которая может повлечь такой исход, вовсе не означает, что мы выбираем курс на войну; и мы должны быть крайне внимательны, чтобы сделать это очевидным и во всех случаях отмести обвинения такого рода. Дело в том, что из-за антагонистических отношений, которые пока являются основой отношений между советским правительством и некоммунистическими странами, возможность войны постоянно присутствует, и какой бы из курсов не выбрало наше правительство, это не привело бы к заметному уменьшению такой опасности. Политика, обратная вышеизложенной, а именно: согласие с советским господством в странах-сателитах и непринятие никаких мер для противостояния ему, ни в коей мере не уменьшит опасность войны. Наоборот, вполне логично утверждать, что в долговременном плане опасность войны будет больше, если Европа останется разделенной по нынешней линии, чем в случае, если российская мощь в благоприятный момент будет отодвинута мирным путем, и в европейском сообществе восстановится нормальный баланс.

Соответственно, можно констатировать, что наша первая цель в отношении России в мирное время состоит в том, чтобы содействовать и поощрять невоенными средствами постепенное сокращение несоразмерной российской мощи и влияния в нынешней зоне сателлитов и выхода восточноевропейских стран на международную сцену в качестве независимого фактора.

Однако, как мы видели выше, наше рассмотрение остается неполным, пока мы не рассмотрим вопрос о территориях, находящихся в настоящее время внутри советских границ. Хотим мы или нет сделать нашей задачей достижение без войны каких-то изменений границ Советского Союза? Мы уже давали в III разделе ответ на этот вопрос.

Мы должны всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами поощрять развитие в Советском Союзе институтов федерализма, которые позволили бы возродить национальную жизнь прибалтийских народов.

Можно спросить: почему мы ограничиваем эту цель прибалтийскими народами? Почему мы не включаем другие национальные меньшинства Советского Союза? Ответ состоит в том, что прибалтийские народы – это единственные народы, чьи традиционные территории и население в настоящее время полностью включены в Советский Союз и которые продемонстрировали способность успешно нести ответственность за свою государственность. Более того, мы все еще формально отвергаем законность их насильственного включения в Советский Союз, и поэтому они имеют в наших глазах особый статус.

Затем перед нами стоит проблема разоблачения мифа, посредством которого Москва поддерживает свое чрезмерное влияние и фактически дисциплинарную власть над людьми в странах вне зоны сателлитов. Сначала несколько слов о природе этой проблемы.

До революции 1918 г. русский национализм был сугубо российским. За исключением нескольких эксцентричных европейских интеллектуалов XIX в., которые даже тогда заявляли о мистическом предназначении русской силы в разрешении болезней цивилизации¹, русский национализм не был обращен за пределы России. Наоборот, относительно мягкий деспотизм российских правителей XIX в. был, возможно, более известен и более осуждаем в западных странах, чем характеризующийся куда большими жестокостями советский режим.

После революции большевистским лидерам удалось путем умной и систематической пропаганды внедрить в широкие круги мировой общественности определенные концепции, весьма способствующие их целям, в том числе следующие: что Октябрьская революция была народной революцией; что советский режим был первым настоящим правительством рабочих; что советская власть определенным образом связана с идеалами либерализма, свободы и экономической безопасности и что она предлагает многообещающую альтернативу национальным режимам, при которых живут другие народы. Таким образом, в умах многих людей установилась связь между русским коммунизмом и общими трудностями, возникающими в окружающем мире из-за влияния урбанизации и индустриализации или же вследствие колониальных волнений.

Таким образом, московская доктрина стала до некоторой степени внутренней проблемой каждого народа мира. В лице советской власти западные государственные деятели сталкиваются с чем-то большим, нежели с очередной проблемой международных отношений. Они сталкиваются также с внутренним врагом в своих собственных странах – врагом, нацеленным на подрыв и в конце концов на разрушение их собственных национальных сообществ.

Уничтожение этого мифа о международном коммунизме представляет собой двойную задачу. Во взаимодействие вовлечены две стороны, поскольку оно осуществляется между Кремлем, с одной стороны, и неудовлетворенными интеллектуалами (именно интеллектуалы, а не “рабочие”, составляют ядро коммунизма вне СССР) – с другой. Для решения этой проблемы недостаточно заставить замолчать агитаторов. Гораздо важнее вооружить слушателей против атак такого рода. Есть некая причина, по которой к московской пропаганде так охотно прислушиваются, почему этот миф с такой готовностью воспринимается далеко от границ России. Если бы эти люди слушали не Москву, то нашлось бы что-то еще, столь же экстремистское и столь же ложное, хотя возможно менее опасное. То есть задача уничтожения мифа, на котором основывается международный коммунизм, не только подразумевает действия по отношению к лидерам Советского Союза. Она также требует чего-то по отношению к несоветскому миру, и более того, к тому конкретному обществу, частью которого являемся мы сами. Насколько мы сумеем устранить растерянность и непонимание, на почве которых процветают эти доктрины, насколько мы сможем устранить источники горечи, приводящие людей к иррациональным и утопическим идеям такого рода, настолько мы преуспеем в разрушении зарубежного влияния Москвы. С другой стороны, мы должны признать, что лишь часть международного коммунизма вне России обусловлена влиянием окружающих обстоятельств и может быть соответственно откорректирована. Другая часть представляет нечто вроде результата естественных биологических мутаций. Она порождается наследственной склонностью к “пятой колонне”, которой подвержен определенный малый процент членов любого сообщества, и отличается отрицательным отношением к собственному обществу, готовностью следовать за любой противостоящей ему внешней силой. Этот элемент всегда будет присутствовать в любом обществе, и использоваться не слишком щепетильными аутсайдерами; единственная защита от опасного злоупотребления им – отсутствие стремления со стороны могущественных режимов использовать эту несчастную особенность человеческой природы.

К счастью Кремль к настоящему времени сделал для развенчания собственного мифа гораздо больше, чем смогли бы сделать мы сами. В этом смысле югославский инцидент – возможно наиболее впечатляющий случай; но и вся история Коммунистического Интернационала полна примеров сложностей, с которыми сталкивались нероссийские лица и группы в своих попытках следовать московским доктринам. Кремлевские лидеры настолько пренебрежительны, настолько безжалостны, властны и циничны в тех требованиях соблюдения дисциплины, которые они предъявляют своим последователям, что лишь немногие способны выдерживать их власть достаточно долго.

Ленинско-сталинская система основана главным образом на власти, которую отчаявшееся меньшинство заговорщиков всегда может обрести, по крайней мере временно, над пассивным и неорганизованным большинством человеческих существ. По этой причине кремлевские лидеры в прошлом были мало обеспокоены тенденцией своего движения оставлять за собой устойчивый шлейф бывших последователей, утративших иллюзии. Их целью было не то, чтобы сделать коммунизм массовым движением, а в том, чтобы работать с малой группой безупречно дисциплинированных и полностью заменимых последователей. Они всегда были терпимы к уходу тех людей, которые оказывались не в состоянии вынести их особые требования к дисциплине.

В течение долгого времени этот метод довольно неплохо работал. Получить новых рекрутов было легко, и партия жила за счет постоянного процесса естественного отбора, оставлявшего в ее рядах только самых фанатично преданных, наиболее лишенных воображения, самых тупых и беспринципных.

Случай с Югославией поставил большой вопросительный знак на том, насколько хорошо эта система станет работать в будущем. До сих пор ересь могла безопасно подавляться либо полицейскими репрессиями в пределах советской власти, либо отработанными методами отлучения и убийства за ее пределами. Тито показал, что в случае лидера-сателлита ни один из этих методов не является безусловно эффективным. Отлучение коммунистических лидеров, находящихся вне эффективного радиуса действия советской власти, обладающих собственной территорией, полицией, военной силой и дисциплинированными последователями, может расколоть все коммунистическое движение так, как ничто иное, и нанести наиболее тяжелый урон мифу о всемогуществе и всеведении Сталина.

Таким образом, условия благоприятствуют тому, чтобы с нашей стороны сконцентрировать усилия на извлечении преимуществ из советских ошибок и возникших трещин, поощрять постоянное разложение структур морального влияния, при помощи которого кремлевские власти управляли людьми далеко за пределами достижимости советских полицейских сил.

Поэтому мы можем сказать, что наша вторая цель по отношению к России в мирное время заключается в том, чтобы информационной активностью и любыми другими имеющимися в нашем распоряжении средствами подорвать миф, при помощи которого люди вдали от российского военного влияния удерживаются в подчинении Москве, добиться того, чтобы весь мир увидел и понял, что представляет из себя Советский Союз, и сделал бы логичные и реалистические выводы из этого.

2. ИЗМЕНЕНИЕ РОССИЙСКИХ КОНЦЕПЦИЙ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Теперь мы переходим к рассмотрению в рамках политики мирного времени второй основной задачи, а именно: внесение изменений в доминирующие в московских правящих кругах концепции международных отношений.

Как мы видели выше, нет никаких разумных оснований ожидать, что мы когда-либо сумеем изменить основы политической психологии людей, находящихся у власти в Советском Союзе сейчас. Их злобный взгляд на окружающий мир, их отказ от возможности постоянного мирного сотрудничества, их вера в неизбежность окончательного разрушения одного мира другим – все это должно сохраниться только по той простой причине, что советские лидеры убеждены: их собственная система не выдержит сравнения с цивилизацией Запада и никогда не будет в безопасности, пока пример процветающей и могущественной западной цивилизации не будет физически уничтожен, а память о нем стерта. Не говоря уж о том, что эти люди связаны с теорией неизбежного конфликта между двумя мирами самой сильной из возможных связей, а именно тем фактом, что во имя этой теории они приговорили к смерти или страшным страданиям и лишениям миллионы людей.

С другой стороны, советские лидеры способны к осознанию если не аргументов, то хотя бы ситуаций. То есть, если может быть создана ситуация, при которой эскалация конфликта с внешним миром не способствует усилению их власти, их действия и даже тон их пропаганды может измениться. Это стало очевидным во время последней войны, когда к описанному эффекту привели обстоятельства их военного союза с западными державами. В этом случае модификация политики была относительно кратковременной, так как по окончании боевых действий они увидели возможности для решения собственных важных задач вне зависимости от чувств и взглядов западных держав. Это означает, что ситуация, которая вынудила их изменить собственную политику, по их мнению перестала существовать.

Если же, однако, аналогичные ситуации были бы снова созданы, если бы советские лидеры были вынуждены признать их реальность, и если бы эти ситуации могли сохраняться достаточно долго для переориентации значительной части естественных процессов развития и изменения советской политической жизни, то тогда такие ситуации могли бы оказывать постоянное изменяющее влияние на взгляды и привычки советской власти. Даже относительно краткое и поверхностное ощущение возможности взаимодействия между основными союзниками во время последней войны оставило глубокий след в сознании русской общественности, и именно оно несомненно создало для режима серьезные сложности в его попытках вернуться после окончания войны к старой политике враждебности и ниспровержения по отношению к западному миру. Причем все это происходило при отсутствии каких-то существенных перестановок среди советских лидеров какой-то нормальной эволюции во внутренней политической жизни Советского Союза. Если бы Советское правительство было вынуждено соблюдать такую осторожную и умеренную политику по отношению к Западу в течение столь долгого периода, что нынешних лидеров сменили бы другие, и перед лицом этой необходимости произошла бы какая-то нормальная эволюция советской политической жизни, то тогда, возможно, стало бы достижимым и какое-то реальное изменение кругозора и поведения Советов.

Из этого рассмотрения вытекает, что хотя мы не можем изменить основу политической психологии нынешних советских лидеров, существует возможность, что мы сумеем создать ситуации, которые, сохраняясь достаточно долго, смогут заставить их мягко изменить свое опасное и неподобающее отношение к Западу и соблюдать определенную степень умеренности и осторожности в отношениях с западными странами. В этом случае действительно можно будет сказать, что мы начали продвигаться к постепенному изменению тех опасных концепций, которые сейчас определяют поведение Советов.

Снова, как и при сокращении зоны советского влияния, так и при реализации любой разумной программы сопротивления советским попыткам разрушить западную цивилизацию, мы не должны забывать, что советские лидеры могут узреть пророческие письмена на стене и предпочесть прибегнуть к насилию, нежели позволить всему этому произойти. Необходимо повторить: этому риску мы подвергаемся не только при данной, но и при любой разумной политике по отношению к Советскому Союзу. Этот риск возникает из самой сущности Советского правительства, и мы не можем сделать ничего, чтобы изменить или устранить его. Это не новая проблема для внешних отношений Соединенных Штатов. В “Записках федералиста” Александр Гамильтон писал:

“Давайте вспомним, что выбор между миром или войной не всегда будет оставаться за нами; что как бы умерены и неамбициозны мы ни были, мы не можем полагаться на чужую умеренность, или надеяться притушить чужие амбиции”.

Таким образом, пытаясь изменить концепции, которыми в настоящее время руководствуется Советский Союз в международных отношениях, мы опять должны признать: ответ на вопрос, может ли эта цель быть достигнута мирными средствами, зависит не только от нас. Но это не служит нам оправданием, если мы не предпримем такой попытки.

Итак, мы должны сказать, что нашей третьей целью в отношении России во время мира является создание ситуаций, которые вынудят Советское правительство признать практическую нецелесообразность действий на основе их нынешних концепций и необходимость, по крайней мере, такого внешнего поведения, как если бы эти концепции были заменены на противоположные.

Это, конечно, в основном вопрос удержания Советского Союза слабым в политическом, военном и психологическом отношении по сравнению с международными силами, находящимися вне его контроля, и поддержания со стороны некоммунистических государств высокого уровня требовательности к России в части соблюдения ею обычных международных приличий.

3. СПЕЦИФИЧНЫЕ ЦЕЛИ

Все перечисленные выше цели являются по своей природе общими. Попытка конкретизировать их завела бы нас в бесконечный лабиринт формальных классификаций и вела бы скорее к путанице, нежели ясности. Поэтому здесь не будет сделано никаких попыток сформулировать возможные пути конкретной реализации этих целей. Множество таких путей само легко возникнет перед каждым, кто задумается над интерпретацией общих целей, применительно к практической политике и конкретным действиям. Например, мы увидим, что основным фактором в достижении всех целей без исключения явилась бы степень проникновения за железный занавес или же степень его разрушения.

Однако вопрос о конкретной интерпретации может быть существенно прояснен кратким рассмотрением обратной стороны картины: иными словами, рассмотрением того, в чем наши цели не состоят.

Во-первых, нашей основной целью в мирное время не является переход в такую стадию, при которой война становится неизбежной. Мы не исключаем возможности, что наши общие задачи в отношении России могут быть успешно решены без войны. Мы вынуждены признавать возможность войны в любой момент, как логично вытекающую из нынешнего характера советских лидеров, и мы должны реалистично готовиться к этому.

Но было бы неправильно считать, что наша политика основана на предположении о неизбежности войны и ограничена подготовкой к вооруженному конфликту. Это не так. В настоящее время, в отсутствие войны, автоматически навязанной чужими действиями, наше дело заключается в том, чтобы отыскать средства для решения наших задач, самим к войне не прибегая. Подготовка к возможной войне подразумевается, но мы рассматриваем ее только, как дополнительную предосторожность, а не основной элемент политики. Мы все еще надеемся и пытаемся решить наши задачи в рамках мира. Если бы в некоторый момент мы пришли к выводу (это не исключается), что такой подход невозможен и что отношения между коммунистическими и некоммунистическими мирами не могут продолжаться без решительного военного конфликта, тогда следовало бы пересмотреть саму основу данного документа, и наши цели мирного времени, в том виде, как они здесь представлены, следовало бы коренным образом изменить.

Во-вторых, в мирное время нашей целью не является свержение советского правительства. Мы признаем, что стремимся к созданию таких обстоятельств и ситуаций, которые было бы затруднительно переварить нынешним советским лидерам и которые им не понравятся. Возможно, что перед лицом таких обстоятельств и ситуаций они не сумеют сохранить свою власть в России. Но следует подчеркнуть: это их дело, а не наше. Настоящий документ не подразумевает никаких суждений по поводу того, способно ли советское правительство вести себя относительно умеренно и прилично во внешних делах и при этом сохранять свою власть внутри России. Если ситуации, соответствующие нашими целями в мирное время, действительно возникнут, если они окажутся несовместимыми с внутренним удержанием советской власти и вынудят советское правительство уйти со сцены, мы будем рассматривать такое развитие без сожаления, но не примем на себя ответственность за то, что добивались или вызвали его.

V. Решение наших основных задач во время войны

В этом разделе рассмотрены наши цели в отношении России в случае, если между Соединенными Штатами и СССР возникнет состояние войны. Здесь предполагается выяснить, что именно мы могли бы считать благоприятным исходом наших военных операций.

1. О НЕВОЗМОЖНОМ

Перед обсуждением того, что могло бы явиться достижимой целью в войне с Россией, сначала выясним для самих себя, чего мы не можем надеяться достичь.

Прежде всего, мы должны исходить из того, что для нас будет невыгодно, да и практически неосуществимо оккупировать и поставить под контроль нашей военной администрации всю территорию Советского Союза. Это следует из размеров территории, количества населения, разницы в языке и обычаях, отличающих местное население от нас, а также минимальной вероятности обнаружить какую-то подходящую местную структуру власти, при помощи которой мы могли бы действовать.

Затем, признав это обстоятельство, мы должны признать маловероятным, что советские лидеры пойдут на безоговорочную капитуляцию. Возможно, Советская власть распадется под тяжестью безуспешной войны, как это произошло с царским режимом во время Первой мировой. Но даже это маловероятно. А если она не распадется сама, мы не можем быть уверены, что сумеем устранить ее какими-то средствами без чрезвычайных военных усилий, направленных на установление контроля над всей Россией. Мы имеем перед собой опыт нацистов как пример упорства и стойкости, с которыми безжалостные диктаторские режимы могут удерживать внутреннюю власть даже на территории, постоянно сокращающейся в результате военных действий. Советские лидеры были бы способны на заключение компромиссного мира, даже очень неблагоприятного для них, из-за собственных интересов. Но маловероятно, что они согласятся на что-то подобное безоговорочной капитуляции, которая отдала бы их в полное распоряжение враждебной власти. Вместо этого они, скорее всего, отступят в самую отдаленную сибирскую деревню и окончательно погибнут, подобно Гитлеру, под вражеским огнем.

Есть очень высокая вероятность того, что если мы максимально, в рамках наших военных возможностей, позаботимся о том, чтобы не возбуждать враждебного отношения между советскими людьми и военной полицией, чинящей непривычные им лишения и жестокости, то в ходе войны мог бы начаться расширяющийся распад Советской власти, который с нашей точки зрения был бы благоприятным процессом. С нашей стороны, разумеется, было бы совершенно справедливо способствовать такому распаду всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами. Это, однако, не означает, что мы могли бы гарантировать полное падение советского режима в смысле ликвидации его власти на всей нынешней территории Советского Союза.

Независимо от того, сохранится или нет советская власть где-либо на нынешней советской территории, мы не можем быть уверены, что среди российского народа найдется какая-то другая группа политических лидеров, которые окажутся полностью “демократичными” в нашем понимании этого слова.

Хотя в России и были моменты либерализма, понятия демократии не знакомы огромным массам российских людей, а в особенности тем из них, кто по своему темпераменту склонен к управленческой деятельности. В настоящее время существует ряд интересных и влиятельных российских политических группировок среди российских изгнанников, которые в той или иной степени приобщились к принципам либерализма, и любая из них была бы, возможно, с нашей точки зрения, лучшим руководителем России, нежели советское правительство. Но никто не знает, насколько либеральными окажутся эти группы, придя однажды к власти, или смогут ли они сохранить свою власть среди российского народа, не прибегая к методам полицейского насилия и террора. Действия людей, находящихся у власти, часто гораздо сильнее зависят от обстоятельств, в которых им приходится осуществлять свою власть, нежели от идей и принципов, воодушевлявших их в оппозиции. После передачи правительственной власти любой российской группе мы никогда не сможем быть уверены, что эта власть будет осуществляться способом, который одобрил бы наш собственный народ. Таким образом, делая такой выбор, мы всегда будем полагаться на случай и брать на себя ответственность, которую нельзя с честью нести.

В конце концов, мы не можем надеяться в действительности привить наши понятия о демократии за короткий промежуток времени какой-то группе российских лидеров. В дальней перспективе политическая психология любого режима, приемлемо ответственного перед волей народа, должна быть психологией самого народа. Но наш опыт в Германии и Японии наглядно показал, что психология и мировоззрение великого народа не могут быть изменены за короткий промежуток времени простым диктатом или предписаниями иностранной власти, даже следующими за тотальным поражением и подчинением. Такое изменение может стать только следствием органичного политического опыта самого этого народа. Лучшее, что одна страна может сделать для привнесения изменений такого рода в другую страну – это изменить внешние условия, в которых существует рассматриваемый народ, и предоставить ему реагировать на эти условия по-своему.

Все вышеизложенное указывает на то, что мы не можем надеяться в результате успешных военных операций в России создать там власть, полностью подчиненную нашей воле или полностью выражающую наши политические идеалы. Мы должны признать, что с высокой вероятностью нам придется в той или иной степени продолжать иметь дело с российскими властями, которых мы не будем полностью одобрять, которые будут иметь цели, отличные от наших, и чьи взгляды и намерения мы будем обязаны принимать во внимание, нравятся они нам или нет. Иными словами, мы не можем надеяться достичь какого-то тотального навязывания нашей воли на российской территории, подобно тому, как мы пытались проделать это в Германии и Японии. Мы должны признать, что какого бы решения мы в конечном итоге не добились, это должно быть политическое решение, достигнутое в результате политических переговоров.

Вот и все, что следует сказать о невозможном. Теперь о том, какие цели возможны и желательны в случае войны с Россией? Они, как и цели мира, должны логично вытекать из основных задач, сформулированных в разделе III.

2. СОКРАЩЕНИЕ СОВЕТСКОЙ МОЩИ

Первая из наших военных целей естественно должна заключаться в ликвидации российского военного влияния и господства в любых районах, прилегающих к российскому государству, но находящихся за его пределами.

Очевидно, что успешное ведение войны с нашей стороны автоматически приведет к достижению этого эффекта для большей части, или даже для всей зоны сателлитов. Успешные военные удары по советским силам, вероятно, настолько подорвут власть коммунистических режимов восточноевропейских стран, что большинство из них окажутся свергнутыми. Могут сохраниться гнезда в форме политического титоизма, то есть остаточные коммунистические режимы чисто национального локального типа. Таким мы, вероятно, могли бы позволить продолжить существование. Без поддержки и мощи России они со временем наверняка либо исчезнут, либо эволюционируют в нормальные национальные режимы с не большими и не меньшими проявлениями шовинизма и экстремизма, что вообще характерно для сильных национальных правительств этого региона. Нам, конечно, следует настаивать на прекращении любых формальных следов чрезмерного влияния России в этой зоне, таких как союзнические договоры и т. п.

Кроме того, мы опять сталкиваемся с вопросом, до какой степени мы могли бы стремиться к изменению советских границ в результате успешных военных действий с нашей стороны. Мы должны ясно осознать тот факт, что в настоящее время мы не можем ответить на этот вопрос. Ответ почти полностью зависит от типа режима, который в итоге военных действий останется на этой территории. Если этот режим будет иметь, по крайней мере, достаточно благоприятные перспективы соблюдения либерализма во внутренних делах, и умеренности во внешней политике, то можно было бы оставить под его властью большинство, если не все территории, приобретенные Советским Союзом в последней войне. Если же, что более вероятно, будет трудно полагаться на либерализм и умеренность послевоенных российских властей, то может потребоваться более значительное изменение этих границ. Следует просто отметить, что этот вопрос остается открытым до тех пор, пока развитие военных и политических событий в России полностью не прояснит характер послевоенных рамок, в которых мы будем вынуждены действовать.

Далее перед нами стоит вопрос о советском мифе и об идеологическом влиянии, которое советское правительство сейчас старается распространить на людей за пределами зоны сателлитов. В первую очередь все конечно будет зависеть от того, сохранит или нет нынешняя всесоюзная коммунистическая партия свою власть на какой-либо части нынешней советской территории по окончании следующей войны. Мы уже видели, что не способны контролировать это обстоятельство. Если коммунистическая власть исчезнет, вопрос разрешится сам собой. Однако следует иметь в виду, что в любом случае неудачный, с советской точки зрения, ход самой войны, возможно, явится решающим ударом по этой форме распространения советской власти и влияния.

Но как бы то ни было, мы не должны ничего оставлять случаю и естественно считать, что одной из наших основных военных целей по отношению к России является полный демонтаж той структуры отношений, при помощи которой лидеры Всесоюзной коммунистической партии способны осуществлять моральное и дисциплинарное воздействие на отдельных граждан или группы граждан стран, не находящихся под коммунистическим управлением.

3. ИЗМЕНЕНИЕ РОССИЙСКИХ КОНЦЕПЦИЙ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Нашей следующей проблемой снова оказывается проблема политики, которой русские будут руководствоваться после войны. Каким образом мы можем гарантировать, что российская политика будет настолько, насколько возможно, соответствовать нашим желаниям? Это коренной вопрос наших военных целей в отношении России, и никакое внимание, уделенное ему, не может оказаться чрезмерным.

Прежде всего, это проблема будущего советской власти, то есть власти Коммунистической партии Советского Союза. Это крайне сложный вопрос. На него нет простого ответа. Мы видели, что хотя мы хотим и даже стремимся к полному распаду и исчезновению советской власти, мы не можем быть уверены в полном достижении такого результата. Таким образом, мы можем рассматривать это как максимальную, но не как минимальную цель.

Тогда, допуская, что по завершении военных действий, мы сочтем целесообразным мириться с существованием советской власти на части советской территории, каково должно быть наше отношение к ней? Согласимся ли мы вообще иметь с ней дело? А если да, то на каких условиях?

Прежде всего, мы можем заведомо принять, что не будем готовы заключить полномасштабное мирное соглашение и возобновить регулярные дипломатические отношения ни с каким режимом в России, в котором будет доминировать кто-либо из нынешних советских лидеров, либо лиц, разделяющих их образ мыслей. За прошедшие пятнадцать лет мы приобрели достаточно плачевный опыт, пытаясь вести себя так, как будто бы с подобным режимом возможны нормальные отношения, и если теперь мы будем вынуждены прибегнуть к войне для защиты себя от последствий его действий и политики, наша общественность едва ли будет в состоянии простить советским лидерам такое развитие событий или одобрит попытки нормального сотрудничества с ними.

Но с другой стороны, если бы коммунистический режим сохранился на какой-то части советской территории после завершения военных действий, мы не могли бы позволить себе полностью его игнорировать. Он не смог бы перестать быть, если только позволят его внутренние возможности, потенциальной угрозой миру и стабильности самой России и всего мира. Самое меньшее, что мы могли бы сделать, это убедиться, что его возможности нанесения ущерба столь ограничены, что не могут причинить серьезного вреда, и что мы сами, или дружественные нам силы, сумеем восстановить необходимый контроль.

Для этого, вероятно, потребуется применение двух мер. Первая – действенное физическое ограничение способности такого остаточного советского режима начать войну или угрожать и запугивать другие народы или российские режимы. Если военные действия приведут к резкому сокращению территории, над которой коммунисты удерживают власть, то такое сокращение должно в первую очередь отсечь их от ключевых военно-промышленных структур Советского Союза, тогда такое физическое ограничение осуществится автоматически.

Если территория под их контролем не будет существенно сокращена, тот же результат может быть получен обширными разрушениями важных промышленных и экономических объектов с воздуха. Возможно потребуются оба эти средства. Как бы то ни было, мы можем определенно заключить, что мы не можем считать наши военные действия успешными, если они оставят под контролем коммунистического режима часть нынешнего военно-промышленного потенциала Советского Союза, достаточную для того, чтобы позволить развязать войну, с шансами на успех с любым из соседних государств, или с любой конкурирующей властью, которая может быть установлена на традиционной российской территории.

Вторая мера, которая потребуется, если советская власть сохранится на традиционной российской территории, вероятно, будет состоять в неких условиях, оговаривающих по крайней мере ее военные отношения с нами и окружающими властями. Иными словами, от нас может потребоваться заключение какого-то договора с таким режимом. Сейчас это может представляться нам нежелательным, но вполне может оказаться, что наши интересы лучше будут защищены таким договором, нежели глобальными усилиями, которые потребуются для полной ликвидации советской власти.

Можно смело утверждать, что эти условия для рассматриваемого коммунистического режима должны быть тяжелыми и унизительными. Это может быть нечто типа Брест-Литовского договора 1918 г.², который в связи с этим заслуживает внимательного изучения. Тот факт, что немцы пошли на такой договор, не означал, что они действительно соглашались с сохранением советского режима. Они рассматривали договор как способ немедленно сделать советский режим безопасным для них и поставить его в неблагоприятное положение перед лицом проблемы выживания. Русские понимали, что цель немцев была именно в этом. Они согласились на договор только с огромным нежеланием и намерением нарушить его при первой же возможности. Но немецкое превосходство в силах было реальным, а немецкие расчеты реалистичными. Если бы Германия не потерпела поражения на западе вскоре после заключения Брест-Литовского соглашения, трудно предполагать, что советское правительство оказалось бы способным серьезно противодействовать германским намерениям по отношению к России. Возможно, именно в этом направлении необходимо действовать и нашему правительству по отношению к советскому режиму на последних стадиях вооруженного конфликта.

Невозможно предсказать, какого рода должны быть эти условия. Чем меньше территория, остающаяся в распоряжении такого режима, тем проще навязать ему условия, удовлетворяющие нашим интересам. В худшем случае при сохранении советской власти на всей или почти всей нынешней советской территории, нам следует потребовать:

а) прямых военных уступок (сдача вооружений, эвакуация ключевых районов и т. п.), обеспечивающих гарантии военной беспомощности на продолжительное время;

б) условий, обеспечивающих значительную экономическую зависимость от внешнего мира;

в) условий, гарантирующих необходимую свободу либо федеративный статус национальным меньшинствам (нам следует, как минимум, настаивать на полном освобождении прибалтийских государств и на предоставлении федеративного статуса Украине, который предоставил бы местным украинским властям большую степень автономии);

г) условий, гарантирующих устранение железного занавеса, обеспечивающих свободный поток идей извне и установление значительных личных контактов между людьми в зоне советской власти и вне ее.

Таковы наши цели по отношению к любым остаткам советской власти. Остается вопрос, каковы наши цели по отношению к любой некоммунистической власти, которая может быть установлена на части или на всей российской территории вследствие войны.

Прежде всего, следует сказать, что независимо от идеологического базиса любой такой некоммунистической власти и независимо от степени, в которой она может быть готова приобщиться к идеалам демократии и либерализма, мы должны проследить, чтобы тем или иным способом было бы гарантировано достижение основных целей, вытекающих из вышеизложенных требований. Другими словами, мы должны обеспечить автоматически гарантии того, что даже некоммунистический и номинально дружественный нам режим:

а) не будет обладать большой военной мощью;

б) будет экономически сильно зависим от окружающего мира;

в) не будет обладать слишком большой властью над национальными меньшинствами;

г) не установит ничего, напоминающего железный занавес в отношение контактов с окружающим миром.

В случае режима, относящегося враждебно к коммунистам и дружественно к нам, мы, несомненно, должны позаботиться о том, чтобы способ, которым будут обеспечены эти условия, не был бы обидным или унизительным. Но мы должны проследить за тем, чтобы тем или иным способом обеспечить эти условия для защиты наших интересов и интересов мира во всем мире.

Таким образом, мы можем смело утверждать, что в случае войны с Советским Союзом наша цель – проследить за тем, чтобы после окончания войны никакому режиму на российской территории не было позволено:

а) сохранять военные силы в количестве, способном представлять угрозу любому соседнему государству;

б) пользоваться такой степенью экономической автаркии, которая позволила бы осуществить восстановление экономического базиса такой военной мощи без содействия западного мира;

в) отказывать в автономии и самоуправлении основным национальным меньшинствам;

г) сохранить нечто, напоминающее нынешний железный занавес.

Если эти условия гарантированы, нас устроит любая политическая ситуация, возникшая после войны. Мы будем в безопасности независимо от того, сохранится ли советское правительство на всей российской территории, или только на небольшой части этой территории или же исчезнет вообще. И мы будем в безопасности, даже если первоначальный демократический энтузиазм нового режима окажется кратковременным и сменится тенденцией постепенной замены асоциальными концепциями международных отношений, на которых воспитано нынешнее советское поколение.

Все вышеизложенное является описанием наших военных целей в том случае, если политические процессы в России пойдут своим путем в условиях войны, и мы не будем обязаны принимать на себя существенной ответственности за политическое будущее страны. Но следует также рассмотреть ситуацию, которая сложится, если советская власть распадется настолько быстро и настолько радикально, что страна окажется в состоянии хаоса, и это обяжет нас как победителей, делать политический выбор и принимать решения, которые должны будут сформировать политическое будущее страны. В этом случае необходимо рассмотреть три основных вопроса.

4. РАЗДЕЛЕНИЕ ИЛИ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЕДИНСТВО

Прежде всего, желательно ли в этом случае, чтобы нынешние территории Советского Союза оставались объединены одним режимом или же желательно их разделение? И если желательно оставить их едиными, по крайней мере, в значительной степени, какую степень федерализма должно соблюдать российское правительство? Как быть с основными национальными меньшинствами, в частности с Украиной?

Мы уже отметили проблему прибалтийских государств. После следующей войны прибалтийские государства не должны оставаться под какой-либо коммунистической властью. Если же территория, прилегающая к прибалтийским государствам, будет контролироваться российской властью, не являющейся коммунистической, мы должны будем руководствоваться волей прибалтийских народов и степенью умеренности, которую российская власть будет склонна проявлять по отношению к ним.

В случае с Украиной проблема совсем иная. Украинцы – наиболее развитый из народов, находящихся под управлением России в настоящее время. В целом они обижены российским господством; их националистические организации за рубежом активны, к ним прислушиваются. Было бы легко прийти к выводу, что они должны получить, наконец, свободу от российского управления и реализоваться в качестве независимого государства.

Мы должны быть очень осторожны с таким выводом. Сама простота делает его непригодным в условиях восточноевропейской реальности.

Действительно, украинцы были несчастны под управлением России, и необходимо что-то предпринять для защиты их положения в будущем. Но есть ряд существенных нюансов, которые нельзя упускать из виду. Пока украинцы были важным и существенным элементом Российской империи, они не проявили никаких признаков “нации”, способной успешно и ответственно нести бремя независимости перед лицом сильнейшего российского противодействия. Украина не является четко определенным этническим или географическим понятием. В целом население Украины изначально образовалось в основном из беженцев от русского и польского деспотизма и трудноразличимо в тени русской или польской национальности. Нет четкой разделительной линии между Россией и Украиной, и установить ее затруднительно. Города на украинской территории были в основном русскими и еврейскими. Реальной основой “украинизма” являются “отличия” специфического крестьянского диалекта и небольшая разница в обычаях и фольклоре между районами страны. Наблюдаемая политическая агитация – это в основном дело нескольких романтично настроенных интеллектуалов, которые имеют мало представления об ответственности государственного управления.

Экономика Украины неразрывно сплетена с экономикой России в единое целое. Никогда не было никакого экономического разделения с тех пор, когда территория была отвоевана у кочевых татар и стала осваиваться оседлым населением. Попытка оторвать ее от российской экономики и сформировать нечто самостоятельное была бы столь же искусственной и разрушительной, как попытка отделить зерновой пояс, включая Великие Озера, от экономики Соединенных Штатов.

Более того, народ, говорящий на украинском диалекте, как и народ, говорящий на белорусском диалекте, расколот по признаку, который в Восточной Европе всегда являлся подлинным признаком национальности: а именно религией. Если по Украине и может быть проведена какая-то реальная граница, логично чтобы это была граница между районами, традиционно тяготеющими к Восточной Церкви и районами, тяготеющими к Римской Церкви.

Наконец, мы не можем оставаться безучастными к чувствам самих великороссов. Они были самым сильным национальным элементом Российской империи, сейчас они являются таковым в Советском Союзе. Они останутся самым сильным национальным элементом на этом пространстве при любом своем статусе. Долгосрочная политика США должна основываться на их признании и их сотрудничестве. Украинская территория настолько же является частью их национального наследства, насколько Средний Запад является частью нашего, и они осознают этот факт. Решение, которое попытается полностью отделить Украину от остальной части России, связано с навлечением на себя неодобрения и сопротивления с ее стороны, и, как показывает анализ, может поддерживаться только силой. Существует реальная вероятность того, что великороссов можно убедить смириться с возвращением независимости прибалтийским государствам. Они мирились со свободой этих территорий от России в течение длительного периода в прошлом, и они признают, если не разумом, то подсознательно, что эти народы способны к независимости. По отношению к украинцам дело обстоит иначе. Они слишком близки к русским, чтобы суметь успешно самостоятельно организоваться во что-то совершенно отличное. Лучше или хуже, но они будут строить свою судьбу в виде какой-то особой связи с великорусским народом.

Кажется очевидным, что лучшим видом такой связи будет федерация, при которой Украина будет пользоваться значительной степенью политической и культурной автономии, но не будет независимой в экономическом или военном отношении. Такие отношения полностью удовлетворят требования самих великороссов и, по-видимому, соответствуют тем рамкам, которыми должны ограничиваться задачи США по отношению к Украине.

Следует заметить, что этот вопрос имеет значение не только для отдаленного будущего. Украинские и великорусские элементы среди эмигрантских оппозиционных групп уже энергично соперничают за поддержку США. То, как мы будем воспринимать их конкурирующие претензии, может оказать важное влияние на развитие и успех движения за политическую свободу среди русских. Поэтому существенно, чтобы мы приняли решение сейчас и твердо его придерживались. И это решение должно быть не пророссийским и не проукраинским, а признающим географические и экономические реальности и требующим для украинцев подобающего и приемлемого места в семье традиционной русской империи, неотъемлемую часть которой они составляют.

Следует добавить, что хотя, как утверждается выше, мы не склонны поощрять украинский сепаратизм, тем не менее, если без нашего участия на территории Украины возникнет независимый режим, мы не должны прямо противодействовать этому. Поступить так означало бы принять на себя нежелательную ответственность за внутрироссийское развитие. Такой режим будет постоянно подвергаться проверкам на прочность со стороны России. Если он сумеет успешно сохраниться, это означает, что вышеприведенный анализ не верен, и что Украина имеет способность и моральное право на независимый статус. Наша политика, прежде всего, должна быть направлена на сохранение внешнего нейтралитета, поскольку наши интересы – военные или иные – не будут затронуты непосредственно. И только если станет ясно, что ситуация заходит в нежелательный тупик, мы будем содействовать отходу от движения к разумному федерализму. То же самое применимо к любым усилиям по достижению независимого статуса другими российскими меньшинствами. Маловероятно, что какое-либо из этих меньшинств сможет успешно поддерживать реальную независимость длительное время. Однако если они попытаются (а вполне возможно, что кавказские меньшинства сделают такую попытку), наше отношение должно быть тем же самым, что и по отношению к Украине. Мы должны внимательно следить за тем, чтобы не становиться в позицию открытого противодействия таким попыткам, что вызвало бы окончательную утрату симпатий этих меньшинств. С другой стороны, мы не должны связывать себя поддержкой такой их линии поведения, которая в дальнейшем, вероятно, может быть сохранена только при нашей военной помощи.

5. ВЫБОР НОВОЙ ПРАВЯЩЕЙ ГРУППЫ

В случае распада советской власти мы, несомненно, столкнемся с необходимостью поддержки некоторых политических элементов из числа нынешних многочисленных конкурирующих российских оппозиционных группировок. Нам будет практически невозможно избежать действий, более выгодных для той или иной из этих группировок по сравнению с их соперниками. Но очень многое будет зависеть от нас и от тех концепций, которые мы стараемся реализовать.

Мы уже видели, что среди существующих и потенциальных оппозиционных групп нет таких, которых мы желали бы полностью поддерживать и за чьи действия в случае их прихода к власти в России хотели бы нести ответственность.

С другой стороны, мы должны ожидать, что разные группы предпримут энергичные усилия, чтобы заставить нас вмешаться во внутренние дела России, что угрожает связать нас серьезными обязательствами и сделает возможным политическим группам в России продолжать требовать нашей поддержки. В свете этих фактов очевидно, что мы должны предпринять определенные усилия, чтобы избежать принятия на себя ответственности за решение, кто будет управлять Россией после распада советского режима. Оптимальным было бы позволить всем изгнанным элементам вернуться в Россию настолько быстро, насколько возможно, и проследить, насколько это от нас зависит, за тем, чтобы всем им были бы даны примерно равные возможности заявить о своих претензиях на власть. Наша основная позиция должна состоять в том, что в конечном итоге русский народ должен будет сделать свой собственный выбор, и мы не намерены оказывать влияние на этот выбор. Поэтому мы должны избегать приобретать протеже и обязаны следить за тем, чтобы все конкурирующие группы получили средства для изложения своих взглядов российскому народу через средства массовой информации. Между этими группировками возможны случаи насилия. Даже при этом мы не должны вмешиваться, если не будут затронуты наши военные интересы или если со стороны одной из групп не будет предпринята попытка утвердить свою власть крупномасштабными варварскими репрессиями тоталитарного типа, применяемыми не только к противостоящим политическим лидерам, но и к массам населения.

6. ПРОБЛЕМА “ДЕКОММУНИЗАЦИИ”

На любой территории, освобожденной от советского управления, мы столкнемся с человеческими остатками советского аппарата власти.

Вероятно, что в случае упорядоченного отвода войск с нынешней советской территории местный аппарат коммунистической партии уйдет в подполье, как он проделал это в районах, захваченных немцами во время последней войны. Затем он снова всплывет в виде партизанских групп и отрядов. На этой стадии проблема обращения с ним будет относительно простой; нам нужно лишь предоставить необходимое вооружение и военную поддержку любой некоммунистической власти, способной контролировать район, и разрешить этой власти обращаться с коммунистическими бандами в соответствии с традиционными методами российской гражданской войны.

Более сложную проблему будут представлять собой рядовые члены компартии или госаппарата, которые будут разоблачены и арестованы, либо которые сдадутся на милость наших сил или любой российской власти, существующей на территории.

Здесь мы снова должны избегать брать на себя ответственность за распоряжение судьбой этих людей или за отдачу прямых приказов местным властям по этому поводу. Мы должны иметь право настаивать на их разоружении и их недопущении на руководящие позиции в правительстве, пока они не предоставят ясных свидетельств искреннего пересмотра своих взглядов. Однако в основном это должно оставаться проблемой любой российской власти, заменившей коммунистический режим. Мы можем быть уверены, что такая власть будет более, чем мы, способна судить об опасности, которую такие экс-коммунисты представляют для нового режима, и обойтись с ними таким образом, чтобы предотвратить возможный вред от них в будущем. Наша основная забота – следить за тем, чтобы никакой коммунистический режим, подобный нынешнему, не был восстановлен на территориях, которые мы уже освободили и которые, как мы решили, должны оставаться свободными от коммунистического контроля. Сверх этого мы должны быть очень осторожными, чтобы не оказаться впутанными в проблему “декоммунизации”.

Основная причина этого в том, что политические процессы в России странные и загадочные. В них нет ничего простого и ничего не гарантировано. Очень редко, если вообще когда-нибудь, белое четко отличается от черного. Нынешний коммунистический аппарат власти вероятно включает большую долю тех лиц, которые по своей подготовке и склонностям подходят к участию в процессах управления. Любой новый режим, вероятно, будет вынужден использовать службу многих из этих людей для того, чтобы вообще иметь возможность управлять. Более того, мы не способны вникнуть в каждом индивидуальном случае в мотивы, которые привели человека в России к участию в коммунистическом движении. Мы также не в состоянии понять, до какой степени такое участие явится в ретроспективе дискредитирующим или преступным в глазах других россиян. Для нас было бы опасно действовать на основе любых фиксированных предположений по этим поводам. Мы должны всегда помнить, что преследования со стороны иностранного правительства неизбежно делает мучеников из таких людей, которые при других обстоятельствах сделались бы только объектом насмешек.

Поэтому мы должны быть мудрее, и на территориях, освобожденных от коммунистического контроля, ограничиться наблюдением за тем, чтобы экс-коммунисты не получили возможности реорганизоваться в вооруженные группы, претендующие на политическую власть, и чтобы местные некоммунистические власти получили достаточно вооружения и поддержки в связи с любыми мерами, которые они пожелают предпринять в этом отношении.

Таким образом, мы можем сказать, что не ставим целью осуществления нашими собственными силами на территории, освобожденной от коммунистической власти, какой-то крупномасштабной программы декоммунизации, и что в целом нам следует оставить эту проблему любой местной власти, которая сможет заменить советское руководство.

СИОНИСТСКИЙ ПРОЕКТ

Раввин Менахем Мендел ШНЕЕРСОН
(газета “Славянин”, № 4(32), 2001 г.)

1.

Наша специальная тактика борьбы с красно-коричневыми (а все славяне – красно-коричневые), в силу своей замкнутости является Тайным Знанием. Главное острие борьбы мы направим против славянства, кроме отщепенцев, породнившихся с евреями одними интересами. Правда, этих “породнившихся” мы потом, после использования их в своих целях, изымем из нашего общества. Славянство, а среди них русские, – самый непокорный народ в мире. Непокорный он в силу склада своих психических и умственных способностей, заложенных многими поколениями предков, генов, которые не поддаются переделке. Славянина, русского, можно уничтожить, но никогда нельзя покорить. Вот почему это семя подлежит ликвидации, а на первых порах – резкому сокращению в своей численности.

2.

Наши методы борьбы будут отнюдь не военные, а идеологические и экономические с применением силовых структур, оснащенных самыми современными видами вооружения для физического подавления бунтующих с еще большей жестокостью, чем это было сделано в октябре 1993 г. при расстреле Верховного Совета России. Прежде всего, мы расчленим все славянские народы (их 300 миллионов, половина – русских) на маленькие ослабленные страны с прерванными связями. Здесь мы будем пользоваться нашим старым методом: РАЗДЕЛЯЙ И ВЛАСТВУЙ. Постараемся эти страны стравить между собой. Втянуть их в междоусобные войны с целью взаимоуничтожения.

Украинец будет думать, что борется против экспансионистской России, борется за свою самостоятельность, будет думать, что, наконец, обрел свою свободу, в то время, как полностью попадает в зависимость от нас. То же самое будут считать и русские, будто отстаивают они свои национальные интересы, возвращают “незаконно” отобранные у них земли и прочее. Все это мы будем делать под предлогом разных суверенитетов, борьбы за свои национальные идеалы. В то время мы не дадим ни одной из сторон самоопределиться на основе национальных ценностей и традиций. В этой войне дураков славянское быдло будет ослаблять себя и укреплять нас, главных дирижеров смуты, якобы стоящих в стороне и не только не участвующих в кровавых событиях, но и не вмешивающихся в них. Более того, мы полностью обезопасим себя. В сознание славян-профанов (непосвященных) мы заложим такие стереотипы мышления, при которых самым страшным словом станет “антисемит”. Слово “еврей” будут произносить шепотом.

Несколькими процессами (вроде суда над антисемитом Осташвили с последующим его уничтожением) и другими методами (радио, телевидение – устрашающие фильмы, вроде отмщение израильской сверхразведки Моссад за убийства евреев) запугаем быдло настолько, что ни у одного еврея не упадет с головы ни единый волос в то время, как славян будут отстреливать пачками, уничтожать тысячами – на границах, где евреи не служат, в миротворческих силах, терроризмом, заказными и уголовными убийствами.

3.

Тупой славянский этнос не понимает, что самые страшные фашисты – это те, кто никогда, нигде вслух об этом не говорит, а организует все якобы по самым демократическим нормам (как президентские выборы в марте). Наоборот, мы сделаем само слово “фашист” бранным. Этого ярлыка будет бояться каждый, на кого мы навесим его. Мы очень хорошо знаем, что национализм укрепляет нацию, делает её сильной. Лозунг “интернационализма” устарел и уже не работает так, как прежде, мы его заменим “общечеловеческими ценностями”, что одно и то же. Мы не дадим подняться ни одному национализму, а те националистические движения, которые стремятся вывести народ из-под нашего диктата, мы уничтожим огнем и мечом, как что делается в Грузии, Армении, Сербии. Зато мы обеспечим полное процветание нашему национализму – сионизму, а точнее: еврейскому фашизму, который в своей скрытности и мощности является сверхфашизмом. Не зря Генеральная Ассамблея ООН в 1975 г. приняла резолюцию, в которой определила сионизм, как самую отъявленную “форму расизма и расовой дискриминации”, но в силу нашего победного шествия на всей планете в 1992 г. отменила это решение. Этот международный орган мы сделали оружием наших устремлений по захвату власти над “всеми царствами и народами”.

4.

Многочисленную популяцию славян мы лишим национальной элиты, которая и определяет развитие событий, прогресса страны. И, в конечном счёте, весь ход истории. Для этого мы понизим их образовательный уровень – уже в ближайшие пять лет мы закроем половину их институтов, а в другой половине будем учиться мы. Пустим туда еще армян, чеченцев, цыган и т.п. Мы будем добиваться того, чтобы в правительствах славянских стран было как можно меньше представителей коренных народов, которые будут заменены нашей еврейской элитой. В средствах массовой информации – на радио, телевидении, печати, в искусстве, литературе, театре, кино мы постепенно вытесним национальные кадры, заменив их нашими или на крайний случай, космополитическими.

Будет проведена гуманизация образования, в результате чего предметы, структурирующие мышление левого и правого полушария мозга, будут уменьшены и деструктированы:

а) язык и литература;

б) физика и математика.

Об истории говорить нечего. Мы дадим быдлу свой взгляд на историю, где покажем, что вся человеческая эволюция двигалась к признанию богоизбранной нации иудеев властелинами над всем миром. Взамен же национальных ценностей дадим вам патриотизм балалайки и пьяных слез. И здесь наша цель состоит в том, чтобы заменить красно-коричневую элиту нашей.

Мы не допустим в этих странах развития науки. А ядро ученых (Академия наук) будет состоять из наших людей. Мы не допустим никаких высоких технологий, что приведет к полному упадку промышленности, которую сузим до производства предметов первой необходимости для ограниченного контингента рабов, добывающих нам сырье. Среди горожан много инженеров, квалифицированных рабочих, учителей. Мы создадим им такие условия выживания (без места работы, высокая квартплата, плата за коммунальные услуги, проезд), что они будут сами бежать, как сейчас бегут русские из стран СНГ, в глухие села севера, где им покажется прожить легче, что на самом деле будет тоже обманом.

Разложите молодежь – и вы победите нацию! Это наш девиз. Мы лишим ваше общество молодежи, растлив её сексом, роком, насилием, алкоголем, курением, наркотиками, то есть лишим ваше общество будущего. Мы ударим по семье, разрушая её, сократим деторождение. Гитлер был глупым мальчиком. Он действовал напрямую, открыто. И пришлось выполнять неимоверно большую работу – миллионы сжечь, расстрелять, закопать и т.п. Он оставил кровавые следы. Мы действуем более хитро: у нас не будет следов. Сократить деторождение хотя бы наполовину – это уничтожить в год 2–3 миллиона русских без всяких физических затрат. Не надо печей, патронов, могил. И нет следов. Не родился. Нет и виновных. Создадим для преступников условия жизни лучше, чем для рабочего быдла, из тюрем будем выпускать уголовников, чтобы стало больше убийств, грабежей, нестабильности. Амнистия будет касаться только воров и убийц, короче, всех, кроме осужденных по статье за “разжигание межнациональной розни”, что заменяет сейчас закон об антисемитизме. Посеем среди народа страх. Страх за жизнь, которая станет ничего не стоить, страх за рабочее место, которое каждую минуту может быть отобрано, страх за будущее ваших... Страхом и будем править.

5.

Эти грандиозные задачи будут осуществлены в несколько этапов. Уже сейчас 85% шельфа Северного Ледовитого океана оказались (широкие круги населения пока не осведомлены об этом) в наших руках, благодаря запутанным и не разъясненным народу договорам, заключенным при Горбачеве и Ельцине. Уже сейчас на землях юга России проживает полтора миллиона армян – это наш форпов. На первых порах, для обмана, мы объявим на Кубани Армянскую республику, затем, изгнав казаков, преобразуем ее в Хазарию – Израиль. Поможет нам то, что казаки постоянно пьяны, любят власть и готовы передраться друг с другом на этой почве. Правда, есть еще одна структурированная организация – православный клир. Мы зашлем туда в священники своих иудейских представителей (их там сейчас – не продохнуть – S. C.), которым по талмуду разрешается внешне выполнять ритуалы других религий, сохраняя в душе свою веру иудаизма. Остальных подкупим. А тех, кто не поддастся, – уничтожим. Больше у русских нет более-менее организованных структур, да быдло и не способно объединиться и создать их, ибо русское быдло уже спилось и деградировало и на структурирование не способно.

Всех горцев мы загоним туда, где они и должны быть – высоко в горах. Одновременно мы отрежем русских от Востока при помощи Великой Дуги. Будет создана конфедерация свободных народов “Итил – Урал”, отсекающая Урал и Сибирь от Центральной России (Коми, Коми-Пермяцкая республика, Удмуртия, великий Татарстан, Башкортостан и создаваемая по секретной договоренности с Германией Республика Немцев Поволжья). Затем дуга пройдет ниже по Калмыкии, Дагестану, Азербайджану, сомкнется с Турцией. А за Уралом – все проще: суверенные, освобожденные якобы от русского ига Саха, Чукотка, Бурятия... Мы там создадим такую невыносимую обстановку, что нацменьшинства сами попросят “западное общество” защитить их от кровавых русских колонизаторов.

Если в прошлом веке США купили у России Аляску, то в XXI в. купят полностью Сибирь. Куда войдут сибирские территории между Енисеем на западе, Северным Ледовитым океаном на севере, Тихим океаном на востоке и границей Китая, Монголии и Северной Кореи на юге. Эти земли в два раза превосходят территорию самих США. Акр земли будет куплен по цене 1000 долл., за всю же Сибирь придется заплатить 3 трлн долл. в течение 20 лет. Ежегодные выплаты составят 200 млн долл., половина из которых уйдет на закупки товаров в США.

Сибиряки никуда не денутся от того, что им придется подчиниться какому-нибудь иностранному влиянию, а США выглядит приятнее, чем азиатские соседи. В конце концов, Владивосток ближе к Лос-Анджелесу, чем к Москве...

6.

Для проведения всех этих архиважных для нас мероприятий мы под видом “демократических преобразований” дадим славянскому быдлу монархию. Каждому – марионеточного президента. И побольше блеска, шума, помпы! Монархизм хорош тем, что всю энергию масс направляет в свисток. Отвлекает от нашей тайной активной работы по структурированию населения по образцу, необходимому нам. Президент – это ширма, вроде избранная всенародно (а мы подделаем избирательные процедуры так, чтобы всё казалось законным), из-за которой мы и будем управлять всеми необходимыми процессами. Президент будет наделён неограниченными полномочиями. Путём перестановки кадров на высших постах силовых структур он во главе их поставит наших людей. Армия, МВД, ФСБ и всяческие спецназы будут напрямую подчинены президенту. А значит – нам. У нас в руках будут только веревочки, идущие к рукам президента. И мы будем дергать за эти веревочки так, как надо для осуществления грандиозного замысла покорения всех племен и царств, подчинения их нашим сверхнародом, избранным богом Израилевым.

7.

Но главное – деньги. Они делают все. Они – власть. Они – сила. У кого деньги – у того оружие. Сверхсовременное. У того наемная армия. Деньги владеют средствами массовой информации, дурачащими миллиарды людского скота. Подкупают нужных нам людей. Убирают непокорных. Бомбят сопротивляющихся фанатов – иракцев, сербов, в перспективе – русских. Всё решает капитал и захват власти. Над накоплением капитала и захватом власти мы практикуемся уже более трех тысячелетий, и никто с нами в этом деле не снокаутирует. Своих денег у вас нет. Власти тоже. Их у вас нет и не будет! Не дадим!

Мы ненавидим вас безмерно! Эта ненависть дает силы мило улыбаться вам в лицо, внедриться к вам в доверие и руководить вами, показывая “заботу” о вас и ваших детях, будущих внуках и правнуках, которые в действительности не появятся.

Вы обречены. И пока вы не поймете этой простой истины, пока будете дергаться, до тех пор вас будут бить больше, чем полагается. Будете послушными – вас останется 65–70 млн единиц, в противном случае – 40–45.

Главное сейчас – удержаться нам еще минимум 2–3 года. А потом для нас не будет уже здесь, в этой стране, никаких проблем. Мы создадим такие защитные средства, что никто из вас и не шелохнется. Всё, что будет, нам известно, контролируемо и тайно управляемо. И никто нам не в силах помешать!

Что мы сделаем:

1.

Мировые запасы промышленного сырья истощаются, и уже к началу следующего тысячелетия “западное общество” не сможет удержать свой нынешний уровень потребления без подпитки со стороны новых источников – колониальных стран – доноров. Поэтому наши устремления направлены сейчас на Россию с двуедиными целями: первая – ликвидация самой мощной и независимой империи, занимающей одну шестую часть земли. Вторая – завладение ее богатствами, которые составляют 60–70% всех мировых запасов сырья и 75–80% открытых мировых запасов нефти и газа, сосредоточенных в Сибири и на шельфе Северного Ледовитого океана.

2.

На планете идёт интенсивное потепление климата. Пустыня продвигается на север со скоростью 10 км в год, обезвоживание земли – 25 м в год. Уже сейчас древние центры мира – Афины, Рим и, главное, Иерусалим (Израиль) попадают в зону только искусственного орошения. Через 20–30 лет надо будет думать о переселении громадных масс цивилизованных народов севернее их нынешнего проживания. К тому времени на Кубани, в Ростовской области, в Украине будет изумительный субтропический климат, а в Черноземье и на севере Украины – климат сегодняшнего Предкавказья. Если вспомнить историю, то нужно признать, что эти земли – исконные земли древнеиудейской Хазарии, то есть Израиля, захваченные Киевской Русью в Х в. Славяне здесь временные гости и подлежат выселению (!!! – S. C.). Мы вёрнем эту территорию и создадим на этих благодатных землях Великую Хазарию – иудейское государство, как и 50 лет назад создали Израиль, потеснив палестинцев. Сюда переселится часть израильтян, а славянское быдло мы изгоним далеко на север, за пределы Москвы. Там будет маленькая северная территория – резервация с компактным населением, резервация, подобная индейским в Америке”.

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

Опрятный Сергей Николаевич – кандидат наук по государственному управлению, доцент, профессор кафедры государственного управления и административного менеджмента Классического приватного университета.

Опрятная Оксана Сергеевна – кандидат социологических наук, доцент кафедры социологии и социальной работы Классического приватного университета.

Научное издание

Опрятный Сергей Николаевич
Опрятная Оксана Сергеевна

КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ВЛАСТЬ
(власть идей и людей)

Монография

Редактор С.А. Козыряцкая
Технический редактор О.О. Ивченко
Дизайнер обложки А.В. Зинченко

Подписано к печати 05.04.2010.
Формат 60 84/16. Бумага офсетная. Печать ризографическая. Гарнитура Times.
Условн.-печат. лист. 13,02. Учет.-изд. лист. 11,54. Тираж 500 экз. Зак. № 79-09Н.

Издательство Классического приватного университета
Свидетельство Государственного комитета по телевидению и радиовещания Украины
об внесении субъекта издательского дела в Государственный реестр издателей,
изготовителей и распространителей издательской продукции
Серия ДК № 3321 от 25.11.2008 г.

Изготовлено на полиграфической базе Классического приватного университета
69002, г. Запорожье, ул. Жуковского, 70 б